прекрасно знала всю его подноготную и старалась не упоминать о жалком начале в семидесятых — дурацких комиксах и карикатурах для дрянных фэнзинов вроде «Напугаем овец», «Не трахай мне мозги» и «Убей щенка». К тому же она прекрасно знала, какого он мнения о конторе Дерека Лича. Может, Тамара думала, что он придет одетый в рваный мешок для мусора, с накрашенными глазами и булавками вместо серег, а потом набросится на Кросби с отверткой? На самом деле, хотя с экрана телевизора в прямом эфире нецензурно ругались и плевались «Секс Пистолз», Грег выглядел аккуратно одетым и причесанным студентом художественного училища. Только у себя в студии, составляя коллажи из фотографий, иллюстрирующих жестокость полицейских, и отрывков из требований о выкупе, он выражал дух семьдесят седьмого года.
Если бы Тамара заткнулась, он бы сам разобрался с Кросби. Он знал, что этот человек начинал в «Игл» и что время от времени участвовал в выпуске «Гарт».[55] В свое время он был настоящим талантом. И все же работал на Лича, а если и существовало нечто, воплощавшее ненавистные Грегу черты поздней эпохи Тэтчер, то это была «Дейли комет» Лича. Газетенка, известная своими порнографическими снимками, конкурсами с дорогими призами, непоколебимой поддержкой ультраправых, скандальными разоблачениями коррумпированных чиновников, за которыми следовали судебные процессы, и прозой, похожей на попытки футбольного хулигана имитировать книжки про Дженет и Джона.[56] Тираж ее рос быстрее, чем у любой другой британской газеты, а владелец этой медиаимперии — Лич — уже вышел на уровень Мердока[57] и Максвелла.[58] В последнем ежегодном опросе посетители Музея мадам Тюссо поставили статую Дерека Лича на восьмое место среди самых популярных людей, между Горбачевым и принцем Чарльзом, а в списке самых ненавидимых и наводящих страх — на второе после Маргарет Тэтчер. Адольф Гитлер, полковник Каддафи, граф Дракула и Йоркширский Потрошитель[59] остались далеко позади.
Кросби заговорил о деле лишь после того, как принесли крошечные чашечки кофе. Тарелки убрали, и художественный редактор, разложив на столе папку, извлек аккуратно скрепленную стопку каких-то листков. Тамара еще ковырялась в своем фруктовом салате из пяти бледных ломтиков яблок или груш, плававших в стальной чаше с водой в компании одной-единственной виноградины. Во время ланча Тамара и Кросби пили сухое белое вино, а Грег ограничился минеральной водой. Кофе, в котором попадались скрипевшие на зубах крошки, взбодрил его, и ему показалось, что сердце сжимается, как кулак разгневанного человека. Со времен «Черта с два» он не сделал ничего примечательного. Эта встреча была для него очень важна. Если он ее провалит, Тамара, конечно, не порвет с ним, но, возможно, переместит из списка номер один в список номер два.
— Как вам, вероятно, известно, — начал Кросби, — компания «Лич Юнайтед Кингдом» в настоящий момент расширяется. Не знаю, следите ли вы за событиями, но недавно Дерек купил права на несколько заголовков ныне не существующих газет с правом повторного выпуска на рынок. Знакомое гораздо легче продавать, чем совершенно новый товар. Как раз сейчас Дерека особенно интересует «Ивнинг Аргус».[60]
— Брайтонская газета? — удивился Грег.
— Теперь она станет национальной. Ее свернули в пятьдесят третьем году, но она была весьма влиятельной с двадцатых и до конца войны. Ее выпускал лорд Баджерфилд.
— Я о ней слышал, — сказал Грег. — Во всех старых фильмах о Дюнкерке мелькает название «Аргус».
— Точно. Газета рассказывала о том, что раньше называли «хорошей войной». Черчилль считал ее «голосом истинной демократии». Подобно Черчиллю, после войны она стала уже не та… Но сейчас, в связи с пятидесятой годовщиной Битвы за Англию,[61] снова возник интерес ко всему такому, и мы решили, что настало время возродить газету. Она будет вызывать ностальгию, в то же время там появится и новизна…
— Противогазы, продовольственные карточки и дух Блица, да?
