искренне склоняю перед вами голову. Женщину мы не раскололи. Она упрямо твердит, что ваш карман набит «Черным Ирландцем». Мы не смогли подвергнуть ее тесту SAP, потому что он оставляет следы, а это не годиться.
Мы уже организовали доставку из Нью-Йорка трех ампул каногена. Не оставляет никаких следов. Ожидаем доставку через сорок минут. Этого не хватит, увы, чтобы обезвредить вас за это время. Она лжет. Это очевидно. Извините меня за некоторый, как говорят люди вашего круга, снобизм, но я изложу вам свои наблюдения по поводу среднего класса: они умеют врать только в том, что касается секса. А могу я вам изложить еще одно свое наблюдение? Конечно, что я спрашиваю. Я уже его излагаю. — Маккоун улыбнулся. — Я подозреваю, что вы попросту запихнули в карман ее ридикюль. Мы заметили, что у нее с собой нет сумочки, хотя она ходила по магазинам. Мы очень наблюдательны. Что могло случиться с ее покупками, кроме того, что вы положили их в свой карман, Ричардс?
Он не попался на эту удочку:
— Ну застрелите меня, коль вы в этом так уверены.
Маккоун с сожалением развел руками:
— Как бы я хотел это сделать! Но мы не вправе рисковать человеческой жизнью, когда счет пятьдесят — один в вашу пользу. Это слишком похоже на русскую рулетку. Ценность человеческой жизни для нас священна. Правительство, наше правительство, это сознает. Мы — гуманисты.
— Да-да, — сказал Ричардс и мрачно улыбнулся.
Маккоун мигнул.
— Так что…
Ричардс вздрогнул. Этот человек гипнотизировал его. Летели минуты, от Бостона сюда приближался вертолет с тремя ампулами «бодряще-вырубающего» зелья (а если Маккоун проговорился о сорока минутах, на самом деле они обернутся за двадцать), а он стоял тут и слушал этого человека, поющего ему дифирамбы. Боже, это сущий монстр.
— Послушай, — резко оборвал его Ричардс. — Разговор с тобой, малыш, короткий. Даже если ты сделаешь ей инъекцию, она все равно споет тебе ту же самую песенку. Имей в виду: взрывчатка у меня. Врубился?
Он взглянул в глаза Маккоуну и двинулся вперед. Маккоун отошел в сторону. Проходя мимо, Ричардс не удостоил его взглядом. Рукава их пальто коснулись друг друга.
— Для сведения: известно, что предохранитель выдвигается вообще-то на три деления. Я. выдвинул его уже на два с половиной. Хочешь верь — хочешь нет.
Он с удовлетворением услышал, как дыхание того, другого, участилось.
— Ричардс!
Он оглянулся с трапа. Маккоун смотрел на него снизу, золотые дужки очков мерцали и вспыхивали на солнце.
— Когда ты взлетишь, мы подстрелим тебя ракетой «земля-воздух». А публике расскажем, что у Ричардса не вовремя зачесался пальчик — тот самый, что был на кольце взрывателя. Так что покойся с миром.
— Ну, этого-то вы как раз не сделаете.
— Не сделаем?
Ричардс ухмыльнулся и пояснил:
— Мы будем лететь очень низко, над густонаселенными кварталами. Добавь к 25 килограммам взрывчатки 12 подвесок с горючим, и ты получишь очень мощный взрыв. Чересчур мощный. Вам не выкрутиться… — Он помолчал. — Ты же так хорошо соображаешь. Ты приготовил для меня парашют?
— Конечно, — спокойно сказал Маккоун. — Он в носовом пассажирском отделении. Но все это уже было, мистер Ричардс. Нет ли у вас в запасе трюка поновее?
— Держу пари, вы не такие идиоты, чтобы вляпаться в такое дерьмо.
— Конечно, нет. Это очевидно. Предполагаю, что ты выдернешь это несуществующее кольцо взрывателя как раз перед нашим ударом. Тем внушительней будет взрыв.
