– Девушка, почти девочка… не боялась меня, глупенькая. Она вообще никого не боялась… Сумасшедшая. Она надоела хозяину, надоело ее постоянное сопротивление, и он отдал ее мне со словами «Убей ее. Надоела.» Я развел огромный костер, и она бросилась в него, так она получила новое перерождение. Она хорошо умерла, но хозяин не этого хотел. Он хотел, чтобы я ее выпил, и был страшно зол на меня. Не хотел, чтобы ее душа перерождалась.
– Давно это было? – спросила я, отвинчивая очередную гайку. Мне казалось, что протыкавшие его тело штыри были наглухо закреплены заклепками, но это оказались гайки, которые можно было отвинтить, а затем вынуть штырь. Отчего то я была уверена, что именно присутствие Отшельника превращает несъемные заклепки в отвинчивающиеся гайки.
– Давно… Прошло лишь несколько лет, как Уту сделал подарок.
– Кого следующего ты спас?
– Спас?
– Ну да. Ради кого ты вновь обошел рабскую печать?
– Не помню…
– Вспомни.
– Меня послали убить одного… вождя-воина. Он мешал, и хозяин хотел его душу. А я убил его в бою, он умер с оружием в руках.
– И тебе снова задали трепку.
– Да…
– А кого первого ты высвободил? Ну так, как Ники.
– Ники первая.
– Ой ли? А из лап вампов людей вынимал?
– Да… Да. Они захватили юношу, но он веровал. Они держали его у себя мучили и искушали в надежде, что он потускнеет и станет пригоден в пищу. Развлекались. Но мы их перебили и зашли в дневку… и нашли его. И отпустили. Он монахом стал. Дал обет молчания.
Потом последовала еще одна история и еще одна. Я вынула все штыри, которыми его проткнули Тени, но осталась «сбруя», казалось вросшая в него.
– Шон, – я взяла его лицо в ладони. – Ты давно искупил свою вину.
Его зрачки расширились…
– Страж не мешает мне освобождать тебя. Не запрещает.
Шон бросил полубезумный взгляд на Стража, будто только сейчас понял что тот здесь.
– Это… правда? – спросил он его. И Отшельник устало пожал плечами: мол, решать тебе, а не мне.
Шон перевел взгляд на меня.
– Это правда, – поклялась я.
Его рука потянулась к пряжкам, которых не было еще минуту назад. Увидев их, я бросилась расстегивать непослушными пальцами, они так болели, что не слушались. Разозлившись на эту свою слабость, я смогла собраться с силами и расстегнула всё. Мерзость с окровавленными шипами упала на песок.
Шон замер в ступоре, не веря в происходящее.
»Это еще не все», – подумала я.
– Брат мой, стань вровень со мной.
И тело Шона потянулось ввысь, пока мы не замерли глаза в глаза.
– Будь моей защитой и моим копьем.
– Я твой без остатка. Отныне и вовеки.
– Так будет, – скрепил клятву Страж.
И вдруг пустыня сменилась клубами серого тумана.
– Мы умираем? – спросила я Отшельника.
– Еще нет, но надо поторопиться.
Моих ног коснулось что-то пушистое, но холодное. Кения.
– Что ты хочешь за то, чтобы донести нас до флерсов и Эльвисы? – спросил Шон.
Страж посмотрел в глаза мне, потом Шону.
– Хочу, чтобы Пати пополнила мои запасы кофе, – произнес он с еле заметным намеком на улыбку.
Мы с инкубом переглянулись.
– Хорошо, – ответила я, и Страж сделал шаг навстречу.
Ой, а сделки ведь скрепляются, – успела подумать я, глядя в приближающиеся желтые глаза.
Больно почти не было, он аккуратно царапнул клыками мне губу и слизал кровь.
– Если захочешь облегчить муки – зови, – тихо проронил он, а потом, схватив нас с Шоном, как два мешка, под мышки, сорвался вверх.
Кения! – успела испугаться я. Но фамилиар вдруг оказался у меня на груди, ему явно нравился полет, он довольно щурился.
Мы летели в сером сумраке, и страха не было. Одной рукой придерживая Кени, вторую я протянула Шону. Он тоже не переживал, верил, что нас спасут.
Вдруг полет оборвался, Страж поставил нас на ноги и, сделав шаг назад, исчез в клубах тумана.
Я выпала в реальность, поняв, что безвольно лежу в сильных руках Тони, рядом Венди, кряхтя, заносила в дом Шона «Чего он тяжелый такой, он ведь пустой…»
А дальше мной занялись Лиан и Пижма, Шоном – Эльвиса и Венди. И рассвет мы встретили, как двое тяжелобольных – в окружении любящих и заботливых родственников. Шон никого не видел, кроме меня, если и отводил взгляд, то на мгновение. Это здорово нервировало Эльвису, ведь она очень помогла ему, а он никак этого не оценил.
Пришлось мне поблагодарить ее за Шона, но это ее не смягчило. Импульсивная красная не сдержалась и немного раздраженно спросила:
– Что произошло? Что произошло между вами?
