“Повести” говорится: “Хотящю Володиме-ру ити на Ярослава — Ярослав же, послав за море, при-веде 'Варягы, бояся отца своего. Но Бог не вдасть дьяволу радости, Володимеру бо разболевшюся. В се же время бяше у него Борис. Печенегом, идущем на Русь, посла противу им Бориса, сам бо боляше велми, в неи-же болести и скончася месяца нуля в 15 день”1.
^По “Повести временных лет” и по Новгородской первой летописи2 Святополк в момент смерти отца, скончавшегося в своем любимом селе Берестове, находился в Киеве. Иначе описывает события Архангелогородский летописец, источник более поздний по оформлению, но сохранивший ряд древних известий3. В Архангелогородской летописи говорится: “Он же (Святополк.— В. /С) сведа, вборзе з дружиною своею приспе в Киев, и рече им (киевлянам. — В. К..): “прияите ми”, и сед на столе отчи. И созва кияны и нача даяти имение отчее”4. Затем во всех трех сводах помещен основанный на повести об убиении Бориса и Глеба рассказ о неприязни к Свято-полку киевлян, об их желании видеть у себя князем Бориса и кровавой расправе Святополка с братьями5.
Между тем летописные сведения о пребывании Святополка на свободе в Киеве в момент смерти Владимира или о захвате им Киева сразу же после кончины отца полностью опровергаются показаниями современника, на что уже обратил внимание Н. Н. Ильин6. Титмар определенно утверждает, что Святополк находился в этот момент в темнице и лишь позднее сумел, оставив жену, бежать из тюрьмы к своему тестю Болеславу Польскому7. В том, что это показание Титмара не является случайной обмолвкой, убеждает другое место из его хроники, где говорится о попытках Болеслава обменять на находившуюся в плену у Ярослава дочь захваченных им в Киеве родственников Ярослава 8.
Но если Святополк находился в темнице, следовательно, он не мог быть тем лицом, которое постаралось скрыть на время смерть Владимира, как хочет этого “Сказание об убиении Бориса и Глеба”: “Святополк потаи смерть отца своего...”9. По-видимому, ближе к истине здесь русские летописи, приписывающие сокрытие смерти Владимира его боярам, настроенным неприязненно к Святополку 10. В наиболее развернутом виде сведения об этом сохранились в Архангелогородском летописце: “...а бояре таиша Владимирово представление того ради, дабы не дошла весть до окаянного Святополка” и.
Если же вновь обратиться к Титмару, то можно понять и причины стремления скрыть смерть великого князя. Дело в том, что Святополк вовсе ,не был нелюбим киевлянами, как утверждают “Житие” Бориса и Глеба и летописи 12, а, может быть, пользовался даже в Киеве известной популярностью 13. Во всяком случае, о преданности Святополку киевлян говорит Титмар, сообщая о его возвращении в русскую столицу 14. Ход событий еще более разъяснится, если принять во внимание сведения Титмара о том, что Владимир умер, “оставив наследство свое полностью двум сыновьям” (третий — Святополк бежал в Польшу) 15. Это сообщение Титмара повторяется в несколько измененном виде в другом месте его хроники. “Власть его (Владимира.— В. К..) была поделена между его сыновьями” 16.
Итак, после смерти Владимира киевский великокняжеский стол не был захвачен Святополком, который, не получив свободы, сумел, однако, все же убежать в Польшу. При этом смерть отца постарались скрыть от арестованного, очевидно, для того, чтобы он не смог помешать разделу Древнерусского государства между двумя его братьями.