— Ну пока, коротышка.
— Пока, мистер Ричардс. И приятного путешествия. — Он хихикнул. — Ты все точно рассчитал. Поэтому я открою тебе еще одну карту. Только одну. Мы собираемся до того, как предпримем какие-либо действия, подождать каногейна. Насчет ракеты ты абсолютно прав. Это, конечно, блеф. Ты еще раз высунись и прокричи что-нибудь, ладно? Но я могу подождать. Видишь ли, я никогда не ошибаюсь. Никогда. И я знаю, что кто тут блефует — так это ты. Поэтому мы будем выжидать. Но ты у нас в руках. Пока, мистер Ричардс.
Он помахал рукой.
— До скорого, — сказал Ричардс, но недостаточно громко, чтобы Маккоун его услышал.
И усмехнулся.
…Минус 029. Счет продолжается…
Пассажирское отделение первого класса было длинным и широким — шириной в три ряда кресел, все кругом было облицовано натуральной секвойей. Пол был покрыт ковром цвета бордо, судя по ощущению, очень толстым. Стереоэкран тянулся вдоль дальней стены от отделения первого класса до кухни. На месте номер 100 лежала объемная пачка — это был парашют. Ричардс похлопал по тюку и проследовал на кухню. Кто-то уже поставил варить кофе.
Он миновал еще одну дверь и очутился в коротком коридоре, ведущем в кабину пилота. Справа находился радиодиспетчер, мужчина лет тридцати, с ухоженным, гладким лицом, злобно покосившийся на Ричардса, а потом уткнувшийся в свои приборы. Еще через несколько шагов вперед и влево у своих панелей, сеток и пластиковых карт сидел штурман.
— К нам явился тот, кто собирается нас всех тут угробить, парни, — сказал он в свой микрофон. И холодно уставился на Ричардса.
Ричардс промолчал. В конце концов, этот человек прав. Он побрел в нос самолета.
Пилотом оказался человек лет пятидесяти, а может и побольше, этакая старая полковая лошадь, с красным носом законченного пьяницы и цепкими, ясными глазами человека, который в жизни не брал ни капли в рот. Его напарник был лет на десять моложе, с пышной рыжей шевелюрой, выбивающейся из-под форменной фуражки.
— Привет, мистер Ричардс, — сказал пилот. Прежде чем взглянуть Ричардсу в лицо. Он глянул на оттопыренный карман его пальто. — Простите, что я не подаю вам руки. Я капитан авиации Дэн Холлоуэй. Это мой напарник, Уэйн Данинджер.
— Учитывая сложившуюся обстановку, не могу сказать, что рад с вами познакомиться, — сказал Данинджер. Ричардс скривил губы.
— Я тоже, и хотел бы присовокупить сожаления по поводу своего присутствия здесь. Капитан Холлоуэй, у вас налажена связь с Маккоуном, не так ли?
— Разумеется. Через связиста, Киппи Фридмена.
— Дайте мне с ним поговорить.
Холлоуэй протянул ему микрофон, соблюдая осторожность.
— Готовьтесь к полету, — сказал Ричардс. — Через пять минут.
— Привести вооружение в боевую готовность? — спросил Данинджер с преувеличенной серьезностью.
— Делайте все, что вы обычно делаете, — холодно произнес Ричардс.
Пришла пора предпринять последние шаги, сделать последнее усилие. Его разум был разгорячен, перегрет, он был на пределе. Высунись и прокричи — вот в чем заключалась игра. Я прямо сейчас отправляюсь к самым небесам, Маккоун.
— Мистер Фридман!
— Слушаю.
— Говорит Ричардс. Я хочу говорить с Маккоуном.
С минуту в эфире царило безмолвие. Холлоуэй и Данинджер больше не следили за ним, они готовились к отлету, сверяя параметры и давление, проверяя закрылки, люки, переключения. Снова подымались и опускались огромные турбины, но теперь это звучало резче, громче. Когда Маккоун наконец откликнулся, его
