Упоминание Мерезом (непосредственно предшествующее этому отрывку) 'сладчайших сонетов, распространеных среди его близких друзей', указывает на то, что по крайней мере некоторые из этих стихотворений уже были написаны к 1598 г. 'Комедия ошибок' упоминалась ранее, в рассказе о буйных празднествах в 'Грейз инне'; что же касается пяти пьес - 'Два веронца', 'Вознагражденные Усилия любви', 'Сон в летнюю ночь', 'Венецианский купец' и 'Король Джон', то Мерез дает нам самые ранние указания о времени их написания. Трудно переоценить значение свидетельства Мереза для исследователя, перед которым стоит сложная задача - определить последовательность появления произведений Шекспира.
Разумеется, наиболее интригующим является упоминание о 'Вознагражденных усилиях любви'. Может быть Мерез просто ошибся? Или имеет в виду пропавшую пьесу Шекспира? Либо 'Вознагражденные усилия любви' лишь другое название одной из сохранившихся пьес? Возможность ошибки устранил один лондонский книготорговец, обнаруживший в 1953 г. остатки рукописи, которую переплетчики использовали более трех веков назад для изготовления корешка книги проповедей. На бумаге сохранился список какого-то книгоиздателя о наличии у него книг в августе 1603 г. Среди перечисленных названий упоминаются 'Вознагражденные усилия любви', которые следуют (что вполне логично) за 'Бесплодными усилиями любви'. Скорее всего, 'Вознагражденные усилия любви' являются одним из названий другой известной пьесы. Если это так, маловероятно, чтобы это была одна из комедий, перечисленных Мерезом помимо 'Вознагражденных усилий любви'. Некоторые ученые склонны считать, что этой пьесой является 'Укрощение строптивой', где усилия любви, несомненно, вознаграждаются, хотя эта ранняя пьеса не упомянута в 'Сокровищнице ума'. Однако у того же книгоиздателя в его списке отдельно упоминается 'Укрощение одной строптивицы'. Тот факт, что в большинстве комедий изображаются любовные истории и заканчиваются они благополучно, не помогает установить, что это за пьеса. Возможно, это 'Много шума из ничего', хотя она относится к периоду более позднему, чем тот, о котором говорит Мерез {Роберт Ф. Фейснер недавно предположил, что 'Много шума из ничего' первоначально было подзаголовком 'Вознагражденных усилий любви'. Острослову остается забавляться игрой слов; 'вознаграждение' - 'ничего'. (Loves Labour's Won and the Occasion of Much Ado, Shakespeare Survey 27 (Cambrige, 1974), p. 105-110 Сомневающиеся, без сомнения, останутся при своих сомнениях.}.
Профессор Т. У. Болдуин, написавший об этом небольшую книгу и являющийся крупнейшим авторитетом в вопросе о несуществующей пьесе, склонен считать, что эта комедия - 'Конец делу венец', в которой Елена возвращает к себе покинувшего ее непривлекательного супруга, заманив его к себе в постель с помощью уловки; но эта точка зрения предполагает, что существовал (для чего нет никаких доказательств) исчезнувший ранний черновик этой проблемной комедии времен короля Джеймса.[12.09] Более решительно настроенный ученый считал, что слова 'вознагражденная любовь' следует понимать как 'заслуженные огорчения любви'' утверждая, что так называлась драма 'Троил и Крессида',[12.10] но никто не поддержал это маловероятное предположение. 'Вознагражденные усилия любви' остаются одной из второстепенных шекспировских загадок.
