было и невооруженным глазом: работы на российской стороне остановились. До буя не дошли метров сто.
Из сопутствующих событий напомню - без всяких комментариев - два. 22 октября народный депутат от «Нашей Украины» Иван Плющ заявил, что «такая политическая акция, как построение дамбы, не может решаться без согласования с высшим руководством обоих государств». «Не исключено, - продолжил он, - что политические игроки разработали один из сценариев сохранения Кучмы при власти и недопущения демократических выборов президента в 2004 году. По этому сценарию, ситуация может развиваться таким образом: Россия в ближайшие дни пересекает государственную границу Украины. Имитируется начало вооруженного конфликта. Кучма срочно возвращается из турне по странам Латинской Америки. Ситуация усложняется. Возможно использование одного из вариантов роспуска Верховной Рады и переход к единоличному правлению Кучмы. Политическая реформа, выборы и прочие вопросы отступают на второй план. Возможен и выход ситуации из-под контроля, в случае чего гарант может обратиться к народу: дескать, в такой ситуации выборы президента проводить нельзя».
В свою очередь народный депутат, секретарь политсовета СПУ Юрий Луценко направил главе кремлевской администрации следующую телеграмму: «Уважаемый пан Волошин! В связи с прибытием на остров Тузла Президента Л. Кучмы прошу, не мешкая, выполнить Вашу угрозу. Чем сделаете весомый вклад в развитие украинско-российской дружбы. Народный депутат Луценко». Печать сообщила, что эта телеграмма обошлась ему в «8 гривен с копейками».
А о моей фразе: «Смотрел на карту России. Ну, чего им еще не хватает?» бывший коллега-ракетчик, с которым когда-то вместе «загорали» на космодроме, написал мне потом, что эта фраза - лучшее, что я сказал не только за время президентства, но и за всю жизнь. «Еще две-три такие фразы - и третий президентский срок у тебя в кармане», - писал он.
Мне приятно было получить весть от старого товарища (русского, кстати), но его уверенность, что мне нужен третий срок, не подняла настроения. Не чувствовал я и большой гордости за эту фразу. Никогда не имел вкуса к созданию крылатых выражений. Если что меткое срывалось с языка, то это происходило само собой, и тут же забывалось. Но к этому времени я уже знал, что изготовление «забойных» высказываний для политиков является важной статьей дохода для специалистов по ведению избирательных кампаний. Считается, что именно они придумали для Путина фразу: «Мочить в сортирах», которая прибавила ему много голосов на президентских выборах.
Ну, а что же Ядерный клуб? Нам дали понять, чтобы мы выкручивались сами. А публично - как в рот воды набрали. Все скромно промолчали. Только Пекин четко заявил, что чье бы то ни было посягательство на территориальную целостность Украины недопустимо. Промолчал ЕС. Молчание, конечно, не было полным: что-то невразумительное озвучил, например, даже госдеп, но это не шло ни в какое сравнение с тоном и содержанием всего, что пришлось от них услышать, например, зимой 2004 года в связи с президентскими выборами в Украине.
Я не удивился этому. Я к тому времени уже привык, что серьезной поддержки от Запада ожидать не следует ни при каких обстоятельствах.
Не знаю, как оценят это историки - положительно или отрицательно, но сам факт, думаю, ими будет отмечен более четко, чем делаем это мы сейчас: после выхода из Советского Союза Украина была оставлена наедине со сложнейшими проблемами строительства ее государственности и налаживания хозяйственной жизни. Нас с первой минуты подозревали в тайном желании вернуться к советскому тоталитарному устройству. Мы были неопытны, нас мучила инерция, нас давила нищета, разруха, мы при всем желании не могли сразу все сделать «по- американски», а наши западные друзья видели в этом только злонамеренный саботаж демократии.
И проявляли хитрость и хитрость…
В бумаге о гарантиях украинской безопасности со стороны стран Ядерного клуба нет ни слова о механизмах предоставления этих гарантий в тех случаях, когда возникает такая необходимость. Никакой методики!
Собственно, только в дни Тузлы мы это как следует осознали. Я вчитался в эту бумагу и целый вечер по кабинету бегал… «Российская Федерация, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Соединенные Штаты Америки и Украина будут консультироваться в случае возникновения ситуации, затрагивающей вопрос относительно этих обязательств», - сказано в «Меморандуме о гарантиях безопасности в связи с присоединением Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия 5 декабря 1994 г.». Вот и вся конкретика. Ну хитрецы!
Решили по принципу: нет механизма - нет проблемы. Довольствуйтесь, украинцы, декларативными обещаниями поддержки. Ну обязались «воздерживаться от угрозы силой или ее применения». А что будете делать, если кто-то из вас не станет воздерживаться?
