После обсуждения в Верховной Раде и в регионах я снял такие пункты, как двухпалатный парламент, сокращение количества депутатов и принятие законов референдумами.
Александр Мороз противопоставил моему проекту свой, соавторами которого были объявлены 164 народных депутата Украины.
Разницу между двумя проектами мои оппоненты сформулировали так: оппозиция хочет усовершенствовать Конституцию 1996 года, хотя и предусматривает переход к парламентско- президентской республике. Я же, мол, желая вроде бы того же, стремлюсь не к созданию нового политического режима, а к сохранению старого.
Не знаю, насколько внимательно читали эти и другие проекты юристы и политологи, писавшие такую, с моей точки зрения, чепуху. В чем почти уверен, так это в том, что уж один-то человек не читал. Этот человек - Виктор Ющенко. Я много раз встречался и с ним, и с его соратниками: «Слушайте! Вот вы активно выступаете против моего проекта. Но я ведь вижу, что вы его не читали». Там закладывалась очень сильная модель. Президент ни в коей мере не терял своих полномочий. Он получал право роспуска парламента. За ним был весь силовой блок, Министерство иностранных дел, право назначать Генерального прокурора даже без согласования с парламентом. То же - и губернаторов. Что еще нужно главе державы?! Я говорил: «Вы бы прочитали, подумали, прежде чем подозревать президента в том, что он хочет ослабить власть своего преемника!»
Но они действовали бездумно, по принципу: раз это предлагает Кучма, мы должны быть против.
Потом появился так называемый вариант Медведчука - Симоненко. Основные положения моего варианта в нем были сохранены, но часть полномочий президента были вычеркнуты или ослаблены.
Предлагаю на досуге сравнить оба варианта (а кому нечего делать, то и три, и сколько их там было).
Я шел с открытым забралом, не играл в прятки, был откровенен. Направляя свой вариант в Верховную Раду, прямо говорил, чего хочу этим добиться: покончить с безответственностью парламента. Это был самый большой негатив, заложенный Конституцией 1996 года. Мне было важно утвердить реальную деловую взаимозависимость парламента и правительства. Чтобы было так: есть парламентское большинство, и есть правительство, созданное этим большинством. Правительство подает в парламент проекты законов. Парламентское большинство обеспечивает принятие этих проектов. Не обеспечило - коалиция разваливается. У президента появляется право роспуска парламента, так что коалиция по определению заинтересована в своей дееспособности. Ведь иначе - роспуск.
6 января
Сегодня страсти кипят, в общем, те же, что и в 2003-2004 гг., да и во все времена у всех народов. Это страсти по власти. Но конкретная обстановка уже другая. Люди могут вспомнить (положить перед собой в виде документов) то, что говорилось два-три года назад, и оценить это все с нынешней точки зрения.
Оппозиция во главе с Ющенко, Тимошенко, Морозом своего добилась - Конституция была изменена далеко не совсем так, как предлагал я, будто бы желавший только продления своего «режима» и больше ничего. И что оказалось? К чему пришли?
Взять, к примеру, пропорциональную систему. Пропорциональная выборная система по-украински - это продукт нашей незрелости. Уродливый гибрид. Я был категорически против него и подписал соответствующий закон только потому, что в пакете с ним шла политреформа. А перед тем несколько раз накладывал на этот закон вето. Закон о выборах народных депутатов на пропорциональной основе был принят 25 марта 2004 года (авторы - Николай Рудьковский, член фракции СПУ, и Юрий Ключковский, член фракции «Наша Украина»). Фракции коммунистов и социалистов заявили, что если не будет принят этот закон, то они не проголосуют за конституционную реформу. Закон установил: 1) трехпроцентный барьер для прохода партий в Верховную Раду, 2) избрание народных депутатов на пропорциональной основе в едином общенациональном избирательном округе, который разделяется на 225 территориальных избирательных округов, 3) введение закрытых партийных списков.
Страшно далеки они от народа, от настоящей демократии - так можно оценить эти пункты, если видеть нашу действительность такой, какой она есть. При отсутствии настоящих партий парламентариями становятся «темные лошадки», которых вводит туда лидер, собравший голоса не под партийную программу, а под свою персону.