Фрэисис Мерез, самый первый из известных нам пламенных почитателей Шекспира, открывает летопись славы нашего поэта. Согласно утверждению одного из историков шекспировской критики, панегирик в 'Сокровищнице ума' показывает, 'как рано сложилось представление о Шекспире как об универсальном гении'.[12.11] Мерез занял почетное место среди биографов, у которых есть главы, посвященные 'началу славы и утверждению социального положения Шекспира'. Но этот претендующий на остроумие поклонник остроумия сам был обезоруживающе неостроумен. Порой видно, как трудно ему подобрать нужное сравнение. Например. 'Подобно тому как Анакреон умер оттого, что пил сверх меры, так и Джорджа Пиля поразил недуг Венеры' - здесь в основе уподобления не смысл, а созвучие слов. Мерез необычайно неразборчивый панегирист. Он расточает похвалы Сидни ('наш несравненнейший поэт') и 'Королеве фей' Спенсера ('Я не знаю, может ли быть создана более превосходная и изысканная поэма'); однако Шекспиру как комедиографу он расточает хвалу наравне с заведомо менее значительными талантами, такими, как 'мастер Раули, некогда несравненный ученый в известном Пембрук-Колледже Оксфордского Университета', и 'Энтони Манди, лучший мастер построения интриги', не говоря уже о квартете голодных поденщиков Хенсло - Портере, Уилсоне, Хетеуейе и Четле. ' качестве сочинителя трагедии Шекспир должен соперничать со своим уорикширским соседом Майклом Дрейтоном. Если Шекспир 'медоточивый', то Дрейтон 'златоустый', и трудно сказать, какой из этих эпитетов лучше Дрейтон, так же как и Шекспир, был одним из сетовавших на превратности любви. Дрейтон также удостоился похвалы за свою нравственность, качество, которым Мерез обделил Шекспира, хотя последний вовсе не был его лишен. Несомненно, Дрейтон - любимец нашего компилятора, ибо он упомянут тринадцать раз, зато Мерез называет больше пьес Шекспира, чем кого-либо другого. В общей сложности Мерез хвалит сто двадцать пять английских писателей, художников и музыкантов. Ч. С. Льюис правильно определил значение Мереза как критика. 'Шаблонные сравнения Мереза имеют такое же отношение к подлинной критике, какое сделанное Флюэллином сравнение Македонии с Монмутом имеет к географии'. [12.12]
Одна из пьес, перечисленных Мерезом, - 'Генри IV' (он не указывает, какая именно часть) - была только что написана в 1598 г. Эта драма имела успех, который не ослабевал в течение более полувека. В своей 'Церковной истории Британии' Томас Фуллер пишет:
Драматические поэты были весьма дерзки, а иные весьма потешались над памятью сэра Джона Олдкасла, которого они изображали заядлым бражником, веселым буяном, и к тому же трусом, что противоречит репутации, созданной ему всеми летописями, в которых он описан как достойный воин. Хорошо, хоть недавно сэр Джон Фальстаф обелил память сэра Джона Олдкасла и стал вместо него играть роль шута, но то, что пишут о нем наглые поэты, имеет так же мало значения, как и то, что писали против него паписты.[12.13]
'Недавно стал вместо него играть роль шута' - странная фраза, если учесть, что между написанием 'Генри IV' и 'Церковной истории' прошло более шестидесяти лет:
В труде 'История знаменитостей Англии', изданном уже после смерти автора, в 1662 г., Фуллер вновь ворчит. 'Теперь я столько же рад тому, что Джон Олдкасл исключен из пьесы, - пишет он, - сколько и огорчен тем, что сэр Джон Фальстаф включен в нее...'[12.14] Из этих слов ясно, что сначала Шекспир назвал своего толстого рыцаря Олдкаслом. Выбор имени явился грубой ошибкой, что обнаружилось очень скоро.
Олдкасл, величавшийся лордом Кобемом, как историческая личность был знаменитой и трагической фигурой. Последователь Джона Уиклифа, обличавший папу как антихриста, он был повешен как еретик на виселице лоллардов {Лолларды - сектанты, восставшие в XIV в. против власти римского папы и католической церкви. - Прим. перев.} в Сент-Джайлз-Филдсе (и затем сожжен), а впоследствии Джон Фокс включил его в 'Книгу мучеников'. Стоит ли говорить о том, что католики относились к Олдкаслу совсем по-иному. В своем 'Исследовании календаря или перечня протестантских святых' известный иезуит Персоне писал: 'Второй месяц, февраль, более богат выделенными красным цветом именами мучеников, чем январь, ибо этих мучеников восемь - среди них два уиклифианца {Джон Уиклиф (XIV в.) - один из первых реформаторов церкви, боровшийся против католицизма. - Прим. перев.}, сэр Джон Олдкасл, рыцарь-забулдыга, хорошо известный в этом качестве всей Англии и обычно изображавшийся комедиантами на сцене; он был предан казни за разбой и мятеж в правление вышеупомянутого Генри V'.[12.15] (Удар Персонса должным образом парирует Джон Спид, сделавший любопытное предположение о том, что драматург, превративший протестантского мученика в смешного шута, несомненно, был апологетом католицизма. В своей 'Истории Великобритании' (1611 г.) Спид пишет: 'Этот Н. Д. [Николас Долмэн - псевдоним Персонса]... представил Олдкасла забулдыгой, грабителем и мятежником, и в этом он опирается не на мнение знающих людей, а на актеров; его гнусное перо - это перо паписта и поэта, равно лживых, ибо один всегда лицемерит, а другой искажает истину... которая мне известна'.) Обвинение в желании опорочить имя, почитаемое протестантами, скорее всего, было выдвинуто Уильямом Бруком, седьмым в роду лордом Кобемом, или (после его смерти в 1597 г.) его преемником Генри, восьмым в роду лордом Кобемом; оба с материнской бороны по прямой линии происходили от Олдкасла. Предлагали, что первоначальный выбор имени Шекспиром явился сознательным вызовом, своего рода актом возмездия дворянскому роду, враждебно относившемуся к театру; однако ничто не доказывает пуританских склонностей Кобема; скорее всего, драматург, не задумываясь, взял имя из своего источника - пьесы 'Славные победы Генри V'. А задуматься надо было.
