какое-то время. Расстроился, конечно. Мне так понравились дельфины! Но максимум, на что я оказался способен, — это выучиться плавать и часами играть с ними. Хотя даже это очень много дает для развития. Владелец «Акватиса» не возражает, чтобы я порой приходил сюда побыть с дельфинами — это умиротворяет, вдохновляет. Ну, мне пора.
— Уже улетаешь?
— Да, конечно. Хорошей работы! Я приеду через месяц — проведать и забрать с собой на раскопки, если ты будешь готова. Мне кажется или ты вправду загрустила?
— Да. Я вдруг подумала: Энгиус далеко, он стал совершенно недоступен, а к твоей опеке я, оказывается, очень привыкла.
— Мы же не расстаемся, — ответил Климий терпеливо и уточнил: — И не расстанемся. Слушай, хочешь, я развлеку тебя напоследок? По законам Университета, после того как ты закончишь третью ступень и определишься с будущим, ты будешь считаться совершенно самостоятельным человеком что будет удостоверено императорской грамотой «Служение Атлантиде». Грамоту тебе вручат на торжественном празднестве. Это правда очень красивая церемония. Тот, кто вручит тебе верительную грамоту императора, на протяжении одного сезона будет твоим общественным покровителем. Как правило, это человек зрелых лет, опытный, состоятельный, могущий оказать тебе помощь, если ты вдруг окажешься в затруднительной ситуации. Это всего лишь ни к чему не обязывающая традиция, но зато, — он заговорщически улыбнулся, — этот господин должен сделать тебе дорогой подарок.
— Подумаешь, — она фыркнула, но незваная грусть уже улетучилась.
— Девчонки, как правило, ужасно это любят.
— Да ладно. А дальше?
— Ты можешь после этого продолжать учебу, можешь работать в научной или другой выбранной области. Когда определишься — получишь денежное вознаграждение и небольшой дом. Или останешься жить в студенческом городке. Это твое право.
— А ты? Ты все это получил?
— Я же сказал, что еще не определился. Пока продолжаю учебу и кое-какие научные изыскания.
«Что ж, мы все когда-нибудь расстанемся, — Таллури вздохнула и стала смотреть вглубь аллеи, за ворота. Потом тряхнула головой: — Пока не буду думать об этом. Это еще так далеко!»
Она встала на цыпочки и, притянув Климия к себе за расшитый край туники, потерлась носом о его скулу (он до сих пор терпел этот ее детский жест):
— Ну, Лим, я пойду.
Пройти к вилле господина Куэн-Ворка оказалось не так-то легко: парк был не просто заросшим, а, прямо сказать, диким. Инструменты садовника здесь были явно не в чести никто и никогда не устраивал здесь газонов и клумб, никто не посягал ни на вьюны, оплетающие старые деревья, ни на подлесок, бесцеремонно «шествующий» по всем дорожкам. Никто не осмеливался придать кустарнику искусственные формы. Всё и вся вокруг росло, цвело и зеленело вольготно и буйно. Впрочем, пару-тройку раз из густой травы выглянули вазоны, замшелые и древние, необычной формы. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что растения, некогда посаженные в эти прекрасные сосуды, своими корнями давно раскололи их округлые бока и через живописные трещины проросли прямо в землю.
В парке, если по своей запущенности он мог претендовать на это звание, звенели ручьи, через которые Таллури просто перепрыгивала. А один раз запущенная дорожка вывела ее к речке, мягко шептавшей что-то позеленевшим валунам, меж которых лежал ее путь. Здесь был мостик — безыскусное, но милое деревянное сооружение, изогнувшееся над прозрачным, неспешным потоком.
Неудивительно, что тут было полно живности: в траве тут и там шуршали и перебегали через дорожку прямо под ногами Таллури мелкие зверьки, кто-то похрюкивал за ягодными кустами, с ветки на ветку, только что не задевая крыльями лица, свободно перелетали птицы. А одна из них, едва Таллури протянула руку, легко спорхнула вниз и, весело посвистывая, долго прыгала на своих тонюсеньких сухих лапках по ее открытой ладони.
Таллури так увлеклась, что вспомнила о цели своего прибытия только тогда, когда под ногами захрустел гравий: оказывается, она уже вошла во двор самой виллы.