Обязались воздерживаться от «экономического принуждения» украинцев. Ну а какие меры будете принимать в том случае, если кто-то из вас все-таки начнет на нас давить? Удовлетворяйтесь, украинцы, тем, что страны Ядерного клуба «будут консультироваться»…
В том, что этот документ оказался слишком общим, отчасти виноват и я сам. Поездка в Будапешт в ноябре 1994 года, где он подписывался, была моей первой важной поездкой за границу в роли Президента Украины. Вся предварительная работа с участием наших дипломатов уже была проделана. Мне оставалось только скрепить своей подписью результат. Не знаю, чего я мог бы добиться, если бы потребовал доделок и переделок, но то, что не предпринял такой попытки, считаю своим упущением. Наверное, простительным, но - упущением. Можно сказать, меня подвели украинские дипломаты, у которых опыта тоже было не намного больше, чем у меня.
И ведь было мне предупреждение… Было! Правда, тоже запоздалое. В Будапеште мы подписали отдельный документ с Францией, которая, как известно, не относила себя к Ядерному клубу. В гостинице меня для этого ждал Миттеран. Явились мы к нему вдвоем - я и глава моей администрации Дмитрий Табачник. Миттеран был очень болен. Ему постоянно делали уколы. Поставили мы с ним свои подписи, и тут он мне говорит о Ядерном клубе и его обещаниях следующее: «Ты им, молодой человек, не верь. Они всегда думали и будут думать только каждый о себе. Вот и ты со своей страной действуй так же. Помни, молодой человек, - повторил он, - гарантировать свою безопасность сможете только вы сами».
26 октября 2003 года в российской газете «Известия» появилось мое интервью о событиях в районе Тузлы. В название публикации были вынесены мои слова: «Чем ближе дамба к нашим берегам, тем ближе мы к Западу». Не сосчитать телефонных звонков и писем, которые поздравляли меня с этим поступком. Так и говорилось: поступок, а не просто интервью. Приведу выдержки из него. Вопросы мне задавал обозреватель «Известий» Борис Пастернак.
- Леонид Данилович, как вы понимаете то, что происходит в районе Тузлы?
- Мы все понимаем. Китайцы Срединной империи когда-то не признавали самого наличия других стран. Все, мол, наше, все принадлежит нашему хозяину. Примерно так некоторые россияне смотрят на страны СНГ, в том числе на Украину. Мы понимаем, что строительство этой дамбы есть одно из таких действий. Кое у кого в России есть жажда имперского самоутверждения… Мы сожалеем, что самоутверждаются за наш счет, но нам ясно, почему именно Украина избрана для этого. Без Украины ведь не было, нет и не может быть империи - никакой, ни обычной, ни «либеральной».
- Сколько тут все-таки, по-вашему, политики и сколько эмоций? В глаза бросается задиристость на обоих берегах…
- Мы уже двенадцать лет видим людей, которые просто не в силах скрыть свое огорчение тем, что Украина «от них» ушла. Они не понимают даже, что это надо скрывать в приличном обществе… Нельзя не посочувствовать руководству России, которое, как мы с прискорбием наблюдаем, вынуждено подчас считаться с неоколониальными настроениями в российском обществе, в российском правящем классе, в российском генералитете… Мы заявляем сегодня со всей определенностью: друзей у нас больше там, где их больше, а больше их там, где больше демократии. Чем ближе дамба к нашим берегам, тем ближе мы по своему настроению к Европе, к Западу в целом - так образно можно определить то, что делается сегодня в наших головах.
- А что может измениться во внутренней политике Украины?
- Как и следовало ожидать, очередное посягательство на наши интересы и наше достоинство заметно сплотило жителей Украины. Причем подчеркну: независимо от их домашнего языка. На русском языке действиями «краснодарских властей» возмущаются подчас громче, чем на украинском. Тузла явно служит делу консолидации украинской политической нации. Но такие способы консолидации, при всей их эффективности, - не наш выбор. Мы хотели бы консолидироваться, и мы будем консолидироваться на другой, более спокойной, более творческой основе - на основе мирного развития нашей государственности, на основе общей заботы об экономическом росте.
- Когда слушаешь ваших противников из рядов украинской политической оппозиции, трудно верится в «общую заботу»…
- Вы коснулись больного места. Я ничего не идеализирую. Я говорю своим противникам: давайте вспомним сегодня всю историю внутриукраинских раздоров. Всю историю!… Вспомним 1991 год, политическую жизнь Украины после поражения ГКЧП. Что было бы, если бы тогда ведущие политики Украины, как говорится, мертвой хваткой вцепились друг в друга, вместо того чтобы сообща добиваться независимости? Сейчас такие люди есть, они явно склонны вести политическую борьбу на уничтожение противника. Вот к ним я и обращаюсь в наших «домашних» разговорах: не будем никого искушать борьбой на взаимное уничтожение. Обращаюсь я к ним миролюбиво, но - с позиции силы. Эта сила - Конституция страны и общественное мнение: я чувствую, к чему оно склоняется.