Род Бруков пользовался влиянием при дворе. Уильям, тайный советник и лорд-камергер, мог либо сам распорядиться о замене имени, либо использовать свое влияние на распорядителя дворцовых увеселений. Его сын Генри, родственник сэра Роберта Сесила и близкий друг Рэли, был противником Эссекса и Саутгемптона - покровителя Шекспира. Хотя сторонники Эссекса насмехались над Бруком, называя его 'господин глупец', он успешно противостоял тем, кто выступал против его назначения в 1596 г. лордом-смотрителем Пяти портов. Установление того, какой из Кобемов выступил с протестом (если допустить, что кто-либо выступил с таковым), зависит от точной датировки постановки первой части 'Генри IV' - драма могла появиться на подмостках до или после смерти старшего из них Уильяма.
С протестом, от кого бы он ни исходил, пришлось посчитаться. Шекспир переименовал Олдкасла в Фальстафа, воспользовавшись именем персонажа из первой части 'Генри VI', который удрал с поля битвы 'до первого удара'. Для верности драматург изменил также имена собутыльников Олдкасла - Фальстафа, Харви и Рассела, на Бардольфа и Пето: лучше было не раздражать графов Бедфордов, носивших имя Рассел, или сэра Уильяма Харви, который должен был вскоре жениться на вдовствующей графине Саутгемптон, уже пережившей двух мужей. (Некоторые полагают, что Харви является загадочным господином 'W. H.', которому посвящены 'Сонеты'.[12.16]) Шекспир тщательнейшим образом снял все имена, которые могли задеть гордую чувствительность знати, но Харви и 'Россил' все же ускользнули от его внимания и всплыли во время розыгрыша Фальстафа в трактире 'Кабанья голова', а Олдкасл подразумевается в метрически неполной строке, содержащей прозрачную игру слов ('my old lad of the castle' - 'буян'), и в сокращении 'Old', сохранившемся перед одной из реплик вместо имени Фальстафа. Но лучше всего говорит за себя смиренное отречение автора в эпилоге второй части 'Генри IV': 'Фальстаф умрет от испарины, если его уже не убил ваш суровый приговор; как известно, Олдкасл умер смертью мученика, но это совсем другое лицо' {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч. т. 4 с. 247.}.
В 1599 г. группа драматургов, писавших для соперничавшей труппы лорд-адмирала, - Дрейтон, Манди, Уилсон и Хетеуей - поставила 'Истинную и благородную историю жизни сэра Джона Олдкасла, лорда Кобема'.
Так не без самодовольства говорит Пролог и заканчивает:
'Пусть истине воздается здесь сполна // Раз ложь чернит былые времена'. И все же, несмотря на такое заявление, эти драматурги-профессионалы дважды косвенно отдают должное Фальстафу, которого они четко отделяют от Олдкасла. 'Где, черт возьми, все мои старые проныры, - спрашивает король, - которые обычно промышляли на этой дороге? Фальстаф, негодник, до того растолстел, что ему не под силу влезть на лошадь, но, сдается, Пойнс и Пето вот-вот покажутся'. И через несколько строк сэр Джон, приходский священник из Ротема, упоминает 'это грязное мерзкое брюхо, которое толкало на любое жульничество... этого Фальстафа'. Есть тонкая ирония в том, что 'Историю сэра Джона Олдкасла' стали связывать с именем Шекспира и ее даже включили в третье фолио (во втором издании) его пьес в 1664 г. Таковы причуды театральной судьбы.
Самое раннее упоминание об этих закулисных волнениях встречается в письме, написанном около 1625 г. доктором Ричардом Джеймсом. 'Низкорослый, рыжебородый румяный малый [так он описан одним из своих врагов], Джеймс был священником, чья любовь к путешествиям привела его даже в Россию; он писал стихи в духе последователей Бена и - что отнюдь не пустяк - был главным хранителем большой библиотеки сэра Роберта Коттона. 0 своем письме сэру Гарри Буркье Джеймс обсуждает вопрос, поставленный ему одним молодым джентльменом из числа знакомых Буркье: как мог Джон Фальстаф умереть в царствование Генри V и вновь ожить во времена Геври VI, чтобы быть осужденным на изгнание за трусость? На это Джеймс отвечает:
В первом шекспировском спектакле о Гарри V имя героя, который исполнял роль шута, было не Фальстаф, а сэр Джон Олдкасл, и это весьма оскорбило важных персон, унаследовавших его титул, а возможно также и других лиц, чтивших его память; поэт вынужден был произвести замену имен и по неведенью оскорбил сэра Джона Фальстафа, человека вполне достойного,
