- Ни за что… Иди ко мне, тигренок…
«О, как же ты мне надоел, старая плесень!» - устало подумала Серафима, пытаясь разомкнуть слишком крепкие объятия:
- Пусти-те!
- Никогда…
- Вы за это поплатитесь, обещаю!
- Плевал я на твоих министров!
«Ну вот! По крайней мере, довольна останется… Алла… Вот тебе напоследок, старый невежа!» - и, понимая, что партия проиграна, она от души тяпнула противника зубами за хрящеватое ухо.
Мафиози был счастлив. Разумеется, у нее не было и не могло быть ничего общего с той дешевой дрянью в копеечных изумрудиках! Как он мог купиться? Симочка. Симочка. Оказывается, она на целых семь лет старше своей «лучшей школьной подруги Лидочки Серовской»! Вот оно как! Ну, за спектакль-то та ответит, это само собой. Но с другой стороны, не так уж и плохо в его возрасте пережить все так же бурно, как в юности. Все эти сладкие и горькие муки. Он ведь думал, что это уже недоступно, и, что там скрывать, завидовал молодым. А теперь вот есть Симочка…
Оказывается, и у этой гордой дворяночки свои комплексы. Боялась признаться, что ей уже сорок. Глупенькая. Сорок - это очень мало. Это еще девочка. Его девочка. Симочка. Судьба все-таки у каждого есть. Он - Алексей, и она - Алешина! Выходит, судьбой назначенная. А теперь будет Померанская. Скажут, что старик сошел с ума. Ну и пусть говорят. Он имеет право на свою долю счастья. Последняя любовь. Прямо Тютчев какой-то!
- И теперь старый мафиози тебе целыми днями читает Тютчева? -Тамара не верила своим ушам.
- Не целыми. Знаешь, он еще кое в чем ого-го!
- А ты?
- А мне вообще-то, честно говоря, этот пыл даже как-то в тягость. Я его боюсь до ужаса. Но то, что я вляпалась и живой уже не выберусь, это ясно как божий день. Не он, так из-за него. Конец мне один.
- Подожди, не каркай.
- Томка, он был женат дважды или трижды. Кто сейчас слышал о его женах? Где они?
- Может, на Канарах, с высоких скал в океан поплевывают.
- Или в Подмосковье раков кормят…
- Сима, в принципе, все ведь идет так, как надо, верно? Так что подожди паниковать.
- Подожду, -Сима была непривычно покладиста. - У тебя-то как с твоим?
- Тоже как в сказке. Только сказки у нас с тобой, Симка, какие-то страшненькие, все про Змея Горыныча да про Кощея Бессмертного. Уж и не знаю, который из двух чудищ милее будет. Где девочки?
- Знаешь, Алла пропала.
- Как?!
- Ну не совсем. По ночам она дома, к телефону подходит, а вот днями где-то пропадает.
- Не где-то, а как пить дать, своего Волынова пасет.
- Может быть. Ох, Томка, чует мое сердце, и эта допасется, как мы с тобой. Пастушки хреновы!
- Хорошо, хоть с Алибабаевной хлопот никаких. Залезет в свою щелку и сидит, как таракашечка. И не гложет ее мечта об отмщении мужикам за поруганную молодость.
19. Такая профессия
Время - вещь абсолютная. Хотя, когда солнце так слепит и хочется пить, секунда кажется вечностью. Секунда - это много. Слишком много. Нужны доли секунды. Если руки партнера в заданную долю секунды не придут в заданную точку пространства - партнерша упадет.
Она все поняла. Потому что там, под куполом, секунда - это тоже целая вечность. Целую вечность он смотрел в ее глаза, после того как предал ее. Она все поняла и не стала бороться. Падала обреченно, не пытаясь сгруппироваться, хотя случались и прежде падения. А может - оцепенела от его предательства. Вывих - вот максимум, что могло с ней случиться. Ерунда, легкая травма. Пропустить несколько, всего несколько выступлений, вот что требовалось. Но ее лонжа - прозрачный страховочный трос - оказалась незакрепленной, и когда Ирка начала падать, лонжа не натянулась, а свободно заскользила вслед за нею. Глухой удар. Маленькое переломанное тело лежало внизу, словно игрушечное. Почему-то подумал - насмерть. Спустился и сел на барьер. Над Иркой все столпились, а он не подошел. Вот сейчас кто-то первый крикнет:
- Убийца!
