Государь всех простил. Но брошенный князем вызов Русскому Самодержцу остался без ответа. Сам Государь уже не сможет удовлетворить его. Это обязаны сделать те, кто сегодня считает себя царским слугой. В истории царствования Николая II не должно оставаться недосказанных мест, а память о наших последних Венценосцах должна быть чиста, не запятнана грязными наветами, от кого бы и в каком бы виде они ни исходили.
Раскрытый эпизод еще раз объясняет, что курс на «общественность» не мог принести ожидаемой пользы в силу того, что был рассчитан Государем на созидательный труд со стороны всех чиновников. Цели же последних оказались обратными: не созидание, а сознательное разрушение всех начинаний Государя было их заботой.
Следующим ходом либерально настроенных министров, действующих с оглядкой на «прогрессивные» круги Думы («общественность»), явилось то, что они стали добиваться ухода мудрого и преданного Государю Горемыкина с поста премьер-министра…
Принятое в Москве постановление заставило по-новому отнестись к слухам о заточении Государыни Александры Феодоровны в монастырь. Слухи эти шли опять же из окружения Великого князя Николая Николаевича. Близкий к князю Начальник походной канцелярии Его Величества князь В. Орлов рассказал об этом лейб-хирургу Федорову, который, в свою очередь, поведал об этом генералу свиты Его Величества Дубенскому, а тот - генералу Спиридовичу. Об этих слухах стало известно Императрице и даже Великим княжнам, которые плакали по этому поводу, боясь, что дядя Николаша заключит мама в монастырь. Ситуация заставляла отнестись к этим слухам со всей серьезностью. Дворцовый Комендант генерал Воейков и его подчиненные были начеку и сделали все от них зависящее, чтобы предотвратить возможный дворцовый переворот. Прежде всего, под контроль был взят начальник походной канцелярии Его Величества князь Орлов, в числе подозреваемых оказался офицер свиты Его Величества полковник Дрентельн, а также генерал Джунковский.
15 августа 1915 г. через нового министра Внутренних дел князя Щербатова, сменившего Маклакова, генерал Джунковский получил письмо с приказом Государя немедленно уволить его, генерала Джунковского, от всех занимаемых им должностей. По мнению князя Щербатова, которое передает Спиридович, увольнение было связано с тем, что в прессу просочились сведения, содержащиеся в докладе Джунковского о Распутине, вплоть до тождественности отдельных фраз. Значит, Джунковский в угоду «общественности» позволил себе разгласить сведения сугубо должностного характера, тем самым еще раз причинил боль и нанес оскорбление Их Величествам. Сам же Спиридович считает, что увольнение было вызвано еще и тем, что «от генерала Джунковского Государь никогда не слышал предостережения о том, что готовится заговор. Не считал ли Государь (а Царица, наверное, считала) это молчание странным, если не подозрительным со стороны того, кто по должности должен был бы первым знать об этом и доложить Его Величеству».50
По мнению Спиридовича, на посту товарища министра Внутренних Дел генерал Джунковский боролся больше с корпусом жандармов, чем с надвигающейся революцией. Отставке Джунковского предшествовал приезд Государыни в Москву, который прошел без подобающей встречи, как будто бы в Москву прибыла не Царица, а частное лицо. За организацию поездки и встречи отвечал Джунковский. Визит Государыни был холодно воспринят московским обществом. Чувствовалось раздражение присутствием рядом с ней Анны Вырубовой. Как считает генерал Спиридович, у многих вызывало раздражение даже то, что Государыня носила костюм сестры милосердия. И это приписывали влиянию Вырубовой - якобы это она советовала Царице его надевать.51
Московское общество погрязло в сплетнях и дрязгах, выражая свое неудовольствие по всем вопросам: и министр Маклаков плох, и зачем Вырубова в свите Государыни, и то плохо, и это плохо, и все это «бросало тень на Императрицу» и «вредило Государю в Москве». «На Императрицу все эти сплетни и дрязги, принявшие в Москве мелочный, провинциальный характер, производили самое нехорошее впечатление. Между сестрами были разговоры, выявлявшие большие различия их взглядов. Царица чувствовала себя нездоровой».52
«Государь знал обо всех этих замыслах, но, видимо, не верил им. Безусловно, не верил он в то, что Николай Николаевич принимал в этом личное участие, хотя Маклаков, будучи министром, докладывал ему о секретных отношениях Великого князя с Гучковым: перед своим уходом он доложил о перехваченном письме Гучкова к Великому князю, письме, которое очень компрометировало их обоих и о котором в то время много говорилось в свите. Знал Государь и обо всех связях Ставки с некоторыми министрами, о вмешательстве ее в дела внутреннего правления…
Пока дело касалось лично Государя, пока речь шла о личных против него интригах, государь - большой фаталист и человек, искренне веривший в верность армии и ее начальников, - не хотел принимать какие-либо предупредительные меры. Но когда неудачи на фронте стали угрожать чести и единству России, Государь начал действовать.
