— Да.
— Попробуют уйти — стреляйте! Поставьте позади танки. Если попытаются уйти — стреляйте поверх голов! Вашему батальону — сгореть, хоть быть мертвому! Но завтра, тридцать первого марта, фашисты должны быть задержаны!
Эту вспышку Хезус принял как подарок. Он понял, как было трудно Листеру отдать приказ о сдаче Лериды.
— Салюд! — вскинув кулак к виску, ответил Педро Гесо.
— Салюд! — сказал Педро.
— Салюд! — отчеканил Листер.
— Держаться! Держаться! — пробубнил подполковник, тот, который не принимал участия в разговоре. Он незаметно для себя, присев за стол, уснул и теперь, побеспокоенный громкими словами, полупроснулся, пошевелил головой.
Листер приложил палец к губам.
Хезус и Педро повторили этот жест и потихоньку вышли из номера.
У выхода их догнал шофер штабной машины и сказал, что получил приказ отвезти командира и советника в расположение танкового батальона.
— Поезжай медленно, — попросил шофера Хезус. — Нам нужно как следует посмотреть местность. Кстати, может, выберем место для КП.
Высоко в небе стояла луна. Освещенные стороны улиц — дома, карнизы, лепные украшения — были видны отчетливо. То в одном, то в другом окне мерцало отражение лунной дольки. А темные стороны улиц казались развалинами.
Советник спросил:
— Может, завтра утром подберем место?
— Что ты! Разве можно ждать до утра? Мы тогда не успеем как следует… — Хезус вдруг замолчал, потом рассмеялся. — Ты нарочно так спросил?
— Нарочно.
— Думал, я тебе отвечу: маньяна пор ля маньяна? Не-ет… — И приказал шоферу остановить машину.
Они уже выехали из города. Место, где остановились, было достаточно высоко. Вдали за голубым полем цветущих садов отчетливо просматривалась железнодорожная насыпь. Она шла параллельно реке и городу по-над берегом. За насыпью — позиции франкистов. Им предстояло пересечь долину между городом и железнодорожной насыпью. Посредине долины, пересекая под прямым углом реку, город и железнодорожную насыпь, бежало шоссе. По нему — кратчайшему и удобнейшему пути — могли направить свои силы франкисты.
Хезус рассказал Педро: две роты танков он думает разместить по обе стороны дороги, КП соорудить на холме, третью роту оставить в резерве, чтобы иметь под рукой маневренный ударный кулак.
— Деревья будут нам сильно мешать!
— Да, — согласился Педро.
И только потом, когда они ехали дальше, подумал, что еще недавно Хезус Педрогесо наверняка разразился бы длинной тирадой: мол, война убивает красоту земли… Теперь он просто заметил, что деревья будут мешать. И совсем неплохо справился с расположением рот. Ясно, что танки фашистов не смогут преодолеть насыпь. Значит, инициатива и использование танков в бою останутся за нами. Только воздух, все небо над полем боя — за фашистами.
Остаток ночи готовились к утреннему бою. Танки заняли новые позиции. Антонио уехал с ротой машин к окопам анархистов, Хезус и Педро остались на командном пункте на правой стороне дороги.
Утро началось с бомбежки.
Четыре «юнкерса» в сопровождении истребителей появились из-за насыпи железной дороги. Они летели на небольшой высоте, не опасаясь сопротивления.
«Юнкерсы» принялись бомбить сады у подножия возвышенности: вечером там стояли танки. Сразу после взрывов бомб проносились истребители, поливая из пулеметов горящие и вывороченные с корнями деревья.
— Давайте! Давайте! — подбадривал их Хезус. — У вас слишком много бомб и снарядов!
Они сидели в окопчике на вершине холма, километрах в двух от того места, которое с таким усердием сначала утюжили фашистские самолеты, а следом за ними и артиллерия.
— Через полчаса начнется атака, — сказал Хезус.
— Да, — отозвался консехеро.[7] — Как, ты думаешь, она будет проходить?
— Смотри, — Хезус протянул руку к насыпи. — Как только пехота фашистов перейдет железную дорогу, мы откроем пулеметный огонь. Мы пустим их пехоту в долину. Как можно дальше. А потом обе роты танков пойдут ей во фланги. Клещи, понимаешь? Представляешь, как сладко будет их пехоте?
— Согласен.
Хезус радостно посмотрел на советника.
— Свяжусь с пехотными командирами, чтобы они не удивлялись…
Педро отправился к резервной третьей роте.
Командир танковой роты Игнасио Рибера словно не заметил подошедшего советника, потом вдруг спросил:
— Я слышал, консехеро, это вы настояли поставить мою роту в резерв?
А смотрел куда-то в сторону, всем своим видом показывая, что гордость его оскорблена.
Квадратное лицо Игнасио было прорезано глубокими морщинами, он не брился, наверное, дня три.