Важно подчеркнуть при этом, что Титмар дважды в своей хронике отмечает раздел Киевской Руси между сыновьями Владимира. Для него это, следовательно, было совершенно очевидно. Труднее решить вопрос о том, какие из сыновей Владимира оказались его наследниками. Помимо Ярослава, речь, кажется, может идти о еще двух сыновьях покойного киевского князя— Мстиславе Владимировиче и Борисе Владимировиче. Последний, если судить по летописи, был близок Владимиру в последние дни его жизни. Находясь на смертном одре, Владимир “печенегом, идущем на Русь, посла противу им Бориса” 17. Зато летопись определенно сообщает о разделе Руси между Ярославом и Мсти-с-лавом Владимировичами под 1026 г.18, чему предшествовали неоднократные столкновения между ними в 1023—1024 гг.19 Нужно сказать, что эти известия “Повести временных лет” не киевского и не новгородского происхождения, а, как полагает акад. М. Н. Тихомиров20, возникли в среде, близкой Мстиславу Тмутара-канскому. В пользу такого решения вопроса свидетельствует их общий, малоблагожелательный Ярославу и, наоборот, явно благожелательный его брату тон. Их действительно нет ни в Новгородской Первой летописи, ни в Архангелогородоком летописце. Вообще вопрос о разделе Руси между наследниками Владимира очень запутан и сложен из-за явной недостаточности и противоречивости сохранившихся источников. Так, византийский хронист Кедрин, 'помимо Ярослава и Мстислава, называет наследником Владимира еще и Станислава. По его словам, объединение Руси под властью Ярослава произошло только после смерти этих двух его братьев21. Но если сохранившиеся источники не дают возможности нарисовать сколько-нибудь полной и отчетливой картины княжеских усобиц, происходивших на Руси после смерти Владимира Святосла-вича, то их все же вполне достаточно для того, чтобы сформулировать два очень существенных для понимания предшествовавших 1018 г. событий тезиса.
'1. Бежавший в 1015 г. из тюрьмы в Польшу Свято-полк не мог в том же 1015 г. быть убийцей князей Бориса и Глеба. Это не значит, конечно, что следует принять малоубедительную и основанную на интерпретации такого сложного памятника, как “Эймундова сага”22,
гипотезу Н. Н. Ильина, полагавшего, что убийцей Бориса и Глеба был Ярослав Владимирович23. Следует иметь в виду, что скандинавские саги — это очень сложный источник, складывавшийся на протяжении длительного времени, и поэтому опираться на их сведения при реконструкции событий политической истории слишком рискованно. Если связывать гибель этих сыновей Владимира с именем Святополка, то следует думать, что убийство их произошло гораздо позже, когда Святополк мог укрепиться с помощью Болеслава Храброго на киевском столе, т. е. в 1018—1019 гг.
2. Датируемая летописью 1016 г. битва между Ярославов и Святополком24 на самом деле не могла иметь места ,в этом году. Положение не изменится, если принять поправку Н. Н. Ильина и считать, что битва эта могла произойти уже в 1015 г.25
Учитывая многослойность редакционной обработки соответствующих летописных текстов, можно предложить два возможных решения тех недоумений, которые вызывает! летописная статья 1016 г. Во-первых, в битве 1016 г. (1015 г.) решалась судьба не Ярослава и Святополка, а Ярослава и какого-то иного его соперника на • Руси. Само по себе такое явление едва ли способно вызвать недоумение. В 20-х годах XI в. Ярославу Мудрому неоднократно приходилось сталкиваться со своим братом Мстиславом, а под 1021 г. летопись сообщает о конфликте Ярослава с племянником его Брячиславом, ограбившим Новгород26. Произведенное Н. Н. Ильиным сопоставление летописных текстов о битве 1016 (1015) г. и о битве 1019 г. между Ярославом и Святополком показывает, однако, что летописный текст под 1019 г. не содержит каких-либо конкретных исторических сведений, а представляет собой трафаретное описание битвы, типичное для агиографических памятников. Поэтому возможно второе объяснение возникшего недоумения: в “Повести временных лет” просто дважды рассказывается об одном и том же событии — о битве Ярослава со Святополком в 1019 г.27 Действительно в Новгородской Первой летописи о битве Ярослава со Святополком говорится лишь один раз и под 1016 г. в связи с военной помощью, оказанной новгородцами Ярославу28 и полученной ими от него “Правдой” 29. С этой битвой летопись связывает бегство и гибель Святополка. Аналогичным образом ход событий излагается и в 3-й Псковской летописи.