И немудрено, что виллу она обнаружила, только уткнувшись в нее носом: если сам парк счастливо избег вмешательства рук садовника, то здание, казалось, было подвергнуто садовником самой неистовой обработке. Но только наоборот: садовник будто пересаживал зелень из леса в самые неожиданные места. Трава пучками росла тут и там из гравия, устилавшего двор, лианы и вьюны не только поднимались от земли вверх по стенам, но и свисали из всех окон и с крыши. Камни стеновой кладки были выточены таким образом, что сами являлись одновременно горшками для цветущих растений. Через атриум, в который с опаской вошла Таллури, тянулись толстые лианы, в бассейне атриума, явно чувствуя себя как в родном пруду, спокойно росли белые и желтые лилии, а в глубине серебристо мелькали спинки рыб.
В атриум вошли две девушки. Таллури подумала, что ее немедленно спросят, кто она и зачем пришла. Но девушек это явно не интересовало. Едва взглянув на Таллури и мимолетно улыбнувшись, они прошествовали куда-то, оживленно переговариваясь. Вслед за ними, в другом направлении, оглядываясь и отвечая на ходу кому-то, оставшемуся за спиной, проследовал молодой человек в одной набедренной повязке, зато с ведром рыбы. Затем из помещения справа вышла женщина с грудным ребенком на руках. Малыш выглядел недовольным и бессловесно рвался туда, откуда его только что вынесли, а женщина все повторяла:
— Мы сейчас вернемся, обязательно вернемся! Он тебя подождет!
Вслед за этим мягко открылась дверь из помещения слева. Таллури ждала, что кто-нибудь выглянет. Но как будто ничего не происходило. Внизу у пола она, наконец, заметила движение — через мгновение ее глаза распахнулись от изумления: из двери выполз младенец. Ходить он еще явно неумел. Ему вслед донесся женский голос, воркотавший, как горлица:
— Я знаю, куда ты отправился, Паккучи, мой сладкий дельфинчик. Ты все равно никуда от меня не денешься, — голос почти пел: — Возвращайся к маме, маленький негодник!
Маленький негодник припустил. Неуклюже, но деловито перебирая по полу всеми своими пухлыми конечностями, он целеустремленно продвигался к бассейну в центре атриума. На его мордашке отражалось предвкушение победы завоевателя новых земель. Не успела Таллури сообразить, что ей делать (впрочем, ее не оставляло чувство правомерности и безопасности происходящего), как малыш достиг цели и, не утруждая себя размышлениями, плюхнулся в воду, что называется, «на полном ходу». Таллури лишь ахнула. Она ринулась к краю бассейна и увидела, что ребенок грациозно и ловко перемещается под водой к противоположному краю, распугивая стайки рыб и отодвигая со своего подводного пути тугие стебли лилий. Достигнув противоположного края бассейна, Паккучи на мгновение всплыл, сделал едва приметный вдох и, блаженно улыбаясь, стал перемещаться в обратном направлении. За него явно можно было не опасаться.
Из глубины дома, со всех сторон доносились голоса, смех, восклицания. Таллури догадалась, что в такой коловерти ее ни за что не заметят. И решила обратиться к первому же, кто выйдет в атриум. Вышла девчушка лет семи в разноцветной хламиде и зеленом тюрбане.
— Послушай, милая, — обратилась к ней Таллури, — я хотела бы видеть господина Куэн-Ворка.
Девчушка на пару секунд задумалась, будто припоминая, кто это, о ком ее спросили. Затем показала на галерею, ведущую в противоположную от сада сторону:
— Он там.
— А не могла бы я попросить тебя сообщить ему обо мне или проводить к нему? Я впервые здесь и совершенно не знаю дома.
Девочка состроила удивленную и одновременно ироничную гримаску и громко крикнула в сторону галереи:
— Ворк! — и вприпрыжку убежала.
Как ни удивительно, на этот странный зов кто-то отозвался: в галерее послышались пружинистые шаги, и через мгновение действительно появился господин Куэн-Ворк. Он лучезарно улыбался.
— Это ты кричала?
— Простите, нет, но я звала, вернее, хотела вас видеть.
— А ты кто, чудесное создание?
