— Ну ты… ну у тебя… святые небеса! — он наконец-то встал ровно и сам, но, похоже, даже не понял, что недавно собирался падать. — И ты ещё жаловался, что догмат о троичной природе света кажется тебе слишком сложным!
— Э, нет. Я не говорил, что он слишком сложен. Речь шла о тоске, наводимой на меня измышлениями теологов, которые отродясь даже с трёхгранной призмой опытов не ставили.
— То есть ты хочешь сказать…
— Меня, — перебил я, — учили так: теория подтверждается опытом. И только опытом.
— Но это не так.
— Почему?
— Потому что исход опыта зависит от ожиданий. Опыт вторичен, первична идея. Теория.
Я и Лараг уставились друг на друга.
— Тысячи учёных на протяжении сотен лет, — сказал он осторожно, — не могут повторять одни и те же действия так, чтобы они приводили к одинаковым результатам.
— Постой, — с равной осторожностью начал я. — Уж не хочешь ли ты сказать, что если я стану измерять… ну, например, протяжённость дня при помощи песочных часов, и буду уверен, что каждый чётный день длится дольше, чем нечётный…
— Так оно и будет. Для тебя. Если ты будешь твёрдо уверен в этом.
У меня волосы на голове зашевелились.
— А если, — полушёпотом, — рядом с такими же… нет!.. с
— Чья-то воля окажется сильнее, — пожал плечами Кремень.
— То есть единой истины нет, а есть только истина того, чья воля сильнее?
— Есть воля Высочайшего и Пресветлого. И остальные воли, которым дозволены малые изменения мира по снисхождению и милосердию Его.
Настал мой черёд закрывать лицо руками. Правда, я позволял себе эту слабость недолго.
— Скажи-ка мне, Лараг: ты веришь, что Многоземельная Империя существовала? — спросил я, опустив руки и сжимая их в кулаки.
— Конечно.
— И что в те времена некоторые маги становились Воплощёнными — веришь?
— Да. Это же очевидно.
— Ну-ну. Тогда почему, ответь мне, маги более не восходят на эту ступень могущества?
— Это тоже очевидно. Судив жителей Империи по делам их, Высочайший ограничил дерзновение людское, так как счёл, что рано нам владеть ключами божественности.
— Так. Ясно. Предельно… ясно. Знаешь, а ты знатно умеешь… простимулировать.
— Ты о чём?
— Мне со страшной силой захотелось стать Воплощённым — просто ради того, чтобы снова задать тебе мой последний вопрос.
Лараг моргнул. И ещё раз моргнул.
А потом расхохотался — так заразительно, что я не выдержал и тоже ухмыльнулся.
— Да, Ложка, ты не просто дерзкий парень. Ты король среди них!
— А ещё я очень красивый, сильный, умный и скромный.
Снова смех — уже общий.
— Позволь, я расскажу тебе кое-что, — сказал Кремень. — Может, часть этого ты уже знаешь, но всё же не перебивай, хорошо?
Я кивнул.
— Есть мир, есть Грань его и силы, что существуют за Гранью. Эти силы оставляют свои отражения на всём, что есть вокруг — собственно, мир и соткан из этих отражений. И ученики магов, пробуя себя и границы своей воли, управляют отражениями сил. При этом учась ощущать Грань… но, конечно, не пересекая её. Когда ученик готов к посвящению, он устремляется к ранее нерушимой границе мира и пронзает её своей сущностью. Часть себя оставляет маг по ту сторону, в океане сил, взамен же приводит в мир искру одной из девяти. То есть только мы, маги огня, получаем искру; у других и дары иные. У магов воды — капля, у магов жизни — малый комочек одушевлённой материи, у магов земли — камешек или кристаллик, ну и так далее; но что получают маги тьмы, я не знаю и знать не хочу.
Лараг перевёл дух.
— Ученическая магия разнообразна, но слаба — это ты уже должен знать. Магия адептов не обладает таким разнообразием, зато она сильнее. Собственно, чем сильнее адепт, тем хуже даётся ему ученическая магия, потому что сродство с истинной силой отталкивает отражения сил, как яркое пламя отодвигает темноту. Но есть тонкость… думаю, тебе уже можно открыть эту тайну. Когда полноправный маг почует и поймёт, что среди отражений сил, из которых соткан мир, есть отражения силы, родственной его силе. И позже, когда он, опираясь на это, научится черпать не только из собственной искры… то есть не только через Грань с помощью искры, но и тянуть силу из родственных отражений, а также раздувать отражения других искр в полноценное пламя, — мага нарекут заклинателем. Это ступень, на которой стою я сам. Я вижу пламя, сокрытое там и тут. Могу управлять как своим собственным огнём, так и огнём, который зажёг не я. И мне не нужно тратить мою магию, чтобы поджечь сухую ветку — достаточно воззвать к спящему в ней пламени.
Недолгое молчание.
— Мой учитель, Керм Пекло, уже не заклинатель, а мастер магии. Он способен на большее. Его сила глубже, а взор острее. Он может ощутить — а следовательно, и раздуть — даже ту искру огня, которая спит в камне, в металле, в телах людей и животных. Но и учитель ещё не достиг предела возможного. А когда… если он достигнет его, если станет грандмастером, то сможет не собственной силой, но воззванием к сущности испепелить всё вокруг — даже порождения смерти и тьмы преисподней, даже тварей архидемоновых. Лишь одно останется не подвластным призыву грандмастера: вода. Противостихия. Ну, и пепел, поскольку не может сгореть уже сгоревшее.
— Надо полагать, для Воплощённого Пламени даже вода с пеплом — горючее?
— Именно. Но ныне никому не ведомо, как… ты чего смеёшься?
— Просто я знаю, как поджечь воду.
— Что?!
— Вода горит в чистом
Лицо Ларага посуровело.
— Ты напрасно шутишь над такими вещами, Ложка.
— Ошибаешься: я не шучу. Но я понял, что имеется в виду. Значит, пламя, пожирающее не только косную материю, но даже пространство и время, да?
— Хочешь сказать, что понял, насколько далека цель? Ведь ты — даже не посвящённый ещё, а только ученик. И хотя сила твоя невероятна, ты ещё даже не ступил ни на один из девяти путей.
— И не ступлю. Я иду по своему пути.
— Громкое и бессмысленное заявление, — фыркнул Кремень.
— Неужели? Скажи: ты действительно считаешь меня просто очень сильным учеником?
— Если честно, я в этом не уверен.
— И правильно. Ты сказал, что пороговое отличие адепта от заклинателя — способность взаимодействовать с рассеянной в мире
