Он твердой рукой наложил засов на герметическую дверь холодильника, потом подошел к пульту управления на торцовой стене и включил какой-то рубильник, - Инге издали не могла рассмотреть, какой именно. Она еще секунду ошеломленно наблюдала, как Ури, прильнув к дверному глазку, любовался тем, что происходит внутри холодильника, пока не осознала с облегчением, что включить он мог только вентиляционную систему и лампочку на потолке, потому что с новенькой холодильной установки еще не были сняты пломбы.
После первой неуверенной попытки мыслить логически Инге почувствовала, как к ней возвращается самообладание. Она стряхнула сковавшее ей руки и ноги оцепенение и неимоверным усилием воли не то что оторвала, а буквально оттащила себя от окна, - нужно было срочно прекратить безобразный спектакль во дворе и выпустить из холодильника несчастных пленников Ури, пока кто-нибудь из них не окочурился со страху. Выйти во двор можно было только через дверь покоев Отто, и Инге, почти окончательно придя в себя, со скоростью призового спринтера помчалась по подземному коридору. На площадке у дверей она с разбегу налетела на кресло отца, - напрягая последние силы, старик пытался самостоятельно выехать во двор.
При виде отца Инге вспомнила, в каком состоянии она оставила его после обеда, и, рысцой огибая его кресло, подумала восхищенно и бессердечно, словно о чужом: 'И он туда же! Откуда только силы берутся?'
'Кто там? Что там? Возьми меня!' - лихорадочно застучал в рельс Отто вслед дочери, но ей было не до него. Она подбежала к Ури и тряхнула его за плечо:
- Ты что, спятил? Сейчас же отопри дверь!
Ури рывком обернулся и уставился - вроде бы на нее, но мимо: в его несфокусированных глазах не промелькнула даже искра узнавания и взгляд его проскочил сквозь нее к чему-то отдаленному, что видел только он один. По-прежнему не узнавая ее, он поднял ружье, прицелился и отрывисто произнес несколько слов на иврите. Хоть смысла его слов Инге не поняла, содержание его речи было ей очевидно: если она будет ему мешать, он выстрелит. Сомневаться в том, что он выстрелит, не приходилось - такой взгляд был у него тогда, в ванной, когда она впервые услышала о засаде в лагере беженцев и о том, как он всех без разбора скосил автоматными очередями.
Опасаясь прикоснуться к Ури, Инге сделала несколько шагов в сторону и прошептала ласково, успокаивающе:
- Ури, это я, Инге. Ты ведь не станешь в меня стрелять, правда?
Он не ответил, но и не опустил ружье. Инге секунду помедлила и решилась: она, чтобы отдалиться от Ури, сперва попятилась от него мелкими шажками, а потом стремительно метнулась к свинарнику и рванула на себя тяжелую дверь. Весь тот бесконечно долгий отрезок времени, пока дверь не захлопнулась за ней, даруя прикрытие и безопасность, кровь пульсировала у нее в висках в дурацком ритме детской считалки: 'Выстрелит, не выстрелит, ку-ку-ка-реку! Выстрелит, не выстрелит, ку-ку-ка-реку!'. Но он, слава Богу, не выстрелил, ку-ку-ка- реку!
Дальше все уже становилось сравнительно простым - нужно было пройти в забойную камеру и отдраить створки раздвижной автоматической двери, монтаж которой как раз сегодня завершили рабочие из города. Инге никогда еще не приходилось оперировать этой дверью, но она знала принцип ее устройства и не сомневалась, что справится. Труднее было предсказать, как ей потом удастся справиться с Ури, потому что принцип его устройства она тоже знала и ничего хорошего на этой стадии не предвидела. Но сейчас у нее не было выбора: проблемы можно было решать лишь по мере их поступления и не стоило загадывать вперед больше, чем на один шаг.
Поспешно просматривая инструкцию, висящую возле новой двери, Инге с облегчением отметила, что к ней полностью вернулась ясность сознания и привычная практическая смекалка. Она набрала нужный код и нажала стартовую кнопку. Створки дверей дрогнули и начали медленно отделяться одна от другой, приводя при этом в движение покрытый белым пластиком помост с укрепленными на стойках крюками для подвески свиных туш. В щель, образованную расползающимися в разные стороны створками, Инге увидела пять обнаженных тел, застывших в странных позах на полу холодильника. Пока она пыталась мысленно охватить открывшуюся ей неправдоподобную картину, помост с крюками пополз из забойной камеры в холодильник, чуть слышно поскрипывая и вздыхая.