Все это дает основание думать, что в действительности была только одна битва между Святополком и Ярославом. Появление двух летописных статей о столкновениях Ярослава и Святополка следует считать результатом сознательного редактирования летописного текста, предпринятым для согласования летописных известий с данными “Жития” Бориса и Глеба, изображавших Святополка убийцей своих братьев. Неслучайно местом битвы 1019 г. оказалась река Альта, где согласно “Житию” погиб Борис. Именно на месте гибели мученика должен был Ярослав отомстить за его смерть31. Поэтому же рассказ о действительно имевшем место сражении между Ярославом и Святополком оказался помещенным под 1016 г., так как только таким образом летописец мог наиболее убедительно доказать, что в 1015 г., когда погибли Борис и Глеб, киевским князем и их убийцей был Святополк. А. А. Зимин считает, что “Правда” Ярослава действительно была составлена в 1016 г., а появление ее было обусловлено борьбой русских князей за Киев32.
Итак, ни в 1015, ни в 1016 гг. Ярославу не приходилось вступать в битву со Святополком Владимировичем, которому скорее всего не только не удалось сколько-нибудь времени покняжить в Киеве, но пришлось, воспользовавшись представившимся случаем, бросив жену, бежать из темницы в Польшу. Это не значит, однако, что разделивший с одним из своих братьев отцовское наследство Ярослав не видел в Овятополке опасного противника и не принимал мер, что'бы обезвредить его. Тот факт, что приютивший Святополка Болеслав был поглощен в это время событиями на западной польской границе, нисколько не ослабил энергии Ярослава. Наоборот, он постарался воспользоваться затруднениями польского князя, памятуя, возможно, о событиях 1013 г., обещавших ему вмешательство в русские дела честолюбивого и самовластного Пястов<ича.
О дипломатической акции Ярослава при дворе германского императора, направленной против Болеслава, рассказывает хорошо осведомленный свидетель — Тит-мар Мерзебургский. Соответствующий отрывок помещен Титмаром в той главе его хроники, где говорится о прибытии осенью 1017 г. в Мерзебург ко двору Генриха II польского посла с мирными предложениями от Болеслава Храброго. В словах Титмара звучит даже как бы сожаление, что события развернулись таким образом, что помогли выйти польскому князю из войны. Сказав о благосклонном приеме Генрихом II польских мирных предложений, Титмар добавляет: “... И только тогда (император.— В. К.) узнал, что король руссов, как и обещал через своего посла, напал на Болеслава, но ничего не сделал для овладения городом”33.
Исследователи согласны в основном в том, что слова Титмара свидетельствуют о вторжении Ярослава в Польшу и об осаде им какого-то неизвестного польского города 34. Это находит определенное подтверждение и в русских источниках, сообщающих под 1017 г. о походе Ярослава к Берестью, т. е. в сторону польской границы35.
Слова Титмара позволяют, однако, подчеркнуть еще инициативу Ярослава, направившего своего посла в Империю. В связи с этим естественно возникает предположение, что, задумывая план союза с Империей и предпринимая при императорском дворе соответствующие дипломатические шаги, Ярослав едва ли мог полностью обойтись без посредничества Стефана Венгерского и особенно Олдржиха Чешского, бывшего непримиримым врагом Болеслава. Иными словами речь шла не только о русско-германском, но и о русско-чешском союзе. Предполагаемые оживленные связи между Ярославом и Олдржихом может быть и могут послужить тем обстоятельством, которое способно объяснить причину, по какой из всех чешских князей конца X — первой половины XI в. русская летопись отметила лишь имя Олдржиха36.