Кое- кому показалось, что «стоянию на Тузле» я придал слишком большое, слишком принципиальное значение. Да, я это расценил как появление вопиющего неуважения к Украине. Мне не было дела (нет и сейчас) до журналистской версии, согласно которой российская власть просто хотела устроить чисто пропагандистскую акцию для внутреннего пользования в предвыборной ситуации. Ребята помешались на «пиаре», иногда видят его там, где присутствует кое-что другое. Решение засыпать тузлинский пролив было не пропагандистским, а стратегическим. Хорош бы я был президент, если бы не увидел этого с первого взгляда! Серьезнейший стратегический ход. Если бы Тузлу соединили с российским материком, сразу был бы создан прецедент пересмотра государственной границы. В Украину вдвинулась бы российская территория -вот что означала бы эта дамба. Я это, повторяю, хорошо понимал. Для демонстрации этого понимания и для решения возникшей проблемы я и прервал свой официальный заграничный визит и сам взялся «разруливать» ситуацию. Это само по себе явилось холодным душем для тех российских сил, которые стояли за возникшим кризисом. Они увидели, что заигрались.
Интервью «Известиям» было одним из моих самых резких выступлений в адрес России за все президентские годы. И я несколько удивился, что со стороны Москвы не последовало никакой реакции. Это можно было расценить как предложение «замять вопрос для ясности». Ведь иначе я сказал бы: «Ну хорошо, я готов взять назад свои резкие слова. Но тогда вы дайте полное и реальное объяснение всей истории. Почему вдруг нагнали столько техники? Почему стали работать так, как саперы под огнем? Почему подняли антиукраинскую истерию в своих СМИ? С какой это стати укрепление пятачка морского берега стало вдруг делом такой национально-патриотической важности?»
В одном комментарии содержались следующие обобщения: «Так делается история. Даже если правы те, кто думает, что «стояние на Тузле» выдумали Кремль и Банковая в обоюдных рекламных интересах, и даже если все разрешится самым благоприятным образом для обеих сторон, история независимой Украины отныне будет делиться на «до Тузлы» и «после Тузлы». За несколько дней Украина стала другой страной, хотя все это заметят, может быть, даже не завтра. Сделан огромный шаг в консолидации украинской политической нации. Эта нация вдруг осознала, что ей действительно нужна армия, и армия настоящая, со всем, что отсюда следует во внутренней и особенно во внешней политике. Можно, наверное, сказать, что Украина, наконец, нашла свою внешнюю политику. С иллюзиями и беспечностью покончено раз и навсегда. «К концу моего второго президентского срока наступило отрезвление», - мог бы сказать Леонид Кучма, и с ним согласились бы многие… Российский «геополитик» Дугин не зря отметил, что после Тузлы у русских появилась украинофобия и что это «просто катастрофа». Он имеет в виду катастрофу для России: если до сих пор Россия просто обижалась на оставившего ее «хохла» и надеялась вернуть его в «общий дом», то теперь она его ненавидит, потому что поняла: он таки не вернется».
Один мой однокашник по университету выразился так: «Русские тебя, старик, проверяли на вшивость». Я чуть-чуть обиделся: «Во-первых, почему на вшивость? Во-вторых, почему персонально меня, а не государство, не страну?» Одно из этих возражений он принял: «Насчет вшивости я неточно выразился, согласен. Проверяли на стойкость - не на вшивость. Но проверяли не государство, не страну, а тебя. Почему именно тебя - тебе и думать». Мне известна точка зрения, согласно которой на Тузле Москва опробовала свою новую украинскую политику. Эта точка зрения близка к той, которой придерживается мой однокашник. Мол, проверяя на стойкость Президента Украины, одновременно провели рабочее испытание нового курса в отношении его страны.
Смысл этого курса - в переходе к жесткому давлению на всех направлениях и к проведению крупных операций экспансионистского характера. Получится взять Тузлу - настанет очередь Крыма.
Не думаю, что команду давал непосредственно Путин. Вряд ли он был посвящен в замысел и его детали. Он мог, немного послушав инициаторов, махнуть рукой, каковой жест можно было расценить двояко: и как «отстаньте от меня с этим мелким вопросом», и как «согласен, действуйте». Так или иначе, работы по строительству дамбы были прекращены. В разговорах с Путиным я не возвращался к этой теме. Мне было понятно щекотливое положение, в которое его поставили или в котором он оказался. Правдоподобного объяснения в этом случае просто не могло быть. Ни с того ни с сего, без предварительного обсуждения и даже оповещения, на пятачке морского берега, в непосредственной близости от государственной границы,
