Так вот, когда инициировали ТиГрея, мне пришлось сменить трех старших. Пацан хорошо насобачился в уличных боях и вырубал, щенок, старших своими оточенными грязными ударами. В конце концов, хлебнув крови взбесившегося Огги, которому он сломал ногу, я сам вышел против него, уже измотанного и заведенного, и задавив силой, перекинул. Тони сильный человек и слабый волк, а тут еще и ты… твоя сила, вошедшая в самую его суть.
– Так вот, Пати, – продолжил он, – я не просто так к тебе притащился, у меня было время обдумать и взвесить. Зачернить Тони не выйдет; будь на его месте кто другой, может, и сработало бы, хотя не факт, что я стал бы мараться о такое. Но с ним не выйдет, и даже пробовать не буду.
– Не будешь пробовать? Мараться? А как ТиГрею жить? Без стаи? Он же оборотень! Волк! Он всю жизнь был волком! С кем он будет бегать в полнолуние? С кем проводить дни? Где работать? Где возьмет себе самку, в конце концов? Может, надо сделать ему плохо сейчас, чтобы потом было хорошо?
– Я повторяю для особо розовых!!! Если бы это был не ТиГрей, я бы посадил его на цепь в подвале и не кормил! Подождал бы, пока твоя сила выгорит. Хотя думаю, ты засунула ее так глубоко, что таким способом ее не вытравить. Потом бы ему, подыхающему от голода, дал бы козленка или ягненка живого, а после заставил драться за свою жизнь. Я не вдаюсь в подробности типа что говорил бы ему, как запугивал и угрожал, как и чем бил. Ясно? Я бы сделал все это! Но Тони это убьет! Он слабый волк! Слабый зверь! Я не хуже тебя понимаю, каково ему будет без стаи. Но он умер для нее вчера утром. Не вернулся с задания. И точка.
– Понятно…
Какая все же жизнь иногда гадкая штука, – устало подумала я.
– И что ты предлагаешь? Хочешь передать его мне?
– Да. Ни мои, ни вольные не посмеют его тронуть, если он будет твоим. Он очень ценный воин, он заставил себя уважать, несмотря на то, что все в стае знали, как тяжело ему перекидываться. Почти всегда я ему помогал…
– То есть мне нужно будет ему помогать перекидываться в полнолуние?
– Да, – отрезал Седрик.
– А если я не смогу ему помочь?
– Он рано или поздно перекинется, помучается и перекинется.
– Давай его самого спросим, чего он хочет? А?
Седрик как-то зло и обиженно на меня посмотрел и промолчал. Я сочла это за согласие и попросила Дика привести ТиГрея.
Тони, коротко стриженый шатен среднего роста, со стальными, но не объемными мышцами, зашел с ленивой грацией, свойственной скорее кошачьим, чем волкам. Он замер у двери, смотря то на меня, то на Седрика. Молчание затягивалось, Грей прошел в комнату и то ли случайно, то ли намеренно стал так, что мы образовали равносторонний треугольник.
– Выбирай, – коротко обронил Седрик.
Тони пристально всмотрелся в него, потом в меня, потом опять в Седрика, и вдруг, сделав к нему шаг, опустился на одно колено:
– Спасибо, что отпустили…
Седрик чуть скривился, пытаясь скрыть эмоции, шагнул к нему и то ли с усилием погладил, то ли оттолкнул его голову, и больше ни на кого не глядя, молча вышел за дверь.
Мы остались с Тони вдвоем.
– Ты уверен? – спросила я
– Да.
От этого односложного и четкого ответа я успокоилась.
– Наверное, мне надо поставить метку слуги, – произнесла я, собираясь с мыслями. – Для полной однозначности и твоей защиты.
– Ставьте, – он подошел и присел на корточки.
Я попыталась сосредоточиться и поняла, что сейчас не смогу, не способна на такое управление силой.
– Не сейчас… У тебя есть свое жилье? Есть где жить?
– Да, у меня квартирка в Бронксе.
– Хорошо. Приходи завтра днем. Я надеюсь, буду в форме, и мы постараемся со всем разобраться.
– Хорошо, – и Тони улыбнулся легко и весело. Обольстительно.
– У тебя ведь нет всяких глупых мыслей в отношении меня, а, волк? – спросила я, чтобы пресечь всякие попытки на корню.
– Я пес, в стае лорда Седрика не волки, а псы. И хоть многие из нас, или правильней уже сказать «из них», перегрызли бы глотки за такое оскорбление, правды это не меняет. Так что глупых мыслей в отношении тебя, хозяйка, не имею. Не боись, я не полный придурок.