Дипломатическая акция Ярослава, кажется, не ускользнула от внимания польского князя, который обратился за помощью к печенегам, побуждая их к набегам на Киев. Во всяком случае, рассказывая о движении войск Болеслава на Киев в 1018 г., Титмар замечает: “Очень сильный город Киев по наущению Болеслава стал жертвой постоянных нападений печенегов и понес большой ущерб от пожаров”37. О пожарах киевских церквей сообщает под 1017 г. и “Повесть временных лет”38, в то время как Архангелогородский летописец прямо отмечает под 1017 г. сильный набег печенегов. “Приидоша печенези на Киев и всекошася в Киев, и едва к вечеру победи их Ярослав, и отбегоша”39.
Наряду с этими враждебными Ярославу действиями, предпринимались, однако, Болеславом и попытки достичь примирения с русским князем. Титмар упоминает о сватовстве Болеслава к близкой, судя по летописи 40~41, Ярославу его сестре Предславе42. Судя по сохранившейся в хронике Галла Анонима придворной польской традиции, отказ Ярослава выдать за Болеслава свою сестру вызвал страшный гнев польского князя. По Галлу, отказ этот был даже причиной киевского похода 1018 г.43 В некоторых русских летописях сохранились сведения о жестоком оскорблении Болеславом Предсла-вы после захвата им в 1018г. Киева. Так, Архангелого-родский летописец рассказывает: “Тогда Болеслав взят к себе на постелю Переславу, дщерь Владимерю, сестру Ярославлю”44. Сообщение это подтверждается и сведениями Титмара45. Поскольку смерть Эмнильды, третьей жены Болеслава, относится к 1017 г.46, а на четвертой — Оде он женился в феврале 1018 г.47, к со-отв^тствующему промежутку времени и следует отно-сит4 сватовство польского князя.
J018 г. не был, таким образом, первым годом второй польско-русской войны, которая началась, во всяком случае, уже в 1017 г., причем Ярослав явно не стремился к миру с Болеславом, очевидно, не желая делиться наследством со Святополком и опасаясь повторения событий 1013 г.
Летом 1018 г. после того, когда Будишинский мир полностью развязал Болеславу Храброму руки на западе, должны были сбыться и самые худшие опасения Ярослава.
Непосредственные причины выступления Болеслава и развитие военных действий в течение его похода 1018 г. освещены, хотя и неполно, но в основном достаточно, в сохранившихся источниках. Так что исследователь имеет возможность составить себе довольно определенное представление о последовательности событий и связи между ними Поэтому описание похода 1018 г обычно близко в существующей историографии вопроса
Главными при анализе событий Киевского похода 1018 г являются три источника
Это хроника Титмара Мерзебургского, хроника Галла Анонима и русские летописи, прежде всего, “Повесть временных лет”
Польский хронист Галл писал без малого сто лет после похода 1018 г Приблизительно к этому же времени относится русский источник в том виде, в каком он со хранился сейчас Зато Титмар Мерзебургский был со временником событий, писал со слов очевидцев и уже только по этим признакам должен бы считаться основ ным источником Но помимо того необходимо отметить и серьезную заинтересованность автора в польских делах, а в связи с ними и в русских Так, начиная свой рассказ о киевском походе 1018 г, он замечает “Не подобает умолчать о печальной потере, случившейся на Руси”48
Сказанное выше не значит, конечно, что другие источники, Аноним Галл и русская летописная традиция не имеют никакого значения для исследователя Несмотря на свою очевидною тенденциозность, они все же в некоторых существенных случаях дополняют рассказ Титмара Что касается летописи, то ей нельзя даже поставить в упрек какую либо особую симпатию к Яро славу Ее рассказ о походе 1018 г звучит достаточно объективно И если можно говорить о четко выраженной тенденциозности летописи, то она, конечно, распространяется на