Таллури собралась было поприветствовать его по всем правилам и представиться, но он не дал — поднял вверх правую руку, и его пальцы запорхали перед лицом Таллури, будто касаясь и нажимая поочередно на подвешенные в воздухе невидимые точки. Совершив эту секундную манипуляцию и словно выслушав нечто сокрытое, но важное, он заключил с видимым удовольствием:
— О, я чувствую, что ты могла бы участвовать в моей работе. Точно знаю — могла бы! И очень успешно. Как замечательно, что ты решила заглянуть к нам. Какая ты молодец!
— Э-э… Заглянуть? Собственно… Я — Таллури нид-Энгиус, новая ученица. Должна пройти у вас курс, — выпалила удивленная Таллури: разве ее не ждали?
— Новая ученица?.. Ах, ну конечно. Я запамятовал — столько народа! Только «должна» — это ерунда. Никогда не произноси этого слова! Можешь, хочешь, умеешь — вот что важно! А ты можешь и умеешь многое — помни это и этим руководствуйся. Иначе этот мир на тебя не настроится и твой энергетический коридор останется закрытым. Это понятно или нет? Никаких «должна», «смогу ли», «сомневаюсь»!
Таллури думала, что господин Куэн-Ворк скажет, когда соберется вся группа и когда он начнет занятие, чтобы объяснить новичкам то-то и то-то… В общем, все по порядку. Ничуть не бывало! Он запросто пригласил:
— Пойдем к дельфинам! Или хочешь для начала перекусить и устроиться? А может, ты хочешь поспать? Для тебя много спать очень важно! Ну, решай, как ты хочешь. Здесь где-то бродит Мирха, моя помощница, в зеленом тюрбане, она покажет. И сразу приходи.
Куда? Зачем? Таллури застыла в нерешительности. Потом вежливо справилась:
— Можно ли мне сначала пройти к океану?
— К океану? Ты все-таки большая умница! Конечно, сначала — к океану. Пообщаться с океаном! Как я сам не подумал? Ступай и побудь там, сколько захочешь, — и ушел, ступая по- кошачьи мягко и пружинисто. Уже издалека донесся его голос:
— Можешь там, на берегу, и поспать.
Оставшись одна, Таллури на мгновение подосадовала, что не поинтересовалась, а как, собственно, пройти на берег. Но вслед за этим (медленный вдох — выдох — медленный вдох — выдох) расслабилась, убрала рацио и поняла, что знает, куда идти. Она не нуждалась ни в подсказках, ни в помощи, ни в чьем-либо присутствии. Океан дышал где-то рядом. И звал ее. И она просто откликнулась на этот зов. И пошла.
Но, как ни ждала она встречи, бирюзовая ширь открылась как-то ошеломительно внезапно и ослепляюще ярко. Как завороженная она прошла по мелкогалечному из разноцветных камешков берегу до самой кромки воды. Волны тихо наползали, нежно перебирая гальку, откатывались назад и манили Таллури за собой. И она последовала за волной — вошла в воду прямо в одежде, все дальше, глубже. Остановилась только тогда, когда вода дошла до плеч. Тогда Таллури раскинула над водой руки, как чайка крылья, и пропела-прокричала то, что переполняло сердце:
— Здравствуй, мо-о-о-ре. Я пришла-а. Я люблю те-бя-а-а!!!
И тут же «услышала» в ответ: «Мы рады тебе! Мы все рады тебе!» — и чуть не заплакала от счастья. Здесь, на морском берегу, она почувствовала дух «Акватиса» — дух медитативно-тонкого легчайшего солнечного бытия, где переплетались интуиция, сновидения и реальность общения с Океаном. Окунись, вдохни полной грудью, прочувствуй всю радость и счастье этого мира, поднимись над обыденностью, поверь в невозможную мечту — вот чему на самом деле учит хозяин «Акватиса»: достичь мира, внутренней гармонии и единения с Природой и тем взойти на новую ступень своих собственных возможностей. Учит не словом — аурой «Акватиса». Духом его девственной природы, хрустальной воды, величия Океана и мудрости и любви его обитателей.
Сколько Таллури так простояла, она не могла бы ответить. Но, кажется, могла бы так стоять бесконечно, как вдруг рядом раздался голос господина Куэн-Ворка:
— Иди же поплавай. Или ты уже плавала?
