Ужасы: Последний пир Арлекина

пару друзей и будет здесь жить, Доббинс поднял над ним кресло, сверху пролился дневной свет и загремел гром, и Майкла подняли ввысь.

Он встал, отряхнул брюки и направился к стойке. Все так же озираясь по сторонам. Никто ничего не заметил. Вот и хорошо. Майкл вернул себе облик профессионала.

Вдоль дальней стены вестибюля выстроились многочисленные секретеры и письменные столы, включая два смонтированных вместе великолепных французских секретера secrutaire a abattant с откидной передней крышкой, которые, должно быть, привезли из Нового Орлеана за немалые деньги. Ему не терпелось открыть их и осмотреть изнутри.

Он продолжил свой путь к стойке регистрации, а его взгляд был готов к любой странности, неожиданности.

Виктор Монтгомери неподвижно сидел по другую сторону своего письменного стола. Как ни странно, он почему-то смотрелся здесь неуместно, но при этом было трудно представить себе этого человека где-то еще. Возможно, дело в одежде: вся она — на размер больше, чем нужно, включая воротничок рубашки. Но узел галстука — прочный и тугой, а костюм не выглядит особенно мешковатым, хоть и прячет под собой слишком маленькое для него тельце. Будто Монтгомери сократился в размерах, надев костюм. Создавалось впечатление, что письменный стол тоже слишком велик для него. Как и черный телефон, книга для записей, настольная лампа с абажуром зеленого стекла. Майклу они показались огромными. А Виктор Монтгомери походил на младенца, который с трудом удерживает маленькую морщинистую головку над огромным воротником, его детское личико раскраснелось от напряжения, маленькие глазки с трудом фокусировали взгляд.

— Тут нужно многое описать и занести в каталог, — произнес Монтгомери с блуждающим взглядом новорожденного. — Мебель во всех комнатах, зонах общего пользования, подвальных кладовых. Как и все произведения живописи и прикладного искусства, разумеется. Впрочем, вам не надо будет описывать то, что находится в семейных апартаментах или на чердаке, а также у вас не будет доступа в несколько отдаленных комнат. В любом случае они заперты. Если у вас есть вопросы, полагаю, вы их зададите.

— Могу заверить вас в том, что не будет никаких проблем с завершением описи в назначенное время. Возможно, это получится даже скорее. — Майкл придал голосу немного веселости, желая выразить свою готовность.

Монтгомери вздрогнул, как ребенок, испугавшийся резкого шума.

— Я и не ожидал, что они возникнут.

— Нет, ну что вы, ни в коем случае. Я просто подумал, что, если вы исключили семейные апартаменты, чердак или любые другие помещения из моего задания, опасаясь, что это займет много времени, мне следует заверить вас, что это также не составит никакого труда. Я уже сделал немало описей имущества отелей, и с высокой результативностью, уверяю вас. — Вся мебель из упомянутых мной закрытых зон, которую я хотел включить в опись, уже перенесена в комнаты триста двенадцать и триста тринадцать. Вы оцените каждый из этих предметов, дадите рекомендации, что нам оставить для коллекции «Морской арфы» — в силу исторического интереса, редкости или в качестве иллюстрации какой-то темы — не важно, а что можно продать с аукциона. От всех малозначительных предметов сомнительной функциональности следует избавляться как можно быстрее и дешевле. Главное для меня — получить полную опись и оценку всех предметов в отеле. Я просто убежден, что в прошлом нас обворовывали, и твердо намерен положить этому конец.

Майкл кивнул, чиркая в своем блокноте, словно записывал каждое слово. Голова младенца пугающе багровела.

— Можно начать сегодня?

— Если хотите. Вообще-то, я бы предложил вам выполнять основную часть работы по ночам. Тогда обслуживающий персонал не будет на вас отвлекаться, не говоря о том, что это не будет возбуждать его любопытства.

— Что было бы нежелательно?

— Не хочу, чтобы они думали, будто я им не доверяю. Хотя, разумеется, это так. Обедать в День благодарения вы будете здесь.

Майкл не понял, вопрос это или приказ.

— Я рассчитывал на это, если это возможно.

— А ваша семья?

— У меня ее нет. И в этот раз мне некуда пойти отметить праздник.

Похоже, младенец несколько огорчился, словно напустил в подгузник.

— Жаль это слышать. Семья — великий источник силы. Очень важно быть ее частью.

Майкл ожидал, что он расскажет что-нибудь о собственной семье, но этого не последовало.

— Я ощущаю себя членом семьи всего рода человеческого, — солгал Майкл.

Младенец как будто смутился:

— Вы сирота?

— Да, а кстати, дети из нашего приюта в течение нескольких лет приезжали сюда — как на каникулы. Даже я…

— Я почти не бывал здесь в те годы — учился в школе, — заметил Монтгомери.

— Да-да, конечно.

— Но сиротских приютов ведь больше нет, не так ли? Я имею в виду — в Соединенных Штатах? — спросил Монтгомери.

— Нет, не думаю.

— Да, не думаю, что они есть.

— Приемные родители и все такое, полагаю. Сегодня бедняжки-сироты обретают настоящие семьи, — сказал Монтгомери.

Майкл просто кивнул. Неожиданно младенец Монтгомери стал тяжело вставать на ноги, теряясь в собственной одежде, его детская головка тонула в широченном воротнике. Собеседование было окончено.

— Я позабочусь о том, чтобы вам приготовили завтра соответствующий Дню благодарения обед. После этого вы, по существу, получите отель в свое распоряжение. Персонал разойдется по домам, к своим семьям. Мы, Монтгомери, останемся в своих апартаментах на два последующих дня, по завершении этого времени я предполагаю просмотреть ваш полный отчет.

— Разумеется.

Монтгомери медленно обходил свой огромный стол. Казалось, он протягивает один рукав. На долю секунды Майкл испугался, решив, что тот протягивает ему свою ладонь, ведь эти детские ручки были так коротки, что Майкл ни за что бы не нашел ладошки, затерявшейся в огромных складках пиджачного рукава.

— И еще кое-что. — Младенец зевнул, его глаза слипались. А ведь ему пора спать, подумалось Майклу. — Каждый остающийся предмет мебели должен подходить отелю. Это очень важно, чтобы вещи соответствовали, находили надлежащее место. Я нанял вас, потому что вы, по общему мнению, разбираетесь в этом.

— О да, сэр.

Младенец спрятал голову в огромный воротник и засеменил неровной походкой спать.

Майкл предпринял долгий, беспорядочный послеполуночный обход этажей «Морской арфы», чтобы получить предварительное впечатление о гостинице. Он отнюдь не возражал против работы по ночам. Обычно он и так не засыпал до трех или четырех часов утра. Никаких особых причин для бессонницы у него не было — просто его разум не сразу был готов ко сну. И у него не было жены или детей, которым он досаждал бы своей бессонницей.

Стены вестибюлей и фойе «Морской арфы» были заполнены произведениями искусства. Он насчитал изрядное количество картин британских художников в стиле немецкого романтизма. Майкл имел некоторое представление об изобразительном искусстве, но понимал, что ему придется пригласить кого-то еще для надлежащего определения стоимости произведений: Рейнольдса из Бостона или, возможно,