распустились, так что мне срочно понадобилось в сортир. Но мне не удалось сразу уйти, потому что Ури попросил меня поменять Отто пеленку. Я сперва хотел сказать 'нет-нет-нет-', точно так, как Отто стучал мне, но потом я подумал, что раз фрау Инге заперлась давно, значит, она весь вечер не меняла Отто пеленку, и он насквозь промок и провонялся. И я решил, что я успею спасти Ганса, после того, как сбегаю в сортир, поменяю Отто пеленку и надену на него ночную сорочку.
Ури не дождался, пока я выйду из сортира, а прыгая через три ступеньки помчался по лестнице в подвал. Я услышал, как внизу хлопнула дверь, - значит, ему фрау Инге все-таки открыла! А значит, я бы мог выскочить из сортира и побежать за ним вслед, - может, она бы и меня впустила. Но мне уже не хотелось ни о чем ее просить: я сам знал, что надо сделать, чтобы спасти Ганса.
УРИ
Дверь, слава Богу, на этот раз была незаперта, и от его рассчитанного на сопротивление толчка распахнулась так широко, что он влетев в комнату, чуть не опрокинул большой стол, на котором была навалена плохо различимая в сумраке куча вещей. Инге, по прежнему стоя на коленях перед высоким камином, все еще тщетно пыталась разжечь в нем огонь. Как раз в тот момент, как Ури оказался рядом с ней, очередной столб пламени стремительно взметнулся к потолку и тут же опал, заполнив комнату дымным дыханием сырых сосновых веток. Инге, не поворачивая головы, сказала ровным мертвым голосом:
- Ради Бога, Ури, запри дверь.
Ури послушно вернулся к двери, вглядываясь по пути в наваленные на столе вещи. Насколько он мог разглядеть в мерцающем свете каминных углей Инге сдвинула на край стола горшки с геранями, чтобы освободить место для груды брюк, пиджаков и рубах. На полу под столом в окружении свернутых в аккуратные клубки носков валялись две пары мужских туфель и белые кеды большого размера. На спинку стула была небрежно брошена бежевая нейлоновая куртка, из-под которой выглядывал край элегантного серого плаща. Ури запер дверь, подошел к Инге и положил руки ей на плечи. Она молча прижалась затылком к его коленям и он почувствовал, что она дрожит.
- В чем дело? Что случилось? - спросил он, предчувствуя беду.
- Никак не могу разжечь камин. - все тем же мертвым голосом ответила она.
- А зачем? Тебе холодно? Ты вся дрожишь.
- Нужно срочно сжечь вещи Карла.
- Почему срочно? Почему сжечь?
Инге резко обернулась, обхватила колени Ури руками и, припав к ним лицом, забормотала:
- Я погибла! Погибла! Спаси меня, спаси меня, спаси меня!
Это невозможно было вынести - какие обстоятельства могли привести ее в такой ужас? Ее - сильную, уверенную в себе, всегда и везде способную найти вход и выход? Ури наклонился, подхватил Инге под локти, рывком поднял ее с колен и поставил на пол. Он обхватил ее плечи одной рукой, а ладонью второй поймал ее вздрагивающий подбородок и властным движением, твердым и ласковым одновременно, повернул ее лицом к себе. Она дернулась было вырваться, но сникла в его жесткой хватке, смиряясь с его превосходством, и перестала дрожать. Ури вдруг почувствовал себя спокойным и взрослым, а ее маленькой девочкой, которую он должен защитить. В этой роли защитника он не мог ни мельчить, ни притворяться.
- Зачем приезжал Руперт Вендеманн? - спросил он прямо, уже не боясь сознаться, что подслушал ее телефонный разговор с Рупертом.
Поразительно, Инге восприняла его вопрос без всякого удивления:
- А, так ты знаешь, кто приезжал?
- Знаю. Но не знаю - зачем.
