И зашвырнул шлем в ближайшую канаву. Канава жадно чавкнула, что-то ухнуло в ее утробе, и шлем вместе с голосом, назойливо-четко повторявшим: «Доложите о ситуации, доложите о ситуации», — пошел ко дну.
Владелец шлема проводил его неприязненным взглядом и удовлетворенно произнес:
— Теперь я совершенно вас не слышу, господин советник его императорского величества. Да и слава богу.
Немного передохнув, он вновь обратился к Таллури:
— Я спрашиваю о другом, — он выделил последнее слово. — Не «почему», а «зачем» ты здесь.
Таллури растерянно молчала. Командующий держал ее ладонь, но на нее не смотрел, а будто прислушивался к далеким шумам, к небу и лесу. Она хотела еще объясниться, но он не дал:
— Тихо. Слушай лес. Я ранен, поэтому сам не могу. Закрой глаза и слушай. Будто ищешь кого-то. Да, вот так. Теперь я почти все вижу и слышу. Через тебя очень хорошо идет информация.
Таллури замерла, и неожиданно опять проявился страх под диафрагмой и — усилился, сконцентрировался, вытянулся в тугой луч через лес, вглубь…
— Там… — она указала свободной рукой. — Живое. Большое. На длинной шее — маленькая клыкастая голова. Оно тоскует. Ищет… не знаю кого. Оно полно зла и идет по следу людей.
— Хорошо. Еще что?
— И там, — она отвела руку чуть левее, — где топко. Несколько. Злые. Голодные. Но тот, что тоскует, сильнее, и внутри — новая жизнь. Опасно.
Он выпустил ее ладонь и оглушительно, так что Таллури вздрогнула, рявкнул:
— Сотников ко мне! Немедленно!
В ответ раздался топот нескольких пар ног в подбитых гвоздями сандалиях — перед господином Нэчи стояли навытяжку десять человек.
— Три сотни — в лес справа. Вооружение максимальное. Там беременная самка. Та, у которой убили годовалого детеныша. Она крайне опасна — будьте предельно осторожны. Одна сотня — в болото слева, вон туда. Примерно три мили. Небольшая стая молодняка. Полсотни охранять этих, — он кивнул на Таллури, — проводить и отправить в Город через гражданский портал. На вопросы студентов не отвечать и их появление здесь не регистрировать. Всё. Выполняйте.
Воины исчезли. Из лагеря раздался шум построения сотен вооруженных людей. Затем все стихло.
Господин Нэчи, опять закашлявшись, сплюнул кровь, передохнул и обернулся к Таллури:
— Спасибо. Ты помогла. Из-за ранения я почти не в состоянии «сканировать» лес.
— Что? Что это было? Там, в болотах?!
Он задумчиво посмотрел на нее, будто спрашивая себя, стоит ли отвечать. Все же ответил:
— Мутанты. Государственная программа уничтожения древних ящеров с помощью облучения дала осечку: облучение, которое должно было уничтожить всех примитивных драконов, что наносили урон Атлантиде и угрожали ее жителям, не сработало. Вернее, лишь часть этих мерзких тварей была уничтожена. Остальные мутировали. Да как! Мутанты более живучи, крупнее, плодовитее. Одна самка приносит в год до трех выводков. Есть живородящие, есть крылатые — это новые формы. Есть формы менее живучие, но не менее опасные. У некоторых по две, три головы. О них уже ходят легенды. Нам удалось локализовать ящероподобных на этом участке. И хоть они хитры и прячутся в болотах, мы не выпускаем их и скоро добьем. А на других участках прорыв за прорывом. Особенно после войны. Ящеры подходят уже совсем близко к поселениям. А эти типы в правительстве озабочены лишь самоублажением. «Доложите о ситуации!» — саркастически воспроизвел он голос из шлема. — Зачем?! Заткнете каждое болото своими жирными золочеными…? Гхм… — не закончив, он бросил взгляд на Таллури и нахмурился.
— Сколько таких опасных областей в Атлантиде? — стуча зубами от волнения, спросила Таллури.
— Хороший вопрос. Но тебе незачем это знать: вы живете в совершенно безопасном месте, в золотом инкубаторе — поэзия, музыка, дружеские прогулки, мечты о научном, а еще желаннее — о жреческом служении, — он утер струйку крови, стекающую по щеке к подбородку. — Скажешь своим друзьям: это обычная пограничная зона. Плохой климат. А портал был- де сломан. Есть вопросы?
— Да. Вы сказали: «И Руах куда-то улетел». Кто такой Руах?
— Руах — моя боевая птица. Он летает свободно. Я не привязываю его. Хорошо, по крайней мере, то, что раз он пока не возвращался, звероящеров поблизости нет. Он прилетит, когда появится угроза. Всё. Иди. Любопытная девочка!
Она сбивчиво попрощалась и уже уходила, когда он окликнул:
— Как твое родовое имя?
— Его теперь нет: я — нид-Энгиус.
— Ну, конечно, Энгиус не мог не установить тогда опеки. Но если его характер не изменился, опекой он тебя, мягко говоря, не балует. Так?
— О, да, — она вздохнула.
— Давно я его не видел. Передай ему, когда сможешь, или пошли телепатему, если умеешь, а судя по всему, должна уметь: «Из пещеры надо уходить. Скоро они доберутся и до нее». Отсюда телепатировать запрещено.
