– Потому что я к вам хорошо отношусь. Позволю еще один совет. Немедленно извинитесь перед Локком и примите участие в его операции.
Дан Арм встал, выпятив грудь.
– Передайте вашему другу Наполеончику, что меня не возьмешь на голый крючок.
– Вы оставили недопитый кофе, генерал.
Самым потрясающим было то, что один-единственный жест Моравского, приглашающий сесть, парализовал Дан Арма. Он сел как загипнотизированный. Моравский чуть наклонился к нему, и сквозь зыбь сигарного дыма Дан Арм близко-близко увидел жестоко-равнодушные ореховые глаза и тонкий, кривящийся в усмешке рот.
– Генерал, – почти беззвучно прошептали эти губы, – Локк не просто похож на Наполеона. Он и есть Наполеон.
Чашка в руке Дан Арма мелко-мелко задрожала.
Сзади послышался шум: в буфет ввалилась группа офицеров.
– Если вы не надумали вызывать психиатра, – сказал Моравский, – то пойдемте ко мне и продолжим разговор.
Нет, даже мысли о психиатре не возникло у Дан Арма. Было что-то в словах полковника, чему не верить было нельзя, хотя и поверить было тоже невозможно. И если не считать детства, Моравский был первым человеком, вызвавшим в нем страх. Необъяснимый страх, что ужасней всего.
Дан Арму пришлось сделать усилие, чтобы, сохраняя бодрую выправку, пройти мимо офицеров, которые толклись возле кофейного автомата. В конце коридора, где он загибался буквой 'Г', Моравский толкнул дверь и пропустил Дан Арма в свой кабинет, крохотный по сравнению с апартаментами генерала.
– Располагайтесь и спрашивайте.
Пальцы Моравского опять держали зажженную сигарету. Кажется, они не расставались с ней никогда.
– Вы пошутили, – неуверенно сказал Дан Арм.
– Нет, и вы это сами чувствуете. Как вам известно, генерал, а может быть, неизвестно, вся генетическая информация человеческого существа заключена в любой из клеток его тела. В любой, а не только в половых. Да, так…
Моравский задумался, его опять окружало струящееся облако. Какая-то феноменальная способность извлекать из обычной сигареты дымовую завесу.
– Некоторые клетки организма так устойчивы, что генетический код сохраняется в них после смерти. – Моравский зачем-то посмотрел на свои ногти. – И кому-то в голову пришла эта идея. Были колоссальные, фантастические трудности. Но это неважно. Успех пришел после десяти лет неудач. Остальное – формирование плода, рождение ребенка Наполеона Бонапарта было уже делом чистой техники. Я сам участвовал в опытах и потому знаю.
– Но это же бессмыслица! – Дан Арму казалось, что он продирается сквозь пелену кошмара. – Наполеон был полководцем девятнадцатого века!
– Какая разница? Наследственные задатки нетленны. Остальное формируют воспитание и обстоятельства. Не сомневайтесь, об этом позаботились. Локка-Наполеона подсаживают в седло, неужели неясно? Сейчас представился случай, чтобы он показал себя на деле. Вот и все.
Инстинктом Дан Арм чувствовал, что сказанное – правда. Но принять эту правду он все еще не мог.
– Локк не гений, – упрямо сказал он. – В нем нет даже таланта.
– Локк-Наполеон талантлив, вы предвзято судите. Впрочем, это естественно. Не гений? Наполеона до его побед тоже не считали гением. Генерал! – Моравский перегнулся через стол, и Дан Арм снова близко-близко увидел за струящейся пеленой дыма равнодушные ореховые глаза. – Генерал, вы все-таки не понимаете главного. Локк-Наполеон предназначен для больших дел. Если он справится сейчас, он станет военным министром, что бы вы там ни делали. А в критической ситуации – это предусмотрено тоже – ему позволят стать диктатором. Мы все будем у него в кулаке. Как эта сигарета.
Моравский придавил окурок и энергичным движением растер его.
– Зачем? Зачем? Смысл? – Дан Арм был так потрясен, что других слов у него просто не нашлось.
– Огромный смысл. Огромнейший. Может быть, среди современных офицеров, рожденных, так сказать, естественным путем, есть люди, потенциально не менее великие, чем Наполеон. Но это игра втемную. А Наполеон уже проверен историей. Известны и сильные, и слабые его стороны, его будущим до известной степени можно управлять, чего, к примеру, нельзя сказать о вас, понимаете? Риск, конечно, есть. Знаете, он в чем?
– В провале операции. – В голосе Дан Арма прозвучала надежда.
– В этом, разумеется, тоже. И в том, что иное воспитание, иные условия формируют иную личность. Наш Наполеон куда менее симпатичен, чем прежний, например. У него цинизм современного сверхчеловека. Но главный риск не в этом.
– А в чем?
– Подумайте сами.
– Зачем вы мне все это рассказали?
– Чтобы вы не пытались своей бравой грудью остановить мчащийся экспресс.
– И для этого выдали государственную тайну?
– Вот она, человеческая благодарность! – Моравский встал и, сутулясь, прошелся по комнате. Его расстегнутый мундир был обсыпан пеплом. – Ах, генерал, все суета сует, кроме чистой совести. Я бы мог промолчать и тем подписать вам смертный приговор, но это мерзко. Поживите с мое, покрутитесь возле этих штучек, – Моравский постучал по панели, – и вы поймете, что я прав.
– Каких штучек? – машинально спросил Дан Арм, думая совсем о другом.
– Я не показывал вам своей коллекции? Что ж, надеюсь, ее вид смирит вас.
Моравский сделал едва уловимый знак, и снова, как в тот раз, ослабевшая воля генерала странным образом повиновалась. Он встал, подошел к Моравскому. Тот медленно отворил створку деревянной панели. За такими панелями во всех кабинетах находились сейфы. Здесь тоже был сейф с циферблатом на дверце.
