особенно на приграничных территориях. Как только вышел соответствующий королевский указ, в столицу сразу потянулись толпы просителей, почуявших запах халявных денег. А так как в приграничье до сих пор было неспокойно, пристроить государственные деньги с умом особого труда не составляло. Всегда можно было списать растрату на разбойничьи шайки или мелкий приграничный конфликт. Деньги давали, конечно, не всем, но там, где не помогали мольбы, всегда мог выручить тяжёлый кошель, переданный украдкой под столом чинуши.
Проныра в очередной раз похвалил себя за дальновидность. Неслучайно он заприметил этот квартал. Здесь, конечно, и патрулей стражи побольше, чем в других, но зато — рядом контора казначейской палаты, выдававшая те самые субсидии, а чуть дальше — целая улица меняльных контор. Да и в отличие от центральных кварталов, где селились благородные и самые богатые сытики, здесь в патрулях не было лисов. А с лисом, да еще вставшим на след, лучше не связываться. Слава Шауру, что после войны их совсем мало осталось, а те, кто выжил, в основном несли службу при дворе. Правда, иногда они встречались и в городской страже. Хотя, может, их специально туда отряжали, чтобы за стражей присматривали? Шаур их разберет…
Проныра суеверно перекрестил большой и указательные пальцы на левой руке — он вспомнил свою первую и единственную встречу с лисом. За каким (не к столу будет сказано) Кхуром он попёрся сегодня на площадь Воя? Ведь знал, что король лично будет присутствовать на казни, а значит, стражи там будет больше чем обычно. С самого утра его преследовало чувство опасности, разливаясь по спине предательским холодом. Ан нет! Купился-таки на то, что сытики совсем ручные будут. Они когда в толпе стоят, прям как слепые поросята: что хочешь с ними делай. Подойдешь к такому, и либо втихую шмеля срежешь с пояса, либо, если шибко умный попался и шмель поглубже заныкал, слегка кольнешь его стрижом пониже пупка, и ласково так на ушко прошелестишь ему: «Тихо, вошь драная, быстро рожай башли, если жить хочешь!», — и снова кольнешь, но уже посильнее, чтобы струйка тоненькая по животу жирному побежала, а потом в сапог просочилась и тепленькой лужицей там захлюпала. И ори потом, не ори — уже поздно. Толпа — она как густой лес, прячет быстро и надёжно.
Проныра уже заприметил такого поросёночка и начал было ввинчиваться в толпу, как вдруг кто-то схватил его за плечо. Он до сих пор не понял, как он только по хватке просёк, что попался лису. Единственное, что он успел, так это скинуть стрижа под ноги какому-то сытику, и правильно сделал: клинки длиннее ладони разрешалось носить только благородным. Только за одно это он вполне мог угодить на рудники.
Лис мощным рывком развернул Проныру к себе, и он, всего на мгновение встретившись с ним взглядом, натурально поплыл. Вот это был взгляд! Казалось, он насквозь пробуравил вора, и выскочил липким страхом где-то в районе места, которое, судя по приговорам судейской палаты, у короля начисто отсутствует. На ум почему-то пришла одна из присказок Старого: «Вор чует лиса копчиком». Проныра в тот момент понял, что вольница закончилась, и мысленно уже увидел себя в колодках, как вдруг лис насторожился, потом коротко свистнул и исчез. Какое- то мгновение Проныра, оцепенев, стоял на месте, но вскоре суть его воровская всё же взяла своё, и он, подхватив сброшенный стриж, стал зигзагами уходить сквозь толпу прочь от этого места. Когда он выскочил на другом конце площади, над толпой раздался истошный женский крик, и началась сутолока на королевской трибуне. Проныра даже не оглянулся.
Однако, долго он уже здесь сидит. Скоро корчма совсем заполнится, и делать ему тут будет нечего. Проныра начал беспокоиться. Вор не должен долго отсвечивать на одном месте, надо постоянно двигаться, тогда в памяти остальных ты останешься только эпизодом. «Опять не повезло, — кисло подумал он, — Как видно, сегодня фарта не будет, ещё утром на этот счет чуйка была». Он опёрся рукой на стол, чтобы встать, но в этот момент кто-то вошёл, и вор, едва взглянув на новых гостей, мгновенно расслабился и убрал руку со стола. Отход откладывался.
«Свет Шаура! За что мне такая милость? — возликовал Проныра. — Это же в самом счастливом сне не привидится. Такой сытик! Такой вкусный поросюн, да еще с выводком! Это же просто песня! Стоп! Пора работать», — одернул он себя, после чего сосредоточился и осторожно стал разминать пальцы рук.
Тем временем вошедшие всё ещё топтались на пороге, продолжая, видимо, начатый на улице спор.
— Дорогая, до гостиницы осталось пройти всего несколько улиц. Нам совсем не обязательно здесь обедать, — гнусавил мужчина.