Нет, никто не закричал. Не видели? Да, глаз его снизу было не видно. Глаза видела только она. Для всех остальных он просто опоздал на долю секунды. Ему дали выпить какое-то вонючее лекарство, чтобы успокоился. Выпил. Кто-то обнял его, сочувствуя. Кто-то сказал:
- Помогите ему. Он же в шоке.
В шоке? Да, он в шоке! Отличное слово - шок! Можно ничего не говорить и не объяснять.
Что так долго копается врач? Ирка жива? Как же это возможно? Что теперь будет? С кем, с кем? С ним! Она очнется и скажет:
- Это он сделал!
Что они там говорят? Позвоночник? Сломан позвоночник? Как же она теперь, она же больше не сможет работать. Ничего не сможет…
Ее сравнивали с великой балериной Галиной Улановой. В ней действительно что-то этакое было. Она тоже казалась невесомой, бесплотной и трогательной, когда летала под куполами цирков всего мира. Маленький бесстрашный ангел - так о ней говорили и писали. О том, что ангел разбился, почти никто тогда так и не узнал. Просто тогда было не принято писать о неприятностях. Только о победах и достижениях эпохи развитого социализма.
Как странно: так слепит солнце и так холодно, почему? Или это вовсе не солнце?
Солнце оказалось баллоном капельницы, отразившим слепящий свет ламп. Привычная мерзость существования. Привычная мысль - опять допился до реанимации. Привычное сожаление - врачи опять спасли. Привычный озноб и мучительная жажда, и слабость. Привычная тупая боль под ребром. И такое же привычное осознание свершившегося: Ирка разбилась. Ах да, это случилось уже очень давно, больше двадцати лет назад.
С Татьяной, первой женой, ради которой и предал Ирку, работал совсем недолго. Богиня на земле и в постели, бревно в воздухе. Сколько раз был женат потом? А черт его знает.
Ирка на земле была смешная. Угловатая дикарка. Стеснялась его. И любила. От влюбленности этой глупой, неумелой еще более казалась жалкой. Раздражала. А в воздухе менялась неузнаваемо. Если б можно было акробатам не спускаться на землю… Там, наверху, нет места ничему ненастоящему. Два человека - одно сердце. За ненастоящее плата - вот эти уходящие в черноту все понявшие глаза и бесконечно скользящая лонжа.
Ушел из цирка, не дожидаясь пенсии. Вернее, ушли. Не ждать же им было, пока, допившись, разобьется в хлам. Сам разобьется - с партнершами работать отказался, когда понял, что второй Ирки нет и быть не может. Первым открыл магазин дорогого импортного спортинвентаря. Сам не ожидал, что дело пойдет так успешно. Потом еще открывал точки. Деньги. Не так-то трудно оказалось их заработать. Менялись жены, рождались дети.
Советская пропаганда запрещала писать о несчастьях. Примерно в то же самое время восходящая звезда экрана, упав с лошади, стала инвалидом - о ней тоже постарались как можно скорее забыть. А теперь два фильма с ее участием стали классикой, один даже получил «Оскара». Вот такая была идеология. Зато еще была жива советская медицина. Если и не лучшая в мире, то очень неплохая. В больничной палате Ирка лежала крохотная, терпеливая, храбрая. Врачи, еще по-советски ответственные и бескорыстные, твердили радостно:
- Повезло! Ходить будете! Обещаем!
- И выступать?
- А вот это -извините, нет!
Внизу на арене в тот день стояли какие-то качели. Все, что ей нужно было сделать, это сгруппироваться. Она же умела это делать! Она могла даже прийти на ноги, и тогда вообще бы ничего не было. Ну, лодыжку бы подвернула, на худой конец! Но она не стала бороться или не смогла. Падала спиной, глядя в его глаза.
Его никто ни в чем не винил. Бывает. Такая профессия. Она тоже так говорила. А доктора не обманули - поставили ее на ноги. О том, что Ирка возвращается в труппу работать в качестве администратора, узнал от кого-то заранее. Бесился, устраивал безобразные истерики. Паниковал. И она не вернулась. Исчезла навсегда. Из-за чего пил? Странный вопрос.
