В каком смысле Шекспир был 'королем средь тех, кто ниже королей'? Каким образом мог он 'с королем как с равным говорить'? И роли каких королей он играл? Некоторые биографы полагают, что Шекспир носил скипетр и корону Дункана, Генри IV и Генри VI и даже склонного к самодраматизации Ричарда II. Все это, однако, предположения. Ему не приписывают блестящих ролей Лира и Макбета {В элегии, посвященной Бербеджу в 1619 г., о нем говорится как об исполнителе роли Лира. Уместно предположить, что он, играл также Макбета (см. Dennis Bartholomeusz. Маcbeth and the Players (Cambrige, 1969), p. 9-11).}, в которых прославился Бербедж.
В 1699 г. анонимный театрал, возможно, антиквар и собиратель пьес Джеймс Райт в неопределенной, но не лишенной оснований фразе заметил, что 'Шекспир... как поэт был куда выше, чем актер'.[12.29] Роу, собирая материал для своей краткой биографии Шекспира, пытался узнать больше, но безуспешно:
Его имя напечатано, по обычаю того времени, в начале некоторых старых изданий пьес среди имен других актеров, но без точного указания, какие именно роли он играл; и, хотя я наводил справки, мне не удалось найти иных сведений об этом, кроме того, что вершиной его актерской карьеры была роль Призрака в его собственном 'Гамлете'.[12.30]
Призрак в 'Гамлете' - эта тень нам уже что-то говорит.
К этим традиционным сведениям неаккуратный собиратель древностей Олдис через полвека добавил еще одну пикантную деталь. Она появилась в бессвязных заметках, которые великий ученый-шекспировед Стивенс спас от забвения:
Один из младших братьев Шекспира, доживший до глубокой старости и даже живший несколько лет, как я полагаю, после реставрации короля Карла II, в молодости приезжал в Лондон навестить своего брата Уилла, как он его называл, и видел в качестве зрителя, как тот играл в нескольких собственных пьесах. Он следовал этому обыкновению и тогда, когда его брат приобрел славу и его драматические произведения становились основным источником дохода нашего главного, если не всех театров, и он продолжал этот обычай после смерти своего брата и до собственной кончины.
... Используя такую возможность, актеры стали с жадным любопытством расспрашивать о каждой мелкой подробности характера драматурга, о которых мог сообщить его брат. Но он, по-видимому, будучи в годах, страдал от немощей, из-за которых казался человеком с помутившимся рассудком; память его ослабела так, что он едва ли мог ответить на интересовавшие их вопросы; и все, что им удалось выведать у человека, находившегося в таком состоянии, о его брате Уилле, свелось к смутным общим и почти стершимся воспоминаниям о том, как он однажды видел его [Шекспира] играющим в одной из своих собственных комедии, где, изображая одряхлевшего старика, он носил длинную бороду и казался таким слабым, согбенным и неспособным ходить, что исполнитель другой роли донес его до стола, за которым он сидел в обществе каких-то людей; они ели, и один из них пел какую-то песню.[12.31]
Таким образом, если это сообщение верно, то Шекспир, помимо Призрака из 'Гамлета', играл еще Адама в 'Как вам это понравится', то есть персонажей, стоявших либо одной, либо двумя ногами в могиле. Почтенные роли. Однако не следует слишком полагаться на авторитет Олдиса, поскольку ни один из трех братьев Шекспира не дожил до Реставрации.
Чуть позже, в XVIII в., Эдуард Кейпел, справедливо прославившийся как редактор текстов Шекспира, повторил то же самое предание, но источником сведений на этот раз был некий дряхлый старец из Стратфорда.