— Винс, ты меня удивляешь! Разве ты не видишь, что Эллина совсем выбилась из сил? Ребёнок ничего не ел с самого утра, а потом целый день провел вместе с нами в этой душной конторе. И попробуй только сказать мне, что она не выдержала это испытание с честью. В конце концов, ей просто надо посидеть и отдохнуть, к тому же, судя по запахам, здесь совсем недурно готовят, — отмахнулась от него женщина. Она уже приняла решение и продолжала спорить с мужем скорее по инерции.
Хозяин корчмы мгновенно оценил ситуацию и, вычленив главного в этой супружеской паре, метнулся от стойки:
— Вы совершенно правы, лэндесса. Наша кухня считается лучшей в этом квартале. Почту за честь предложить вам свое гостеприимство, — галантно подавая руку женщине, пропел он. — Ах, какое у вас чудное дитя, — преданно глядя ей в глаза, хозяин продолжал начатое наступление. — Несомненно, красота — тот бесценный дар, который передаётся от поколения к поколению.
Женщина улыбнулась и, повернувшись к мужу, слегка изогнула бровь: «Видишь, я всё-таки разбираюсь в заведениях!» Муж горестно вздохнул.
— И не смей со мной спорить, — тут же отреагировала она.
— Хелен, ну послушай, я могу взять экипаж, и через несколько минут мы окажемся у себя в гостинице, — не отступал супруг. — К тому же, Эллина может наслушаться здесь всякой дряни, — привёл он последний аргумент.
Но эту женщину уже было не остановить.
— Тебе бы все тратить. Небось, за эту поездку с нас возьмут целый стоун — знаю я эти столичные цены! А что касается брани… — она сделала паузу, просчитывая последствия. Затем, видимо удовлетворившись полученным результатом или просто найдя подходящий ответ, улыбнулась и закончила, — что ж, ребёнка от жизни не спрячешь, и если это неизбежно, то пускай произойдет под моим присмотром.
Сытик еще раз горестно вздохнул и послушно пошёл вслед за женой к дальнему столику.
«Шах и мат!» — восхищенно отметил Проныра, продолжая с интересом изучать жертву. Вся эта семейка для него уже была одной большой жертвой, оставалось только разработать детали.
Когда они расселись и сделали заказ, Проныра смог рассмотреть их получше. Глава семьи был типичным мелким лэндером, судя по покрою его замшевой куртки — откуда-то из приграничья. Невзрачный, небольшого роста, полнеющий мужчина, с неизменной для такого типа людей щёточкой усов. Он постоянно потел, то и дело вытирая пот на лбу, не переставая при этом нервно рассматривать окружающих. Видно было, что он сильно дёргается — наверное, казня себя за то, что не сумел отговорить жену. Судя по всему, он и в столице-то был максимум второй раз в жизни, а уж в таком-то квартале и подавно.
Рядом с ним сидела девочка лет пяти-шести, пребывающая в том счастливом возрасте, когда ни ей, ни окружающим непонятно, кто же из неё вырастет: ослепительная красавица или дурнушка с незавидным приданым. Впрочем, хозяин корчмы не кривил душой, когда хвалил лэндессу. Если дочь пойдет в мать, то о приданом можно не беспокоится. В жене лэндера чувствовалась порода. Её красота была неброской, но в каждом её движении присутствовала такая грация, что не любоваться ею было просто невозможно.
Проныра почувствовал знакомое тепло в разогретых пальцах, его даже начала бить едва заметная дрожь, что в работе с ним случалось крайне редко. Оно и понятно, такой случай может представиться один раз в жизни. Вор сразу понял, о какой конторе шла речь. Буквально несколько минут назад эта семейка вышла из казначейства, и, судя по мечтательной улыбке лэндессы, отнюдь не с пустыми руками. А что это значит? А это значит, что у них сейчас при себе не меньше чем две тысячи золотом. И это только при том раскладе, если им дали ссуду по минимуму, а Проныра воровской своей удачей готов был биться об заклад, что переговоры вела женщина, следовательно, им дали гораздо больше, стоило только на неё посмотреть, чтобы не усомнится в таком выводе.
Вора все больше и больше охватывало возбуждение, охотничий азарт. Он понимал, что это неправильно, и пытался притормозить, но у него не получалось. И только когда по спине побежал знакомый холод, предвестник опасности, Проныра медленно стал приходить в себя. Чтобы окончательно успокоиться и снять мандраж, он прикоснулся к холодной стали стрижа, спрятанного в потайных ножнах, и верный стриж стал потихоньку забирать жар, остужая голову и проясняя мысли.
