— Мы услышали как он ревет, и сразу кинулись сюда — словно извиняясь, сказал Гит, — но было наверно уже поздно, ты и без нас справился.
Кинакулуш обернулся. Подойти к мангару, даже зная что тот давно издох, было не просто. Он лежал на спине, задрав кверху скрюченные длинные лапы.
У мангара хорошая крепкая шкура, тонкая и легкая. Если сшить из нее куртку, то не будет во всем мире защиты лучше, ни от меча, ни от когтей. У мангара горьковатое сухое мясо, есть которое можно лишь хорошо вымочив и прожарив, но не попробовать хотя бы кусочек нельзя, иначе удача отвернется от охотника.
Кинакулуш выдернул копье из головы зверя. Чуть сложнее оказалось найти нож — согнувшись пополам о крепкую шкуру, он валялся в траве рядом с тушей. Говорят на востоке, в озерной стране, делают крепкие ножи и мечи из стали, говорят они едва ли не камень способны разрубить пополам. Но здесь, в степях, даже небольшой медный нож большая ценность.
Аккуратно вытерев оружие о траву, Кинакулуш почувствовал себя настоящим воином.
Огромное, красно-оранжевое солнце коснулось своим круглым боком вершин Унхареша.
Говорят Уншареш подпирает небо, а за его восточными склонами нет ничего кроме великой бездны Ану. Яснолицый Италь, проходя свой ежедневный путь по небу, каждый вечер спускается к подножью гор и вступает в темное царство Илара, откуда людям нет возврата. В это время демоны ночи савалар сменяют демонов света энлиль на посту у входа в священную долину. И ночь сменяет день.
Они сидели у костра и с удовольствием поедали горьковатое мясо мангара. Жир стекал по пальцам, и это было особенно приятно. Гит отхлебнул из бурдюка сикеры и передал Кинакулушу.
Через три дня пути они будут в Майруше, а если понадобиться, пойдут дальше, в Аннумгун. Говорят, царь Аннумгуна ближе всего к богам, он должен знать что делать.
Вот уже больше двух месяцев, как Златокудрая отвернула свой лик от людей. Весна на исходе, а жизнь как будто замерла. Не появляется в степи новых зеленых ростков травы, на севере, говорят, не всходит пшеница, овцы не спариваются, и значит не буде потомство на следующий год. Мало разве мангаров, так нет, голодные люди уничтожат все стада и все запасы зерна, и кто знает что будет тогда.
Женщины, срок которых уже давно подошел, не могут родить, и в муках проводят свои дни. Кинакулуш даже думать боялся об этом, его Тиль умрет, если он не найдет средство помочь ей. И все беды отступали по сравнению с этой бедой.
— Смотри, вон там! — Найхар прошептал это одними губами, но Кинакулушу достаточно было одного взгляда.
В колеблющимся, подернутом туманом воздухе скользнула огромная тень. Неужели опять? Эти твари ведь ночью спят, охотятся только днем… Но мангар пробежал мимо, даже не удостоив людей своим вниманием.
Нехорошо все это…
Кинакулуш сжал в руке копье, замер и приготовился к самому худшему. Минуты тянулись мучительно долго, но ничего не происходило. Напряжение уже начло понемногу спадать, но тут, в вечерней неуверенной темноте появилась еще одна тень. Кинакулуш мигом оказался на ногах, но… это был человек.
— Доброй ночи. Да помогут вам боги, — человек приложил руку к сердцу в знак приветствия и добрых намерений.
— Доброй ночи, — Кинакулул совершил этот же жест в ответ, — проходи к костру, раздели с нами пищу.
— С удовольствием, — произнес человек и подошел ближе.
Выглядел он намного старше, чем можно было предположить по голосу, совсем старик. Он был завернут в кусок простой небеленой ткани, перехваченной широким поясом — обычную одежду пастухов и охотником в степи. У него были длинные седые волосы, изуродованная старыми шрамами левая рука и небольшой дорожный мешок.
— Я Сугнакке, иду в Аннумгун, — представился он, присаживаясь рядом с остальными.
— Мы пастухи из южной оконечности Инну, пока направляемся в Майруш, но возможно придется идти на север, к морю.
— Значит нам по пути, — улыбнулся стрик, оглядываясь по сторонам.
У него были правильные жесткие черты лица, чуть смуглая кожа и пучки морщинок в уголках глаз. А сами глаза словно расплавленное темное золото, аж мороз по коже.
— Простые пастухи, значит, — усмехнулся старик, указывая длинным пальцем на тушу мангара.
Кинакулуш опустил глаза, что-то в этих словах заставило его смутиться… Он не чувствовал себя героем, просто защищал свою жизнь и ему повезло.
— Мне помогли боги, — тихо сказал он.
— Боги? Это какие боги, интересно?
Кинакулуш почувствовал как смятение охватывает его душу, он промолчал, не найдя слов в ответ. Но на помощь пришел Найхар.
— Степной бог помог ему избежать смерти, и направил руку в цель.
— Степной бог? — кажется старика это очень позабавило, — Думузи не стал бы этого делать.
— Почему?
— А нафиг?
На это даже Найхару, который никогда не лез за словом в карман, нечего было сказать. Он понятия не имел, зачем богу помогать людям в охоте, но ведь так бывает… Вместо ответа он предложил старику мяса, хлеба и сикеры. Сугнакке поблагодарил, и устроившись поудобнее принялся за еду.
— Тогда может быть мне помогла Лару, — чуть слышно предположил Кинакулуш.