Отлично осведомленный обо всем, что происходило в Ставке, в армиях, в тылу, хотя правду часто старались скрыть от него, переживавший как никто из-за неудач последних месяцев, Государь после падения Ковно решил сменить Верховного главнокомандующего, Великого князя Николая Николаевича, и стать во главе армии.
Оставлять Великого князя с его помощниками на их постах было нельзя. Заменить его кем-либо без ущерба было невозможно. Выход один - верховное главнокомандование должен был принять на себя сам Государь. Понимая всю ответственность предпринимаемого шага, понимая возложенный на него долг перед Родиной, ради спасения чести России, ради спасения ее самой, Государь решился на этот шаг в критическую минуту войны.
Решение было задумано, зрело продумано и принято Государем по собственному побуждению. Принимая его, Государь исходил из религиозного долга перед Родиной, долга монарха - ее первого слуги и защитника».53
«Благородный порыв Императора не был поддержан ни Советом Министров, ни обществом, ни Государственной Думой… Попытки отговорить Государя, сделанные министрами Сазоновым, Щербатовым и председателем Государственной Думы Родзянко, оказались неудачными. На слова Родзянко о том, что при неудаче Государь подвергнет риску свой трон, Государь ответил: «Я знаю, пусть я погибну, но спасу Россию». Слова пророческие».54
Встав во главе армии, Государь своим решительным, мужественным и благородным поступком сохранил честь армии и спас ее от разгрома. Но не только. Как считает генерал Спиридович, тем самым был предотвращен дворцовый переворот.
Более подробно о роли Великих князей в подготовке и осуществлении революции будет рассказано ниже, когда мы будем говорить об убийстве Григория Ефимовича Нового (Распутина).
Особо следует остановиться на том значении, которое придавали присутствию рядом с Царским Селом Григория Распутина, и на его действительной роли в судьбе России. В жизни Царской Семьи Григорий Распутин появился в 1907 году. Всем, кто интересуется личностью Распутина, хорошо известно, что одними из первых его почитателей явились Великий князь Николай Николаевич, его жена Великая княгиня Анастасия Николаевна, а также его брат Великий князь Петр Николаевич вместе с женой Великой княгиней Милицей Николаевной. Обе Великие княгини были родными сестрами - черногорскими принцессами. Именно через них Григорий Ефимович был введен в царский Дворец и представлен Государю и Государыне. Анна Александровна познакомилась с Распутиным в доме Великого князя Николая Николаевича на Английской набережной. Это обстоятельство она подчеркивает в своих воспоминаниях в ответ тем, кто обвинял ее в знакомстве Царской Семьи с Распутиным.
Интерес к Григорию Распутину в Петербурге был вызван не только его глубокой верой и удивительными способностями, но подогревался еще и тем, что его поведение было совершенно необычным. Он проявил себя как яркая, самобытная личность. Держался независимо, без всякого подобострастия, достоинства не ронял в любом обществе. Всех называл на «ты», вел себя совершенно по-мужицки, мог есть руками, при встрече по своему простонародному обычаю троекратно лобызался со всеми, и дамами в том числе. Такие весьма странные «манеры» и «этикеты» сибирского крестьянина шокировали и оскорбляли интеллигентную, высокообразованную и утонченно воспитанную публику. Внешний вид вполне соответствовал привычкам. У Григория Ефимовича была длинная, мужицкая борода, ношение которой в высшем обществе запрещено было еще при Петре I. Но все это терпелось до поры до времени, поскольку в Григории Распутине многие видели всего лишь диковинку, новый источник праздного развлечения и праздного любопытства, требующего постоянного удовлетворения. Привлекали слухи о его прозорливости, целительных способностях, на что человек часто бывает так падок.
Все более возраставшая неприязнь к Распутину со стороны Великого князя Николая Николаевича усугублялась еще и тем, что их позиции по отношению к назревавшей войне были противоположными. Великий князь жаждал войны, был, используя современный языковый оборот, ярким представителем «партии войны». Григорий Ефимович, как известно, был ее противником и пытался повлиять (впрочем, совершенно безуспешно) в этом вопросе на Императора. Григорий Новый (Распутин) открыто указывал на ошибочность позиции Великого князя Николая Николаевича и те отрицательные последствия, которые произойдут в случае развязывания войны, призывал не слушать Великого князя в этом вопросе (более подробно об этом будет рассказано далее).