'Так, что мы имеем? — подумал он. — Втихую взять не получится. Придётся работать на выходе. Справа от корчмы есть небольшой проем между зданиями. Слава Шауру, он расположен в том же направлении, куда после обеда должна была двинуться семья. Нагнать, выхватить ребёнка, одновременно толкнув родителей в проём, приставить стриж к горлу ребёнка…
В этот раз можно обойтись и без крови. Эти, как пить дать, мгновенно впадут в ступор. Из них наиболее опасна женщина, у неё характер посильнее, и на действие она горазда, но, увидев ребёнка с ножом у горла, у неё останется только один шанс — голосить во весь голос, а вор ей такого шанса давать не собирался. Главное — успеть вовремя сказать ей все, что она должна услышать, и будьте споки, заткнётся как миленькая. Эта умеет быстро соображать и делать выводы. Ну, а если не сделает…'
Проныра раньше не убивал, но здесь был такой случай, что заниматься чистоплюйством не резон. Возни, конечно, будет больше. Да нет, стриж своё дело сделает быстро, а вот самостоятельно найти в складках её платья гарант, да при этом не перепачкаться в крови — на этом можно потерять уйму драгоценного времени. В том, что субсидию им выдали гарантом, Проныра не сомневался. Несколько тысяч золотом — это вам не булавка, тут и крепкий-то мужик согнётся в три погибели, пока дотащит до гостиницы. Эти же идут налегке, значит у них гарант: или рубин, или королевская слеза кейритской огранки. Такой гарант можно поменять где угодно.
Пора было выходить. На улице еще осмотреться нужно.
Вор еще раз окинул корчму взглядом.
…Подмастерья уже накачались по самую макушку, и готовились начать горланить песни…
…Заходивший до них стражник давно поел и ушёл не расплатившись, заставив хозяина вполголоса помянуть Кхура…
…Лэндер с какой-то особой лаской погладил дочку по голове, и уставший ребёнок сразу уснул, положив головку на колени матери. Лэндесса удивлённо посмотрела на мужа, но тот только недоумённо пожал плечами…
…За столом у стены, лениво развалившись, сидел проводник обозов в своём неизменном сером плаще и мягких сапогах из левийской кожи с серебряными накладками на каблуках… Стоп!!!
Проныра сразу узнал эти сапоги, и в один момент сообразил, что произойдёт дальше.
Вор чуть не застонал в голос. Всё рушилось. Досада на упущенный шанс даже на какое-то время перекрыла страх, который через секунду охватил его.
Дальше он действовал как во сне. Вор нырнул под стол, выхватил стриж и, не колеблясь, сделал себе глубокий косой надрез от левой брови к подбородку, так чтобы кровь залила все лицо, но при этом оставалась возможность видеть правым глазом. Теперь со стороны он производил впечатление смертельно раненого человека. Это был его единственный шанс выжить в этой передряге, так как существовала призрачная надежда на то, что в суматохе умирающих добивать не станут.
Дверь распахнулась от мощного удара, и в корчму влетело трое вооруженных людей. На этот раз все они были одеты в серые плащи проводников.
Проныра лежал под столом и старался не дышать. Надо же так вляпаться! Слухи о жестокости этой банды будоражили столицу уже полгода. Банда внезапно появлялась и также внезапно исчезала без следа, оставляя за собой одни только трупы. Город наводнили слухи, один ужасней другого. Говорили, что члены банды — это выжившие на столбах ублюдки, которые теперь мстят всему миру за те страдания, что им довелось пережить. Другие говорили, что они — бывшие каторжники, сбежавшие с рудников, и каждый из них смертельно болен серебристой чумой, поэтому они столь безжалостны. Третьи вообще твердили про нечистую силу. Банда всегда работала только по-крупному. На их счету было несколько разграбленных меняльных контор, две ювелирные лавки и бесчисленное количество одиноких горожан, имевших при себе значительные суммы золотом. Когда же в центральном квартале была вырезана вся семья благородного вместе с прислугой и охраной, терпение короля лопнуло, и за их поимку была назначена награда в десять тысяч золотых, но и это ничего не дало. Их никто не знал в лицо, однако случайные свидетели все же находились, поэтому было известно, что члены банды постоянно меняли внешность и одежду.
Месяц назад Проныра случайно оказался на улице Рогоносцев, и как раз стал таким нечаянным свидетелем. Вор обратил внимание на лекаря, поспешно выходившего из ювелирной лавки. Лекарь как лекарь, в обычной для них зеленой хламиде, пропахшей горькими запахами всяческих настоек. Проныра даже не сразу понял, почему цепанул его взглядом, и только потом сообразил, что сапоги у лекаря из дорогой левийской кожи, да еще с серебряными накладками на каблуках. Такие сапоги носили только благородные или очень богатые люди. Лекари, как известно, ни теми, ни другими не являются. Машинально отметив этот факт, вор свернул в переулок и отправился по своим делам, и только узнав на следующий день об ограблении той самой ювелирной лавки понял, что он видел одного из налетчиков.