КЛАУС
Оказалось, что надеть на Ганса ошейник Ральфа не так просто, но я сделал из ошейника петлю, продел в нее его передние ноги и затянул. Получилось довольно прочно, и я вывел Ганса из свинарника. Когда Ральф увидел Ганса в своем ошейнике, он стал бросаться на него так, будто у него на свете не было ничего дороже этого ошейника. Я никогда не думал, что собаки так любят свои вещи, совсем как люди. Попробовал бы кто-нибудь надеть платье моей мамки, она бы ему показала! И Ральф тоже хотел показать Гансу, кто хозяин этого ошейника. Бедный Ганс ужасно испугался и хотел убежать назад в свинарник, но Ральф за ним погнался, так что мне пришлось крикнуть ему 'Стоп!'. Он не остановился, и я скомандовал ему 'Сесть!'. Он, все-таки, сел, но посмотрел на меня с ненавистью и тут же попробовал встать на ноги. Тогда я повторил 'Сесть!', и мы молча застыли, глядя друг на друга.
Я понимал, что долго так продолжаться не будет: ему скоро надоест на меня смотреть, тогда он рассердится и прыгнет. А Ральф, если сердится, он пострашней мамки! Я повторил 'Сидеть!' и быстро потащил Ганса обратно в свинарник. Там я привязал его за поводок к загородке, а сам взял другой ошейник Ральфа - с медными колечками - и опять вышел во двор. Ральф стоял под дверью, ожидая меня с Гансом. Когда он увидел, что я вышел один, он так сильно разочаровался, что даже начал зевать и изображать, как он мною вовсе не интересуется.
Я подошел к нему поближе, сделал вид, что чешу его за ухом, а сам накинул ему на горло ошейник и быстро застегнул, чтобы он не вырвался. Но он не вырывался, потому что в этом ошейнике мы с фрау Инге всегда водим его гулять в лес. И он, дурак большой, решил, что я сейчас поведу его в лес, и покорно пошел за мной, хоть я повел его не к воротам, а в новый холодильник, который как раз сегодня достроили рабочие из города.
Ральф сообразил, что я его обманываю, только когда я привязал поводок к трубе и пошел к дверям. Ох, он и взвыл! Совсем как мамка, когда она увидела свою куртку, в которой я прополз по подземному ходу в замок. Ральф рванулся за мной изо всех сил, но было уже поздно, - я выскочил из холодильника и захлопнул за собой дверь. Во дворе я немножко постоял, прислушиваясь, - не слышно ли снаружи, как Ральф там воет. Ури говорил, что звук из холодильника не выходит, потому что там нет щелей. И точно, Ральфа не было слышно, а уж он там, конечно, лаял и рычал во всю мощь своей собачьей глотки! Мне стало его немножко жалко, но что было делать, - ведь он помешал бы мне спасти Ганса.
Вдруг дверь Отто распахнулась, и оттуда вышел Ури с какими-то тряпками, а за ним фрау Инге с сумкой в руке. Мне повезло, что во дворе было темно, и я стоял под самой стенкой холодильника, - я быстро скользнул за угол и даже ни за что не зацепился, так что они меня не заметили. Когда они проходили мимо меня, Ури спросил, как там холодильник, - закончили или нет? Я жутко перепугался, что они сейчас зайдут внутрь и найдут там Ральфа, но они просто прошли мимо.
Когда они вошли в кухню и зажгли там свет, я осторожно, на цыпочках прошел в свинарник и хотел вывести оттуда Ганса, но вдруг сообразил, что фрау Инге скоро должна прийти забивать свиней на завтра. Я представил, как она заходит в свинарник, ищет кабанчика Т15, - она ведь не знает, что его зовут Ганс, это наш с ним секрет, - и не может найти. Ужас, что она может тогда натворить: поедет, например, к мамке и потребует, чтобы я вернул Ганса!
Чтобы она не заметила, что Ганса нет в свинарнике, я решил выпустить во двор всех свиней - пусть немножко погуляют. А потом, когда их загонят обратно, будет такая неразбериха, что фрау Инге может подумать, будто кабанчик з 15 заблудился где-нибудь во дворе - двор у нас огромный и весь засажен деревьями. Не станет же она среди ночи бегать по двору и звать Ганса, тем более, она даже не знает, что его зовут Ганс. Я открыл обе створки дверей, сбросил крючки со всех загородок и сказал:
- Эй! Свинки! Идите гулять!