Те же самые лица, что громче других обвиняли меня в «авторитаризме», проталкивали закон о пропорциональных выборах партийно-списочного образца вкупе с запретом на межфракционные миграции. Так закладывались основы для внутрипартийной диктатуры, для возникновения парламентской «семибоярщины» - когда пять-шесть партийных лидеров смогут все решать, а дело «рядового» депутата - нажимать, не рассуждая, на кнопку. Истории с изъятием у депутатов карточек для голосования всем известны.
Я опасался, что реально сложится ситуация, когда можно будет выдавать ровно столько карточек, сколько партий (блоков) пройдут в парламент, - по числу их лидеров. То, что закрытые партийные списки стимулируют торговлю местами в них, было ясно, как дважды два.
Чего в данном случае хотели коммунисты, социалисты и «нашеукраинцы» на словах? Дать толчок развитию многопартийной системы в Украине и, по возможности, ослабить «административный ресурс», то есть лишить власть возможности продвигать своих людей в мажоритарных округах. А чего они хотели на самом деле? На деле они хотели провести в парламент людей, которые никогда бы туда не попали, если бы каждый из них избирался не в толпе, не в составе списка, а сам по себе.
Я согласился на этот вариант, повторяю, потому, что в пакете с законом Рудьковского - Ключковского шла политреформа. Но меня, можно сказать, «кинули»: реформа-то шла, да не прошла.
24 декабря 2003 года за предварительное одобрение законопроекта № 4105 о внесении изменений в Конституцию (он предусматривал избрание президента парламентом в 2006 году, а в 2004 году президент должен был избираться всенародно на полтора года) проголосовали 274 народных депутата. «Нашеукраинцы» во главе с Ющенко объявили это голосование нелегитимным (голосование происходило поднятием рук - так как оппозиция блокировала трибуну и работу спикера). 3 февраля 2004 года на внеочередной сессии Верховная Рада проголосовала за постановление, которым изъяла из проекта изменений в Конституцию № 4105 норму об избрании президента парламентом. За это проголосовали 304 народных депутата, включая и социалистов. А 8 апреля 2004-го, во время решающего голосования за внесение изменений в Конституцию, табло высветило цифру 294. Не хватило шести голосов.
Вот и верь после этого людям!…
Кто виноват, что тогда не хватило этих шести голосов? Говорилось, что виноват Янукович. Он, мол, уже видел себя президентом, и его фракция не случайно недодала 8 голосов за политреформу. Некоторые указывали на Медведчука: он, мол, плохо поработал с парламентом, не заручился нужным количеством голосов, не достиг таких договоренностей, которые не могли бы быть сорваны. Или (ходило и такое мнение), наоборот, слишком давил на депутатов, вел себя с ними, как со своими подчиненными. В результате, мол, взыграл депутатский дух противоречия.
Такую претензию высказывал Литвин. Он всегда требовал, чтобы Медведчук вел себя с парламентом так, как не вел себя сам Литвин, когда был на месте Медведчука. Точка зрения определяется местом сидения. Отсюда пошло мнение, что политреформа просто стала заложницей не вполне приязненных личных отношений Литвина и Медведчука.
От Литвина действительно многое зависело. Он публично не выступил против политреформы, но и не поддержал ее. Если проанализировать его выступления, легко заметить красную нить: заботу о достоинстве парламента. Иными словами, Владимир Михайлович защищал свое «хозяйство» от Виктора Владимировича.
Что получилось, когда Литвин стал председателем парламента? Он сразу решил, что будет служить интересам всего парламента, а не того большинства, которое его туда привело именно на эту должность. Он рассуждал, видимо, так: «Видит Бог, я не очень хотел сюда идти, но коль уж пришел, то попробую, по возможности, действовать так, как требует Конституция».
Но парламентское большинство продолжало видеть себя командой, в которую входит и Литвин. Оно ведь - и только оно! - обеспечило его избрание председателем Верховной Рады. С этой точки зрения, он нарушил правила командной игры.
Можно ли представить себе любой европейский парламент, где спикер, представляющий интересы большинства, стал бы играть по своим правилам? Это лишний раз свидетельствовало о необходимости конституционной реформы в Украине.
