Я домосед: по целым дням сижу У камелька, и уголья мешаю. И все-таки от холода дрожу И скверную погоду проклинаю. И так часы проходят в болтовне... Когда же ночь напоминает мне, Что спать пора, и я ложусь послушно В свою постель, напяливши колпак, И на меня за маком новый мак Роняет из охапки сон воздушный На крыльях сна далёко я лечу: Как Тавернье, я странствую повсюду. Народов всех, каких ни захочу, Выдумываю нравы и причуды. На островах Таити задержусь, Недолго над Японией витаю, Затем в Китай легко переношусь И в Грузию с рассветом прилетаю. Два слова: «женщина» и «красота» Сливаются в одно и то же слово На языке грузин; моя мечта Остаться там, но я — в Париже снова. О, если бы на небеса, к богам Сон перенес меня в часы досуга И, странствуя от севера до юга С Минервою, все видел бы я сам! Минерва начала повествованье: «Бессмертных небожителей собранье (Вы слыли таковыми до невзгод), По-вашему, я очень задержалась? От нетерпенья это показалось. Сейчас вы мой услышите отчет На полдень я направила полет И встречена была богами Нила. Им вовсе неохота воевать; В бою поддержки можно ль ожидать От Аписа-быка, от крокодила, От аиста, от кошки, от жука? Лечу оттуда в Сенегал: река, По берегам — священные дубравы, А в них — неядовитые удавы. Там нечего мне делать, и лечу Над Африкой я далее... Но — чу! Вот подо мной забавное собранье Жестянок, блях и всяких пустяков; И все это — предметы почитанья: Там негры сами делают богов. Встав поутру, присядут за порогом; Затем они глядят по сторонам И первое, что предстает глазам, Становится их амулетом-богом. До вечера кадят ему; глядишь День кончился, и выброшен фетиш. А завтра, начиная все сначала, Они обожествляют что попало. Но по ночам — безбожники они. От новоявленной такой родни Я уношусь, и вижу панораму: Богов индийских предо мной семья. На старшего из братьев, то есть Браму, Не очень-то рассчитывала я: Создателю вести войну негоже. Бог Вишну воевать не любит тоже, Заботиться он должен обо всем. И Шиву я на помощь приглашаю. Он рек: «Я все охотно разрушаю, И был бы рад помериться с врагом. Но, видишь ли, нельзя оставить Браму Бесстыдник он: не оберешься сраму! Тебе его характер незнаком. На матери он собственной женился И сделался сестры своей отцом; Дочь подросла — он и в нее влюбился. Однажды я по делу отлучился, А старикан дочурку подстерег В лесу; она в испуге убегает. Оленем став, и резв, и быстроног, Кидается он вслед и догоняет; Догнав — над ней насилье учиняет... Хочу за честь племянницы отмстить (Хоть Вишну и советовал простить, Его натуре ненавистна кара). У Брамы, как известно, пять голов; Слетела с плеч от моего удара Одна; четыре же без дальних слов