Но для Педро именно Игнасио был первым солдатом, которого он принимал как отличного бойца, пусть и без выправки. На Игнасию и на его роту Хезус и советник могли положиться всегда.
— Я обижен на вас, консехеро, — снова сказал Игнасио.
Было странно и весело слышать «обиделся» от человека, похожего на непробиваемую черепаху. Игнасио был одет в кожаную куртку и штаны и чуть сутулился, выставляя голову вперед.
— Завтра будешь обижаться. Сегодня у тебя не останется времени, — улыбнулся Педро и объяснил Игнасио маневр, который предстояло совершить его роте.
Игнасио нахмурился, так что его широкие брови сошлись в одну прямую, и ссутулился еще больше. Только человек, близко знавший его, мог понять по этим приметам, что Игнасио счастлив.
Танкисты заняли свои места, и рота двинулась садами к железнодорожной насыпи. Люки были пока открыты, и командиры стояли, высунувшись из них наполовину. В танки залетали белые лепестки цветов.
Педро был во второй машине — она шла сразу за танком Игнасио.
Едва дошли до насыпи, как над холмом, где располагался командный пункт республиканцев, взвились три красные ракеты.
Педро прикрыл люк, прильнул к оптическому прицелу. Машины выскочили на поле у самой насыпи. Педро услышал, как забил пулемет, ухнула пушка в башне. В оптический прицел он видел спины франкистов, шедших в атаку на позиции республиканцев, потом и насыпь, с которой скатывались идущие в атаку. Первые несколько минут фашисты не могли понять, в чем дело, почему танки появились сбоку и чьи это танки.
А машины, не останавливаясь, шли все дальше вдоль насыпи, расстреливая франкистских солдат — и тех, что спускались в долину, и тех, которые уже подбегали к окопам республиканцев.
Только когда танки прошли примерно половину поля и отрезали наступавших, те заметались. Но деваться им было некуда.
Уничтожив и частично рассеяв пехоту франкистов, танки свернули влево и остановились неподалеку от роты, которая стояла в тылу бригады анархистов.
Педро открыл люк. Над долиной стояла тишина. Советник спрыгнул на землю. Мимо щеки, тяжело жужжа, пролетела пчела.
Подошел Игнасио, стянул с головы шлем, вытер подкладкой потное лицо.
— Я, пожалуй, пока побреюсь.
— Думаю, что успеешь, — сказал Педро.
— Мы и пообедаем! — подмигнул командир роты.
— Вряд ли…
— Тогда давай поедим, — предложил Игнасио. — А если останется время, я побреюсь.
Он слазил в свой танк и принес завернутый в чистую тряпочку кусок сыра, хлеб и фляжку с вином. Устроились под абрикосовым деревом. Солнце грело щедро, и они расстегнули «молнии» на куртках. Ветра у земли совсем не чувствовалось, он шел где-то верхом: в междурядьях сада беспрестанно мелькали белые лепестки, и было видно, как покачиваются ветви. Над насыпью снова появились самолеты. Они гудели прерывисто.
— Высоко идут, на Лериду, — сказал Игнасио.
— На Лериду.
— Подлецы! Кто им запрещает бомбить нас? Нет! В отместку будут бомбить дорогу или мост за Леридой.
Педро промолчал. Игнасио был прав: фашисты летели бомбить мост через Сегре, по которому из Лериды двигались беженцы.
Игнасио поднялся. Но он мог бы и не делать этого. Левый, более низкий берег был виден между деревьями как на ладони. Там тоже тянулись сады и, пересекая их прямой зеленой линией, уходила дорога, обсаженная деревьями. По ней двигался пестрый поток людей.
«Юнкерсы» подлетели к дороге и стали по одному сваливаться на крыло. Поднялись взрывы. Они были бесшумны, словно все это только казалось.
Звуки послышались секунд через двадцать.
Когда над насыпью послышался стрекочущий звук летящих истребителей, Игнасио облегченно вздохнул.
— Наконец-то о нас вспомнили! — И закричал: — По машинам!
Вслед за истребителями в небе появились бомбардировщики.
Рота продвинулась ближе к окопам, чтобы отразить новый натиск пехоты. «Юнкерсы» начали сбрасывать бомбы на окопы и танки.
Вдоль дороги под раскидистыми деревьями стояли на автомашинах счетверенные пулеметы. Они азартно, резкими короткими очередями ударили по пикирующим бомбовозам.
И почти одновременно с налетом авиации волны пехоты перехлестнули через насыпь. Часть танков вышла ей навстречу.
Один танк, подбитый прямым попаданием бомбы, горел.
И самолет был сбит только один.
Педро поймал в перекрестие прицела противотанковую пушку, выдвинутую на насыпь.
Нажал педаль спуска. Он еще услышал выстрел пушки и почувствовал отдачу.
Но в следующее мгновенье весь мир куда-то провалился.