На посту председателя Верховной Рады Литвин проявил ложное, какое-то абстрактно-романтическое понимание своего долга. Он заслужил аплодисменты оппозиции, комплименты критиков «режима Кучмы», которые писали, что он нашел в себе силы «распрямиться», выйти из-под опеки президента и главы его администрации, стать самостоятельной политической фигурой. Иногда он не замечал, что говорит странные вещи. «Мой долг - защищать каждого депутата. Если председатель Верховной Рады этого не делает, он попросту не нужен» (июнь 2004).
Почему каждого депутата надо защищать? От кого? Что вообще значит «защищать»? Кто возложил на плечи спикера такое бремя?
В начале того года он вдруг заявляет, что считает главной своей неудачей следующее: ему «пока не удалось добиться того, чтобы парламент стал действительно независимым высшим представительским органом». Что-то похожее на манию величия, а в действительности - отсутствие ясного понимания исторической ситуации и конкретной политической обстановки. Такая задача, как достижение подлинной представительности и независимости парламента, - это миссия как минимум пары поколений, полноценной многопартийной системы.
По ходу дел такого масштаба, бывало, целыми годами, а то и десятилетиями шли гражданские войны. А тут в 2001 году человека избирают спикером, а в 2004-м он публично сожалеет, что не смог («пока»!) превратить Верховную Раду в то-то и то-то…
В действительности многое упиралось в личные отношения. Литвин, как это говорится, плохо воспринимал своего преемника на посту главы Администрации Президента, не желал входить в его положение, забывая, что сам недавно был в его шкуре. Таким образом Медведчук оказался без приводного ремня между президентом и парламентом. Во всяком случае приводной ремень ослабился, провис, стал пробуксовывать. Литвин, все чаще выступая в роли «защитника» депутатов, осуждал «внешнее давление» на парламент. То есть он почти прямо говорил Медведчуку, чтобы тот, в сущности, перестал быть проводником президентского влияния на парламент.
Это - вещь, совершенно невозможная даже в самых развитых демократиях. Тот же президент США и его помощники целые дни и недели проводят в общении с сенаторами и конгрессменами, добиваясь одобрения своей политики и помощи в решении конкретных проблем.
Это все наша неопытность, наша инфантильность, наш юношеский максимализм…
Так возникло и нарастало напряжение в отношениях между парламентским большинством и Литвином, между Медведчуком и Литвином, а также внутри самого большинства. А когда были сделаны серьезные уступки оппозиции при распределении парламентских комитетов, можно было сказать о развале большинства. Это означало, что не увенчался успехом весь проект «За единую Украину». Или не совсем увенчался…
Оппозиция и многие депутаты, естественно, приветствовали этот процесс. Пошли статьи о том, что выдвиженец Кучмы Литвин превратился в самостоятельную политическую фигуру, о мужестве, которое тот проявил, отказавшись прислуживать «режиму», о том, что он вспомнил о душе, о Боге и решил еще в этой жизни искупить хотя бы часть своих грехов - и так далее, и тому подобное…
К сожалению, мне не попалось ни одно по-настоящему трезвое и объективное суждение. Никто не обратил внимания на противоречие, с которым ничего не мог поделать ни Литвин, при всем его мужестве, ни кто-либо еще. На посту председателя Верховной Рады Литвин оказался как прямой посланец «режима» и, по всем неписаным правилам, должен был бы поступать, исходя из этого факта.
По- моему, я ни разу не сказал Литвину главного. Его фронда стала возможной только потому, что ему это позволил «режим Кучмы», мой «режим».
Почему же я это позволил? Почему не подавил «бунт на корабле»? Потому что не видел крайней необходимости. Я позволял себе «авторитаризм» только в крайних случаях. Так было с первого и до последнего дня моего пребывания у власти. Понятно, что этого не хотели признавать и никогда не признают такие политические силы, как коммунисты и социалисты. Я уж не говорю о демократах вроде тех, что объединились под конец вокруг Виктора Ющенко. Но непредвзятые исследователи, я уверен, должны будут это признать.
Приму как должное, если это когда-нибудь признает, между прочим, и Виктор Ющенко. Ведь он оказался на моем месте, а значит (в известной мере) - в моей шкуре. Я был президентом страны, которая никогда не знала, что такое демократия. Слепо копировать в такой стране все каноны старых демократий значило бы погубить ее. Впрочем, погубить себя она не дала бы. Она просто избавилась бы от такого президента в кратчайшие сроки, понеся, конечно, определенные потери.