В Стратфорде несколько лет назад, по традиции, рассказывали, как один очень старый человек из этих мест, слабый разумом, но все же имеющий отношение к Шекспиру, когда соседи спросили, что он помнит о нем, ответил, что он видел, как его однажды на своей спине вынес на сцену другой человек; из этого ответа слушатели поняли, что он видел, как Шекспир играл на сцене роль Адама. То, что Шекспир мог играть такую роль, подтверждает другое предание о том, что он не был выдающимся актером и потому не брался ни за какие роли, кроме таких незначительных, как эта; этому также должна была способствовать и внезапная хромота, которая, как сам Шекспир дважды сообщает нам в 'Сонетах' 37 и 89, однажды постигла его, не объясняя, как это случилось или какого рода хромота и насколько она была сильна; однако, судя по его словам, она постигла его незадолго до написания этих строк.[12.32]
В 37-м сонете поэт жалуется на то, что 'любезнейшая неприязнь судьбы' сделала его хромым, а в 89-м грозит: 'Скажи о моей хромоте, и я тотчас захромаю'. Понимание смысла метафоры, видимо, не самая сильная черта Кейпела, однако не он один опускается до такого буквализма. Представление о прихрамывающем поэте показалось привлекательным Вальтеру Скотту, который сам был хром. 'Он крепкий малый по части дубины и сабли, - так Сассекс описывает Шекспира ('игривого, безрассудного малого') в 'Кенильворте', - хотя, как мне говорили, хромой, и ему, как я слышал, пришлось вступить в жестокую драку со смотрителями старого сэра Томаса Люси из Чарлкота, когда он проник в его заповедник и поцеловал дочку лесничего'.[12.33] В данном случае Сассекс находится на том перепутье, где встречаются эти две легенды.
Несмотря на выдуманный физический недостаток, которым он обязан отсутствию воображения у своих критиков, Шекспир ухитрялся играть не только в своих собственных пьесах, не и в тех, которые его коллеги-драматурги писали для труппы лорд-камергера. Когда Бен Джонсон в 1616 г. напечатал свои пьесы в первом из великих драматических фолио века, он поставил имя Шекспира на почетное место в списке 'главных актеров', игравших в пьесе 'Всяк в своем нраве', которая была поставлена в 1598 г. Играл ли Шекспир роль старшего Ноуэлла? По- видимому, он не играл в следующей пьесе, 'Всяк не в своем нраве', так как его имя не упомянуто в списке исполнителей. Однако он перечислен среди актеров, игравших трагедию того же драматурга 'Сеян' (пьеса не сделала сборов) в 1603 г. В обоих списках названо имя ведущего актера труппы Ричарда Бербеджа, а также друзей и коллег Шекспира - Хеминга и Кондела.
Согласно позднему преданию, Шекспир предоставил Джонсону, который был на восемь или девять лет моложе его, возможность начать свою карьеру в труппе лорд-камергера. Роу так рассказывает об этом:
Его знакомство с Беном Джонсоном началось с того, что он проявил замечательную человечность и доброту. Джонсон, который в ту пору был совершенно неизвестен, предложил одну из своих пьес актерам; лица, в чьи руки она попала, перелистав ее небрежно и поверхностно, были готовы вернуть ему пьесу, ответив, что их труппе она вовсе не нужна; но тут, по счастью, она попалась на глаза Шекспиру, и некоторые места в ней ему так понравились, что он прочел пьесу до конца, а затем рекомендовал Джонсона и его сочинения публике. После этого они стали друзьями, хотя я и не знаю, отвечал ли Джонсон такой же добротой и искренностью Шекспиру.[12.34]
Скрытый смысл последней фразы вызывает в памяти знакомую картину, изображающую Шекспира и Джонсона как двух могучих противников, причем добрый Уилл возбуждает завистливые чувства в несравненном и воинственном Бене. Этими образами, относящимися к области преданий, мы в свою очередь займемся так же, как и высказываниями Джонсона о Шекспире.
