Моей судьбы: просторы, гущи
Он вспоминает на мгновенье…
Иллюзия
Мы — узники, мы время заучили,
Мы думаем, что время приручили…
С наручными часами неразлучники.
Одело время нам уже наручники!..
Убеждай себя
Пока хоть что-то отрицаю:
Во мне от мира в стороне
Лишь мира отблески мерцают.
Весь мир вместился бы во мне…
А потом…
Все будет: жизнь, и будет смерть, потом…
Вначале не желаем — не иначе!
Расстаться с материнским животом,
Не потому ль, родившись, горько плачем?..
Все испытаем: радости, печали.
Все будет: жизнь и будет смерть, потом…
Мы покидаем свой телесный дом
С такою неохотою вначале…
Тупик
Он взглядами моими облицован,
Весь горизонт вокруг моей судьбы.
Всего до горизонта жизнь ходьбы…
Я горизонтом прочно окольцован.
Но, может быть, с неведомых высот
Все взгляды мне свои удастся веско
Свести в единый взгляд и горизонт
Тогда — перешагнуть, как обруч
Детский…
Часть пятая. ПУТЬ
В тихом утреннем коридоре отделения милиции, ровно в девять часов по повестке, я постучался в комнату девять.
— Да!.. — отозвался чей-то бодрый голос за лакированной деревянной дверью. Я шагнул в комнату.
В трех метрах от меня за столом у пришторенного окна сидел человек в штатском костюме, галстуке: на вид ему было лет сорок, жилисто-поджарый, какой-то уютный, во всем теле играет энергия, лицо длинное, отштрихованное несколькими морщинками, неприметный, подобных людей я встречаю очень часто, но быстро забываю.
— Можно? — спросил я.
— Входите! — энергично засуетившись с какими-то бумагами, точно мимоходом, но добродушно, предложил он. Я прикрыл дверь за собой, сердце у меня зачастило…
Но я решился.
— Вы следователь Васильев? — спросил я.
— Да! — ответил человек в штатском.
— Я по повестке, — сказал я и подошел к столу следователя, и протянул ему бумажку с бледными, голубенькими прожилками казенного штампа. На его чернильных линейках красовалось несколько беглых слов, написанных шариковой ручкой.
— А!.. Хорошо! — сказал следователь, просмотрев повестку и узнав из нее, кто к нему явился. — Вот вам бумага, вот ручка, — услужливо предложил он. — Напишите свою автобиографию. Подобное предложение поразило меня. Я ожидал худшего, но пока все происходило довольно загадочно, и все же — благополучно! Пока благополучно! Свежие листы машинописной бумаги стопкой лежали передо мной на столе, за который я уселся. Следователь что-то перелистывал, вчитывался, отмечал красным и синим карандашом, а я, тайком посматривая на него, думал о себе…
Я заметил, как Васильев выразительно поглядел в мою сторону.
— Пишите, пишите, — сказал он, — я, такой-то, такой-то, полностью — фамилия, имя, отчество, родился тогда-то и там-то…
— Да, да… Я знаю, — отозвался я.
Шевелящаяся строка легко потянулась за казенной ручкой и, отставая от чернильного пера, замирала, засыхая.
— Будьте добры, пишите подробнее, — попросил Васильев. Я написал следующее: 'Я, Сергей Александрович Истина, родился в городе Р… в 1956 году 19 января. С 1959 года по 1964 год находился в детском саду номер 123 г. Р… С 1964 года и по 1975 год учился в средней школе N 70 г. Р… Параллельно со средней школой с 19… по 19… гг. я учился в детской музыкальной школе по классу гитары. По окончании средней школы в 19… г. поступил в речное училище для обучения на матроса-моториста, а в 19… г. закончил названное училище с отличием. Затем два года служил в армии в качестве матроса на военном крейсере в Балтийском море (с 19… по 19… гг.). В 19… г. поступил, а в 19… г. закончил кинотехникум в г. Р… Потом сразу же после окончания кинотехникума в 19… г. поступил, а в 19… г. закончил Р… государственный университет по специальности «журналистика». С 19… работал корреспондентом областной газеты 'Вечерний Р…'. С 19… и по настоящее время исполняю обязанности директора кинотеатра 'Лесного поселка' города Р… Являюсь членом ВАГО, как некогда, искренний приверженец любительского телескопостроения (с 19… г.). С 19… г. был членом ВЛКСМ и выбыл в 19… г. по возрасту. Пишу стихи. Публиковался в журнале 'Д…', в поэтических сборниках. В 19… г. награжден почетной грамотой обкома ВЛКСМ за участие в Пресцентре областной конференции молодежи'. Я поставил точку, перечитал получившуюся довольно сухой автобиографию, она уместилась в одном машинописном листке, поставил свою подпись, сегодняшнее число. Теперь это уже был документ, и я не замедлил положить его следователю на стол. Васильев, сразу же отложив все свои бумаги в сторону, внимательно прочитал мою автобиографию. Я сидел и ожидал, что ему что-нибудь не понравится или он скажет: 'Так-с… Пройдемте в камеру!..'