– Я больше не инкуб, – произнес Шон, и все молча уставились на нас двоих.
– Свет моей жизни сняла с меня проклятие. Подарила жизнь.
Все с каким-то благоговейным ужасом уставились на меня, и только Эльвиса фыркнула: «Да не может этого быть».
Она подошла к Шону и, закрыв глаза, начала его ощупывать, как это делают слепые, когда знакомятся.
– Новые шрамы, – горько и неодобрительно констатировала она, ее руки спустились на плечи и еще ниже и нервно запорхали, не находя «сбруи».
– Не может быть! – она широко распахнула глаза.
– У меня пальцы болят, – это вышло куда жалостливее, чем мне хотелось бы.
– Что ты отдала взамен? – Лиан моментально встал на грань истерики.
– Ничего, – твердо ответила я. – У меня было право его освободить, и я им воспользовалась. Месяц будут болеть обожженные пальцы. И всё.
– У тебя было право его освободить? – переспросила Эльвиса и поежилась. И вас принес Высший Демон…
– Он не демон, он Страж.
Пришлось рассказывать всё с самого начала, с подвала, где Тень терзала Шона всего несколько дней назад.
Когда я закончила тем, что Страж донес нас до дома в обмен на кофе, Эльвиса проронила:
– Не кофе ему нужно. Опять какую-нибудь пакость-экзамен устроит.
– Пусть устраивает, – улыбнулась я, улыбка вышла кривой, пальцы болели так, что хотелось тихонько плакать.
– Эльвиса, будь мне другом, – как-то по-детски и беззащитно попросила я. – Ты сможешь?
Она улыбнулась с материнской нежностью.
– Да уж как-нибудь переживу присутствие под боком одного неблагодарного засранца. Я рада быть тебе другом, Пати.
39
Тем же утром я закрыла и запечатала квартиру, отдала распоряжения в ресторане и мы уехали за город, в наше цветочное хозяйство.
Там к нам присоединилась зеленая пара беженцев и Ник Стивенсон. Бывший вожак принес новости: война вампов захлебнулась, Франс сжег интервентов. Благодаря правильной тактике стали известны практически все дневные лежки, и князь, рекрутировав волков, изничтожил днем всех, кто посягнул на его территорию. Свободные волки и вампы подписали нечто вроде пакта о сотрудничестве – волкам полагалась денежная премия при обнаружении неизвестного вампа или неучтенного ренфилда, а также мертвяки изъявили готовность предоставить желающим работу охранников и гарантии того, что на них не будут кормиться. Для волков это серьезное достижение – с их темпераментом трудно найти нормальную работу, и они вечно в безденежье, за исключением вожака да еще двух-трех сильнейших.
Фиалочка, Незабудка и Мальвочка, встретившие наше появление получасовым вопящим от радости фейерверком, пару дней не могли прийти в себя от восхищения двумя фактами – выздоровлением Пижмы и… Кисс. Ведь фамилиар была по сути своей подвижным кошкообразным разумным цветком, да еще и с толикой пьянящей розовой силы. Все флерсы льнули к такому чуду. Но Кисс, хоть и позволяла себя обожать трем маленьким флерсам, сама демонстративно любила только Лиана и почти не слазила с его головы. И, похоже, он привык к ней, как к шапке.
Как я потом узнала: после встречи со мной в парке, Пижма подумал и таки придумал. Это он надоумил Кисс, как поступить, подсказал, что она должна сделать и в каком порядке. Фамилиар отказаться не могла, но и не простила ни его, ни меня за перенесенные страдания. Я ее понимаю, бедняжку: видать, ей было очень плохо с момента убийства и поедания воробьев и мышей. Однако Кисс достаточно благородна, чтобы раз в день чинно вылизать Кении уши, признавая, что он ей не чужой. Черныш не в восторге от этой процедуры, но переносит ее со стоическим спокойствием. Он вообще какой-то спокойный и будничный – этими качествами и своими желтыми глазами он напоминает мне Отшельника.
Я все же кое-что важное упустила, когда его создавала: я запретила пугать и убивать разумных, уничтожать и повреждать цветы и травы, и теперь Кения во всю точит когти об деревья и ловит птиц. Причем ловит их как настоящий сервал: высоко подпрыгивая, бьет птицу в полете. А ночью он любит парить бесшумной тенью, высматривая грызунов и пикируя на них.
Тони и Стивенсон его уважают – полезный котик, а Кисс тихо ненавидят. С бывшего вожака достаточно приказа – не прикасаться к фамилиару ни под каким видом, а с Тони пришлось вести долгие разъяснительные беседы. Чуяло мое сердце, что может он притопить розово-зеленое чудовище в баке с дождевой водой, думаю, Кисс бы особо не пострадала, но тогда бы точно началась полномасштабная война. Противная кошка с шипением пикирует ему в лицо при любой возможности – к глубоко тайному удовольствию Лиана. Ревнивый флерс даже сам