– Семь нолей открывают ад, – с грустной торжественностью сказал Моравский, прокручивая диск.
Дверца беззвучно отскочила. Сейф был разбит на несколько ячеек, и в каждой стоял небольшой контейнер. Краем сознания генерал удивился, что он стоит здесь и смотрит на какие- то контейнеры, не имеющие к его трагедии ни малейшего отношения.
– В каждом из них сидит дьявольский огонь. – Длинные желтоватые пальцы Моравского нежно коснулись крайнего контейнера. – Вот здесь огонек едва тлеет. Слушайте.
Моравский вынул из кармана плоский радиометр, откинул запор контейнера и поднес прибор к зияющему отверстию. Тишину прорезал слитный треск.
– Такое маленькое, лижущее пламя… Крохотная ампула, ее безопасно взять в руки. Ручная смерть, невидимая, неслышимая, бескровная: подержи ее сутки возле себя – и конец. Давно снята с вооружения. А вот здесь, – палец коснулся соседнего контейнера, – если я его открою, мы в мгновение ока распадемся на атомы. Смотрите.
– Что вы делаете?! – закричал Дан Арм, видя, что Моравский откидывает запор.
– О, не беспокойтесь, здесь только имитация. – Моравский покатил по ладони крохотную ампулку с розоватой жидкостью. – Настоящий у меня один, тот контейнер. Но политикам при показе коллекции я этого не говорю. Знаете, они уходят отсюда очень смирные. Когда опасность касается твоей шкуры, это как-то способствует правильному пониманию вещей. И я сразу вырастаю в их глазах.
Дан Арм не мог оторвать взгляда от перекатывающейся ампулы. Он привык к виду оружия, но слова Моравского были так зловеще спокойны, что имитация уже не выглядела имитацией.
Моравский сунул ампулу обратно.
– Здесь, – он ткнул пальцем дальше, – несколько щепоток ботулина. Если их рассеять по воздуху, земной шар погрузится в вечный сон. Ну и так далее.
Он внимательно посмотрел на Дан Арма.
– Вот теперь уже лучше. Психологи называют это вытеснением. Извините, что я поиграл на ваших нервах, но сейчас вы думаете о Локке-Наполеоне куда спокойнее. Вам придется пройти через унижение, генерал. Но это необходимо. * * *
…Дан Арм опустил стекло до упора и прибавил скорость. Завывающий ветер ворвался в машину, и его упругий порыв постепенно выветривал из сознания липкое колдовство услышанного. Словно испарялась какая-то анестезия; мысли обретали ясность, но одновременно пробуждалось бешенство.
Нога жала на акселератор, как если бы это было горло поверженного врага. Навстречу неслись слепящие пучки света. Все быстрей, быстрей… Они били в лицо, как кинжалы. Генерал с каким-то упоением встречал их ударом, отвечая на них дальним светом фар своей машины. И для этого даже чуть-чуть поворачивал руль влево. Безмолвная схватка вдруг захватила его. Он слился с рулем. Встречные машины испуганно шарахались от обезумевшей кометы: еще издали они предупредительно гасили свет. Но не все. Их-то Дан Арм полосовал с особым наслаждением, чувствуя, что ему отвечают тем же.
Визг тормозов вывел его из оцепенения. Рядом, почти касаясь борта, промелькнула темная глыба автомобиля, в которую он едва не врезался.
Дан Арма кинуло в жар. Тело вдруг ослабело, как после тяжелой физической работы.
Обратно в город Дан Арм въехал уже с нормальной скоростью. Ритм мыслей тоже замедлился, и в них незаметно прокралось непривычное ощущение собственной беспомощности. Как он ни убеждал себя, внутренний голос упрямо твердил: 'С Наполеоном все правда, все правда…' Значит, стать на колени?…
По светящемуся табло на перекрестке бежали секунды, оставшиеся до зеленого света. '09, 08, 07…' Внезапно последние цифры ярко вспыхнули в мозгу. И с ними вернулось спокойствие. Теперь Дан Арм знал, что нужно делать.
Прошло два месяца. Операция Локка завершилась блистательно. Менее суток ушло на захват аэродромов, окружение военных лагерей, свержение старого правительства, сформирование нового. Никто и опомниться не успел, как все было кончено.
Локк стал национальным героем, получил третью звезду, и как уже о решенном поговаривали, что через год он сядет в кресло министра.
Эти новости Дан Арм принял спокойно: что пережито, то пережито – там, в исступленной автомобильной гонке. И на поклон к Наполеону он не пошел: стоит раз склониться перед судьбой, потом трудно выпрямиться.
Он обнаружил в себе качество, о котором не подозревал.
…В этот вечер он, как всегда, задержался. Коридор был пустым, когда он свернул к кабинету Моравского, который только что ушел в отпуск и улетел к морю.
Генерал заглянул в туалет, находившийся прямо напротив нужной двери. Никого. Отлично! Даже если его застанут в тупичке, это не вызовет подозрения. Опасны лишь первые и последние тридцать секунд, но в тишине вечера он должен услышать шаги заранее.
Замок послушно щелкнул. Находясь у себя, Моравский беззаботно оставлял ключ в двери, и снять с него слепок для человека, который слушал курс разведки, было несложной задачей.
Света в кабинете Дан Арм зажигать не стал; фонари на улице горели достаточно ярко. Вот и сейф. Певуче прокрутился диск. Контейнер был на месте.
Генерал проверил его радиометром. Правильно, тот самый.
Вернувшись к себе. Дан Арм взглянул на часы. Он отсутствовал три минуты. Контейнер слегка оттягивал карман. Как пистолет, даже меньше.