Все эти предания, доставившие нам столько маленьких удовольствий, меркнут перед легендой о встрече в театре актера и королевы. Не раз повторенная, эта история получает окончательную форму в компиляции некоего книготорговца Ричарда Райана, опубликованной 1825 г.:
Хорошо известно, что королева Елизавета была большой поклонницей бессмертного Шекспира и часто появлялась (что было в обычае у высокопоставленных лиц в те дни) на сцене перед публикой или с удовольствием сидела за декорациями во время представления пьес нашего драматурга. Однажды вечером, когда Шекспир играл роль какого-то короля, зрители узнали, что ее величество находится в театре. В то время как он играл, она вышла на сцену и, встреченная обычными приветствиями публики, грациозно, стараясь не помешать, направилась к поэту, но тот не заметил ее! Уже находясь за сценой, она встретилась с ним взглядом и вновь направилась к нему, но он все еще был настолько погружен в свою роль, что не заметил ее; после этого ее величеству захотелось узнать, можно ли как-нибудь заставить его выйти из роли, когда он находится на сцене. С этой целью в тот момент, когда он должен был уйти со сцены, она подошла к нему, уронила перчатку и вернулась за кулисы; заметив ее жест, Шекспир поднял перчатку и, продолжая речь своего героя, добавил к ней от себя слова, которые прозвучали так кстати, как будто входили в текст:
Затем он удалился со сцены и вручил перчатку королеве, которая была весьма довольна его поступком и похвалила поэта за находчивость. [12.35]
Этот фантастический рассказ о галантности уорикширского провинциала, импровизирующего перед своей государыней, столь симпатичен, что возникает соблазн пренебречь несколькими соображениями, опровергающими вероятность этого романтического эпизода.[12.36] Во времена Елизаветы спектакли шли днем, а не вечером; на сцене не было никаких декораций, за которыми можно королева, насколько известно, никогда не выражала своего восхищения Шекспиром; она не посещала театры и не имела склонности показываться толпе; к тому же она как публично, так и в интимном кругу вела себя сдержанно и не снисходила до заигрываний с подданными, занимавшими низкое общественное положение. Эти факты, к сожалению, умаляют веру в подлинность этого анекдота, наивно изображающего Шекспира в царственной роли и на равных с королевой.
Поклонницы были и у Бербеджа, если верить той фривольной истории, которую Эдвард Керл, студент 'Мидл темпла', рассказал своему соседу по комнате Джону Мэннингэму, а тот записал ее 13 марта 1602 г. в свой 'Дневник'. Когда (как сообщает Мэннингэм) Бербедж играл Ричарда III, одна горожанка влюбилась в него, и они договорились о свидании; однако Шекспир, услышав их разговор, прибыл первым, 'был принят и достиг своей цели прежде, чем пришел Бербедж'. Когда сообщили, что Ричард III у дверей, торжествующий любовник не без злорадства велел ответить ему, что Уильям Завоеватель предшествовал Ричарду III. 'Шекспира звали Уильям', - услужливо добавляет Мэннингам[12.37] {Эта история была известна задолго до того, как обнаружили 'Дневник' Мэннингэма, и появилась уже детально разработанной во 'Всеобщем обзоре театра' Томаса Уилкса (1709), с. 220- 221. Поскольку версия Уилкса (предложенная им 'ради удовольствия, какое она может доставить читателям'), не отмечена ни у Э. К. Чемберса, ни в первом варианте 'Документальной биографии Шекспира' (Шенбаум, 1975) и поскольку она является самой ранней версией, стоит возместить это упущение, полностью воспроизведя этот рассказ:
Как-то вечером, когда должны были играть 'Ричарда III', Шекспир заметил одну молодую женщину, говорившую что-то Бербеджу с осторожностью, возбудившей в нем желание подслушать их разговор. Женщина сообщила Бербеджу, что ее хозяин покинул город этим утром, а ее хозяйка будет рада принять его (Бербеджа) по окончании пьесы и хотела бы знать, какой сигнал он подаст для того, чтобы его впустили. Бербедж ответил, что он трижды постучит в дверь и скажет: 'Это я, Ричард III'. Она немедленно удалилась, а Шекспир последовал за ней, пока не увидел, как она входит в один из домов; расспросив соседей, он узнал, что в доме проживает молодая дама, фаворитка одного старого и богатого купца. Когда подошло назначенное время встречи, Шекспир счел уместным опередить Бербеджа, и был принят по условленному сигналу. Дама была весьма удивлена самонадеянностью Шекспира, решившегося играть роль Бербеджа; но, поскольку ему (написавшему 'Ромео и Джульетту'), без всякого сомнения, достало и ума, и красноречия, чтобы оправдать свое вторжение, дама вскоре