– А почему в стае Седрика псы, а не волки?
– У нас есть хозяин, который заботится о нас и которому мы служим. А для волка что главное?
– Свобода…
Он кивнул.
– А мы променяли ее на помощь в полнолуние и при ранениях, денежную работу и доступных самок, – на последних словах он игриво подмигнул.
– И как же ты, такой сильный и опасный, будешь подчиняться мне, женщине? – задала я провокационный вопрос.
Тони тут же стал предельно серьезен.
– Даже не знаю, как тебе объяснить… Нет у меня желания испытывать твое терпение и проверять на прочность, и всё тут. Может, сила твоя виновата, может, еще что.
Точно, он все еще под воздействием моей силы, а что будет, когда она «выветрится»?
– Тони, я могу быть жесткой и жестокой, – с угрозой предупредила я.
– Мне тоже страшно, – вдруг сказал он и грустно улыбнулся, – но дороги назад нет.
– Нет, – подтвердила я. – Приходи завтра…
И я ласково погладила его по заросшей щеке, он вывернулся, подставляя ухо под почесывание. Я почесала, и в пальцы полилась сила… Чужая… чуждая. Несшая осознание своей физической силы и простоту… в желаниях, в решениях…
Тони кормил меня. Сам. Считается, что волки не отдают сами – из них надо вытягивать.
– Я вкусный?
– Ты хороший. Сильный и простой.
– А ты вкусная и пахнешь жарким днем в поле… Я в детстве жил на ферме… – говоря это, он опять лизнул мою ладонь, собирая каплю силы.
Пока я раздумывала, как мне реагировать на то, что кормя меня, он и сам времени даром не терял, Тони легко поднялся с корточек.
– Я приду завтра, хозяйка, – и подмигнул, давая понять, что данный титул лишь относительно серьезен.
– Угу.
Дверь закрылась… Ну вот… Прошли лишь одни сутки, а я стала «счастливой» обладательницей двух больных флерсов, двух, скажем так, бывших флерсов, раба-инкуба и слуги- оборотня.
Верните время вспять!
А толку? Я поступила бы точно так же.
Положив голову на руки, я спросила пустоту:
– Как я со всем этим справлюсь?
Ответа не последовало.
Через несколько минут ожил телефон внутренней связи.
– Пати?
– Да.
– К тебе твой гость – Счастливчик.
Вик…
Дик всем моим мужчинам дал прозвища, Вика он так назвал из-за анекдота про покалеченную собаку по кличке Счастливчик.
Вик… My sunshine… В юности его сбила машина, он долго восстанавливался, пережил несколько операций, стал похож на Квазимодо, но не растерял внутреннего света и любви к жизни.
Я вышла в полупустой зал. Вик сидел у стойки бара с какой-то коробочкой, он всегда приходил с презентом: пирожным, цветком или милой безделицей.
– Пати, – обрадовано произнес он, но улыбка медленно сошла с лица.
– Пати…
Я накрыла пальцами его губы.
– Просто обними меня, – прошептала я.
И он крепко-крепко обнял меня и прижал к себе. От его объятий и светлой силы мне стало легче.
– Пойдем, – шепнула я и потянула его прочь из зала. Он, отдав мне коробочку, подхватил на руки и понес наверх, в апартаменты.
Обычно, когда мы заходили в комнату, Вик уже был полон желания, но сегодня он продолжал сиять белым светом нежности с холодноватым оттенком жалости.
В коробочке оказались абрикосы – душистые, мягкие, перезрелые. Сто лет таких не ела. Так вышло, что я умяла их один за другим, пока на дне не остался один последний. Посмотрев на него, я поняла, что опять поступила некрасиво. И расплакалась…
Неожиданно кончившиеся вкусные абрикосы, которыми я не поделилась, оказались последней каплей этого сумасшедшего дня.
Я тихо вздрагивала от слез, уткнувшись в плечо Вику, и слушала его ласковые успокаивающие нашептывания.
– Девочка моя, ну кто тебя обидел? Скажи.
Выплакавшись и тихо высморкавшись в предложенный платок, я смогла ответить
– Жизнь. Жизнь обидела.
– Угу. А выглядит «жизнь» как брюнетистый хлыщ, сошедший с рекламного щита.
Я, ничего не понимая, уставилась на него…
– А! Седрик, – дошло до меня.
– Седрик… – недобро прищурился Вик.
Я махнула рукой
– Да он тоже огреб по полной… Нет, причина не в нем.