Он замолчал, но взглядом еще долго удерживал ее возле себя, и Таллури так захотелось помочь ему чем-нибудь еще! Ну, вот хоть жар его на себя взять или… да что угодно! И как только она об этом подумала, улыбка вновь тронула губы командующего, хотя глаза оставались сумрачно-печальны:
— Ты появилась вовремя, Таллури нид-Энгиус. Маленький зверек.
Их проводили обратно, к самой латуфе. Сотник объяснил, что нужно сделать, чтобы добраться домой, а солдаты поглядывали в небо, переговариваясь озабоченно:
— Руах вернулся.
— Вижу. Надо поторапливаться.
В небе, очень высоко, застыл силуэт парящей птицы — большой, строгой, грациозной. Птица будто высматривала, где ее хозяин и откуда может грозить опасность…
Всю дорогу обратно, даже в телепортационном туннеле, Тэрч и Нэфетис распевали студенческие песни. Рамичи подпевала, хотя по всему было видно, что ей уже скучно и она с удовольствием послушала бы рассказ подруги о «походе в стан врага». Но Таллури на все расспросы отвечала односложно — так, как ей велел господин Нэчи, и никто не смог добиться от нее большего. Так что Рамичи даже обиделась.
Таллури смертельно устала и то и дело роняла голову на плечо подруги, пока Климий не сказал:
— Перебирайся ко мне.
Она перелезла через спинки сидений, едва не свалившись на руки ведущего, и устроилась головой на его коленях. Глаза слипались.
— Так ты говоришь, — вдруг тихо спросил Климий, приблизив губы к самому ее уху, будто по секрету от других, — что это обычная пограничная зона?
— Да, — ответила она, зевая.
— И ты говорила с их главным офицером? Как его зовут, он сказал?
— Да. Господин Нэчи.
— Вот как? — почему-то удивился ведущий и уточнил: — Джатанга — Нэчи?
— Он не сказал. Сказал просто — Нэчи.
— Совершенно невероятно, чтобы это оказался кто-то еще, — пробормотал Климий. — Итак, с тобой говорил господин Нэчи.
— Да-а… — она почти засыпала, уютно устроившись на сиденье с ногами, а головой — на коленях Климия. — Он сказал, что я… этот… зверек. Да. Маленький любопытный зверек.
— Он просто перевел твое имя, видно, знает древние языки, — голос Климия был подчеркнуто безразличным.
— Не в этом дело, — ей отчего-то страшно захотелось его переубедить. — Он и раньше меня так называл, то есть назвал как-то раз. Давно.
— Мне малопонятно твое волнение, — сухо заметил Климий, — оно мне кажется излишним.
— Я хотела лишь сказать, что тебе самому понравилось. Ты даже захотел меня, кстати, так называть. Я разрешила, но ты не стал.
— Не получается. Будто я пока права не имею. Может быть, в следующей жизни, — отшутился Климий. — Но мне все же не верится, что ты говорила с господином Джатанга- Нэчи.
Таллури дернула плечом: «Думай, что хочешь». Не могла же она рассказать, что не только говорила, но и помогала командующему Особым корпусом «сканировать» лес! Помогала провести спецоперацию! Климий не поверит ни за что.
Она провалилась в сон и проснулась уже на университетской площадке. Латуфа стояла на своем обычном месте и была пуста, двери распахнуты, теплый вечерний ветерок мягко перетекал через салон, выдувая остатки болотных запахов, словно избавлял машину от странных воспоминаний.
Климий не ушел. Он застыл в неудобной позе, бережно придерживая Таллури за плечи, чтобы она не упала с сиденья. Она подняла голову с его колен:
— Я все проспала? Все ушли?
— Мы прилетели, все в порядке.
— А ты не ушел! Климий, ты — брат!
— Я не ушел, потому что ты вся горишь — у тебя жар. Нельзя было беспокоить.
Таллури уже почувствовала и то, как сильно ломит затылок, и то, что высокая температура уже высушила ее губы, и то, как громко и болезненно стучит в висках пульс. И обрадовалась! Ее болезнь сейчас означала лишь одно: там, далеко, в ядовитых болотах, в страшной и опасной зоне, одному человеку стало легче — она приняла на себя часть его боли. Таллури непроизвольно улыбнулась.
— Я провожу тебя, — отозвался Климий на ее попытку встать и пойти.
— Спасибо, — она улыбнулась еще раз, теперь — Климию: — Ты все-таки самый лучший брат в мире!
В комнате никого не было. Подружка уже побывала здесь и, видимо, убежала на прогулку с Нэфетисом (в углу валялись походный мешок и дорожные ботинки Рамичи, а ее легких сандалий не было видно).
Напоив Таллури молоком и уложив в постель, Климий еще раз осторожно спросил:
— Ты уверена, что его зовут господин Нэчи?
— Ну, разумеется, Климий, ты думаешь, что я сочиняю?
— Нет. Не сочиняешь, — Климий говорил тихо и серьезно. — Только не говори больше никому, как его зовут.
— Хорошо. А почему?
— Помнишь, ты пробралась на подиум для почетных гостей и осматривала черную виману? Виману «Торнадо». Помнишь?
Таллури кивнула, конечно, она помнила. Портрет хозяина виманы «Торнадо», случайно нарисованный порхающей рукой Эннеи, и сейчас лежит под матрасом. Но об этом она Климию