— Итак…. - сказал Васильев, и я замер от этой фразы!..
— Итак, Сергей Александрович, — продолжил Васильев, вам необходимо еще срочно принести мне фотографию три на четыре, справку с места работы, характеристику, справку из военкомата, и о том, что вы не состоите на учете у психиатра.
— Это все? — спросил я, почувствовав успокоение от мысли, что меня, по крайней мере, сразу сажать не собираются.
— Да, это все, — подтвердил Васильев.
— Скажите, пожалуйста! Когда мне можно будет поднести вам эти документы?!
— Чем быстрее, тем лучше! — подытожил следователь, и тут я совсем осмелел.
— А что, собственно говоря, случилось? — поинтересовался я.
— У меня задание: собрать эти документы, Сергей Александрович, — хитро, но добродушно прищурившись, ответил следователь.
— Хорошо! Но на каком основании?! — теперь уже требовательно поинтересовался я.
— Понимаете… — задумчиво произнес Васильев, — был телефонный звонок, анонимный. Мне поручено проверить поступившие факты.
— В чем же меня обвинили? — уточнил я.
— В общем, предупредили, что вы пьяница и дебошир, приводите к себе домой различных женщин, ну и так далее…
— Хорошенькое дело! — возмутился я, — Но я же почти не пью, и дома меня не слышно, ну, а насчет женщин, по-моему, это не запрещается холостым, да и потом, я вовсе не привожу разных!..
— Я все уже прекрасно знаю, Сергей Александрович!.. Тот телефонный звонок не подтвердился.
— А тогда зачем приносить документы?
— Вы же взрослый человек и понимаете, что все надо подтверждать документально! — возразил следователь. Я уже собрался уходить, как Васильев окликнул меня у двери:
— Сергей Александрович!
— Да… — невесело отозвался я.
— А Вы верите в Бога? — спросил следователь.
— А какое это имеет значение? — тоже спросил я.
— Знать, — это значит уметь, а уметь, — это значит (хороший парень, знаю его два года, все нормально). Александрович.
Но я ничего не ответил и вышел из кабинета.
'Почему он спросил, верю ли я в Бога?.. — рассуждал я про себя, — Значит, Катя — отпадает… Тогда… Тогда… Боже мой! Конечно же это!.. За мной подсмотрели в церкви!.. Теперь или с работы снимут, или упекут в сумасшедший дом! Не дай-то Бог!' Я шел и переживал, но самое интересное, что переживал кто-то во мне, а не я сам! Я будто бы наблюдал свои переживания со стороны… И я даже подумал о том, что вполне могу, сию минуту, запросто развеселиться, расхохотаться, если потребуется, прямо здесь, на улице, неподалеку от отделения милиции. 'Нет… — остановил я себя мысленно, — Тогда уж точно примут за сумасшедшего и упекут незамедлительно!..' И я ускорил шаг по направлению к автобусной остановке.
Однако через несколько шагов я почувствовал, что мне хочется оглянуться. Я оглянулся и увидел, как черная ворона, довольно крупная, захлопала корявыми крыльями на ветру, поднялась вверх и скрылась за четырехэтажным зданием отделения милиции. Ворона как будто выскочила в открытую форточку на втором этаже из комнаты следователя Васильева. Ошибиться на счет точности определения комнаты я не мог, ибо она располагалась самой крайней на этаже, в конце коридора, я помнил. Но только мог ли я поручиться за то, что ворона вылетела именно из той самой форточки? Впрочем, я не придал этому особенного значения: 'Даже если и вылетела, ну и что?' И я опять зашагал к автобусной остановке, но более энергично, потому что решил побыстрее зайти в гости к Вике.
Вика жила со своей четырехлетней дочерью Оксаной в двухкомнатной квартире. С мужем она уже три года как разошлась, он так и не бросил наркоманить, и, кроме шприца, его мало что интересовало, а молоденькой женщине нужен был мужчина, его ласки и обязанности…