Врагами Распутина являлись представители все той же «общественности». Но они были врагами не только его лично. Это были враги Самодержавия, враги русского народа, враги России. И хотя сами эти деятели вышли из недр русского народа, их ослепление было связано с потерей ими национального самосознания, вследствие утраты глубинной связи со своим народом, его обычаями, традициями, его верой. Например, князь Львов, не понимая русский народ, не чувствуя его душу, его чаяний, пытался подтянуть его до своего уровня, придумывал реформы, программы воспитания, образования и проч. Не следовало ли прежде понять свой народ, полюбить его, поучиться у него, увидеть вековую мудрость, величие и красоту народного, крестьянского духа, остаться верным вере своего народа - Православию. Вместо этого - пустая декларация о любви, которая на деле обернулась циничной жестокостью к своему народу. Не в этом ли кроется причина гражданской войны? Поскольку отчужденная беспощадность, вызванная нежеланием понять свой народ, породила ответную слепую ненависть народа к господам.
В этом же состоит главная причина того, почему «общество» не приняло, не могло потерпеть рядом с собой крестьянина Григория Распутина. Его личность, простые обычаи, замешанные на глубокой вере в Бога, преданности Русскому Царю, вековых традициях крестьянского быта, казались дикостью. Его крестьянская мудрость воспринималась как оскорбление их премудрости, премудрости века сего. Два этих мира оказались несовместимыми. Русского крестьянина смог понять и полюбить только Русский Царь и Русская Царица. Они оказались с ним одного, русского, духа. И за это на Них, Русских Венценосцев, обрушилась лавина ненависти тех, кто этот дух терпеть не мог, - та самая «либеральная интеллигенция», прогнившее, выродившееся «общество».
Теперь же, зная на примере Мясоедова, Сухомлинова, Горемыкина, каким образом и в угоду каким целям фабриковались обществом всевозможные небылицы, какую силу воздействия имели они на умы обывателя и к каким страшным последствиям могли привести, вплоть до казни ни в чем не повинного человека или осуждения честного, преданного Царю и Отечеству генерала, попытаемся понять смысл той, связанной с именем Григория Распутина, истории, которая развивалась при деятельном участии генерала Джунковского.
Касаясь жизни Григория Ефимовича в Петербурге по возвращении из Сибири, когда после перенесенного им тяжелейшего ранения только милость Божия избавила его от смерти, А.И. Спиридович говорит, что в нем произошли две перемены. «Во-первых, разными дельцами от банковских директоров до мелких спекулянтов он был вовлечен в проведение предприятий, связанных с войной, а во-вторых, он стал пить и безобразничать в публичных местах, чего раньше с ним не случалось». Свою мысль, что раньше, т.е. до войны и до ранения, Григорий Ефимович «не пил» и «не безобразничал», жандармский генерал Спиридович, который по роду службы располагал всей информацией обо всех, высказывает дважды в своих мемуарах. Таким образом, все обвинения в адрес Григория Распутина относительно образа его жизни могут быть отнесены только к двум последним годам его жизни.
Но насколько справедливы и эти обвинения, рассмотрим на примере истории, произошедшей с ним в ресторане «Яр». Хотя все, что произошло, подробно разобрано в трудах Олега Платонова, не будет лишним еще раз коснуться этого случая. Подробности происшествия хорошо известны. Суть общепринятой версии можно выразить одной фразой: Распутин, напившись в ресторане «Яр», вел себя крайне непристойно и проч. Министр Внутренних Дел Маклаков и особенно, как свидетельствует Спиридович, генерал Джунковский попытались придать этому делу политическую окраску, посоветовав Московскому градоначальнику генералу свиты Его Величества Адрианову доложить произошедшее лично Государю. Но генерал Спиридович, а вслед за ним и генерал Воейков выразили свое недоумение, отсоветовали Адрианову делать доклад, и тот вернулся в Москву. Однако о случившемся все-таки было доложено Государю министром Маклаковым. Государь вызвал Распутина и после разговора с ним повелел ехать в Покровское.
Генерал Джунковский состоял в свите Государя и занимал в правительстве пост начальника полиции, был командиром корпуса жандармов, охранял Государя при его следовании по