— Что-то вроде этого. Газета начнет выходить осенью, а накануне мы проведем мощную рекламную кампанию. «Голос нации снова с нами!» Из газетенки сороковых годов, с рекламой растворимого какао и прочего хлама, мы сделаем современное агрессивное издание: яппи с мобильными телефонами, прекрасный дизайн, полноцветные страницы. Там планируется помещать больше новостей, чем в «Комет», и все-таки это будет продукт «Лич Ю-Кей», то есть коммерческий товар, ориентированный на широкую публику. Мы хотим создать современную газету конца двадцатого века.
— Так вам нужен карикатурист?
Кросби улыбнулся:
— Мне очень понравился ваш «Черта с два», Грег. Сценарий, на мой взгляд, немного отдает дешевкой, но вы рисуете четко, ясно, с хорошими темными пятнами. Ваш сыщик — головорез, но выглядит как настоящий герой комиксов. Что-то в нем есть от Джеффа Хоука.[62] Именно это нам нужно для «Аргуса» — дух прошлого плюс современное содержание.
— Значит, Грег нужен вам для того, чтобы делать «Черта с два» для новой газеты?
Грег уже понял, о чем речь, и улыбнулся:
— Нет, Тамара, мистеру Кросби нужно другое. Я вспомнил еще кое-что насчет «Аргуса». Я должен был сразу понять, в чем дело. Это имя стало почти нарицательным…
Кросби вступил:
— Точно. В «Миррор» были Джейн и Гарт, а в «Аргусе»…
Грег думал, что он уже закаленный боец, но сейчас сердце его бешено колотилось от волнения. В детстве он внимательно изучал подержанные журналы и книжки. До «Не трахай мне мозги», «Черта с два» и «Констебля Роззерблейда» он пытался рисовать других героев: Бульдога Драммонда,[63] Святого,[64] Секстона Блейка,[65] Бигглза[66] и…
— Доктор Тьма.
— Ви, конешно, меня поймали, герр доктор Шаттен, но слава Третьего рейха прокатится по этой жалкой стране, как гроза. Я умираю за славу Германии, за нацистскую партию и Адольфа Гитлера…
— Здесь вы ошибаетесь, фон Шпильдорф. Я не стану марать рук, убивая вас, хотя вы определенно этого заслуживаете.
— Так мы что, не пришьем эту вонючую, вшивую крысу, Док? — удивился Хэнк-Янки. Американец возвышался над немецким резидентом, сжимая в мясистой лапе тупоносый пистолет.
— Твоя страна еще молода, Генри, — мягко произнес доктор Тьма, успокаивающе положив руку в черной перчатке на локоть товарища. — В Англии так дела не делаются. Фон Шпильдорфа, возможно, следует пристрелить как шпиона, но это не нам решать. У нас есть суды, закон и правосудие. Именно за это мы воюем, друг мой. За право людей на справедливость, суд и закон. Даже для вас, фон Шпильдорф. Мы сражаемся и за ваши права.
— Ах ты, выродок, английская свинья!
Хэнк стукнул немца по лбу рукоятью пистолета, и диверсант, выпучив глаза, осел на землю.
— Так ему и надо, а, Док?
Тонкие, бесстрастные губы доктора Тьмы изогнулись в легкой улыбке.
— Несомненно, Генри. Несомненно.
Сердце империи «Лич Ю-Кей» пряталось в пирамиде из стекла и хромированной стали в районе лондонских доков; она «сидела» на берегу Темзы, словно только что приземлившаяся летающая тарелка. Грега слегка подташнивало от волнения, когда мини-такси, присланное за ним, скользило мимо пикетчиков. Стоял холодный весенний день, и людей собралось немного. Кросби предупреждал его об этих «новых луддитах» и их отрицательном отношении к современным технологиям, позволявшим Личу выпускать «Комет» и другие газеты с помощью минимума персонала. Грег надеялся, что никто из людей с плакатами не узнал его. В прошлом году здесь произошло настоящее сражение с участием демонстрантов. Они вместе с