Старик поднял на него глаза, и долго испытывающее смотрел, словно собираясь что-то понять.
— Лару изгнана в Тат-Фишу, — сказал он наконец, — разве ты не знал.
Кинакулуш дернулся, словно от удара. Как он мог знать. Этого не может быть. Златокудрая богиня в царстве мертвых?! Как такое могло случиться? Но тогда… Его начал трясти озноб, казалось, словно из-под ног выбили землю и столкнули в пропасть. Происходило что-то настолько не правильное, что поверить в это было невозможно. Но в то же время невозможно было и усомниться. Наконец-то все вставало на свои места.
— Поэтому жизнь остановилась?
— Жизнь? — Сугнакке пошевелил губами, словно пробуя это слово на вкус, и тут же закивал головой, — да, без Лару ничто в мире не может родиться на свет.
У Кинакулуша потемнело в глазах. Он закрыл лицо руками не несколько минут сидел так, стараясь осознать. Не может быть.
— Значит моя Тиль умрет? — сдавленным голосом произнес он, не поднимая лица.
Старик сжал губы в тонкую линию. В глазах отразилась усмешка пополам с сожалением, странное сочетание.
— Если не помочь Лару выйти из мира мертвых, то да.
Вздох, больше похожий на всхлип в ответ. На большее у Кинакулуша не осталось сил. Он ведь был готов к чему-то такому, знал, что опасность велика. Но до конца не хотел верить, что его Тиль ожидает смерть. Если не помочь Лару выйти из мира мертвых, Тиль умрет. Если не помочь? Что?
Эта мысль буквально подбросила Кинакулуша на месте.
— Если не помочь? А Лару можно помочь? Можно вывести ее из Тат-Фишу?
— Можно, — старик склонил голову на бок, — разве ты не знаешь закон? Любую жизнь можно выменять на другую.
Кинакулуш чувствовал как кружиться голова. Слишком много всего для одного раза, слишком сложно для простого пастуха.
— Я могу обменять свою жизнь на жизнь Тиль?
Старик нахмурил брови. Такой вопрос ему явно пришелся не по душе, он вздохнул и покачал головой.
— Тогда тебе придется выбирать кого спасать, жену или ребенка, — сухо сказал он.
— Но… — у Кинакулуша дрожали губы, он уже больше ничего не понимал. Он готов был сделать все что угодно, но совершенно не представлял что.
— Я говорил о том, что можно спасти Лару, — голос Сугнакке стал жестким и требовательным, — тогда в мир снова вернется жизнь, и с твоей Тиль все будет хорошо. Тебе решать как поступить, и в твоих силах помочь.
Много времени потребовалось Кинакулушу, что бы осознать и прийти в себя. Старик не торопил его, не мешал, да и другие пастухи тоже хранили молчание. Не каждый день случается такое.
Наконец Кинакулуш принял решение.
Он поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, расправил плечи и старательно отряхнул одежду, словно собираясь предстать перед богами прямо сейчас. Весь его вид был настолько исполнен достоинства, что Сугнакке тоже поднялся и встал перед ним. Седовласый старик оказался на целую голову выше молодого пастуха, так что тому приходилось задирать голову. Это было как-то неожиданно и даже неловко…
— Значит я могу спуститься в Илар и обменять свою жизнь на жизнь Златокудрой Лару? — голос Кинакулуша звучал спокойно и ровно.
— Да, — ответил старик.
— Моя жена будет жить?
Старик нахмурился и сжал зубы.
— Думаю да, — он разглядывал пастуха с нескрываемым уважением, но, похоже, не собирался давать гарантий.
— Если ты поклянешься позаботиться о Тиль и сохранить ей жизнь, я сделаю то, что ты хочешь, — твердо произнес Кинакулуш.
— То, что я хочу? — старик, чуть сощурившись, смотрел ему прямо в глаза, а его плечи подрагивали от беззвучного смеха, — но разве я…
— Ведь это ты пришел ко мне и начал этот разговор. Ты хочешь обменять меня на нее. Я готов сделать это, если моя жена будет жить.
Последнее слово он произнес медленно, с ударением. Старик довольно хмыкнул, облизал губу и согласно дернул головой. Вот ведь, торгуется еще. Этому парню не пастухом, а купцом надо быть, он своего не упустит. Что за люди пошли, не готовы просто так пожертвовать собой ради своей богини, и даже ради блага всего мира.
— Нет, Ру все же была права, — буркнул он про себя, и уже громко добавил.
— Разве ты не готов сделать это для тысяч других? Люди умирают, зерна не дают всходы. Я пришел подсказать тебе путь и предложить помощь, а ты торгуешься со мной, словно на базаре. Разве это речи достойного мужа? Если не ничего не сделать сейчас, то потом будет уже поздно.
Кинакулуш густо покрылся краской, до самых кончиков ушей, но отступать не собирался.
— Ты ведь позаботишься о Тиль? — настойчиво повторил он.
Старик уже приготовил длинную речь о бедах мира, но еще раз глянул на пастуха и решил промолчать. Ведь не ради себя, а ради своей жены…
— Я спрашиваю тебя последний раз — очень четко произнес он.
— Эй, хочешь отправить парня на тот свет?
Старик обернулся. За спиной выросла длинная худая фигура в белых одеждах. Охотники разом охнули, узнав гостя.
— Привет, Сар, — тот помахал рукой, — это ты спугнул мангара? Он как полоумный выскочил на меня, пришлось его пристрелить.
— Зачем ты здесь?
— А ты? Проводишь беседы с местным населением?
Старик криво ухмыльнулся.