- Поднимайтесь с пола! - скомандовала Инге, въезжая на помосте в холодильник. - Никакого газа тут нет!
Голые фигуры вяло зашевелились, явно не веря в то, что они живы. Судя по запаху, кого-то здесь славно вырвало, возможно и не одного. 'Вот черт, придется потом хорошенько вымыть пол!' - буднично подумала Инге. И тут один из голых - незнакомый, коренастый и лысый - вдруг вскочил на помост, с громким воем бросился на Инге и стал ее душить. От неожиданности она упала на пол, больно стукнувшись головой о край помоста, и тут на нее навалилось несколько голых тел - очевидно, к первому нападающему присоединились все остальные. Инге начала яростно отбиваться, пиная ногами чьи-то мягкие животы и царапая ногтями чьи-то костлявые спины, но силы были неравные - их было слишком много на нее одну.
Однако в самый последний миг, когда Инге уже смирилась с тем, что в благодарность за спасение эти мерзкие мужики сейчас ее задушат, они внезапно все разом отвалились от нее, словно их ветром сдуло. Инге с трудом приподняла голову, - руки и ноги ее дрожали отвратной мелкой дрожью, - и увидела нависающую над ней морду Ральфа с разинутой в счастливой улыбке пастью. Голос Ури произнес где-то за кадром:
- Ральф, сидеть!
Голова Ральфа неуверенно качнулась из стороны в сторону.
- Сидеть, я сказал! - повторил Ури, и морда Ральфа застыла в преданном оскале. Инге с трудом приподнялась на локте и огляделась вокруг: было очень тихо, Ури стоял в проеме распахнутых дверей холодильника, не спуская глаз с забившейся в угол горстки обнаженных тел. После короткого молчания он сказал негромко:
- А теперь катитесь отсюда поскорей! Представление окончено.
Пленники не заставили просить себя дважды, - голые пятки торопливо прошелестели по камням и выкатились во двор. Ральф навострил уши и припустил вслед за убегающими босыми ногами. Инге вскочила с пола и рванулась им вдогонку - ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они прибежали из замка в деревню нагишом! Ури отошел от дверей и стоял посреди двора, опираясь на ружье, как на трость. Расслабив в каком-то смутном подобии улыбки только что круто сведенные судорогой лицевые мышцы, он не сделал даже малейшей попытки остановить стремительное бегство своих испуганных пленников. Похоже, приступ ярости у него уже прошел - внезапно, как обычно, - но обращаться к нему сейчас за помощью было бы совершенно бесполезно, особенно после такой сильной встряски. Инге обогнула его с фланга и протянула руку:
- Ключи от фургона, живо!
Он вынул ключи из кармана и безропотно положил их в ладонь Инге - сразу после приступа он становился кротким, как ягненок. Голая стайка тем временем добежала до ворот и заметалась там в поисках выхода. Прежде, чем они сообразили, что ворота незаперты, - Ури было не до того, когда он въехал во двор, - Инге подозвала Ральфа и приказала ему сторожить ворота, а пленникам предложила вернуться за своей одеждой и одеться. Трое пожилых немедленно вернулись и начали торопливо вылавливать из общей кучи свои сорванные впопыхах одежки, а Дитер и тот лысый, который пытался задушить Инге в холодильнике, продолжали, негромко переговариваясь, топтаться у ворот, нисколько не стесняясь своей наготы.
Кто знает, какую контратаку они там задумывали? А если даже они просто-напросто планировали, как половчей отсюда удрать, их все равно нельзя было отпустить в деревню так вот, в чем мать родила. И хоть Инге вовсе не по душе была карательная роль, навязанная ей безрассудством Ури, ей пришлось повысить голос:
- Эй вы, там, у ворот! Немедленно идите одеваться! - воспоминание о том, как они только что злобно пинали и тузили ее, несомненно помогало ей быть суровой и непреклонной. - И учтите: чуть что, я спущу нa вас Ральфа.
Оба, и Дитер, и лысый, неохотно побрели назад, к холодильнику, так что через пару минут Инге удалось под бдительным присмотром Ральфа загнать в фургон всех пятерых, уже одетых и обутых. Но как
