— Я люблю Нэфетиса. Для тебя это новость?
— Да… нет… Прости, я не обращала внимания, не замечала ничего.
— Да, я знаю, — она неожиданно встала, ушла в комнату, пошуршала там чем-то и вернулась обратно на галерею: — Вот, — в ее руке оказался браслет тонкой работы — серебро с орнаментом из цветов лотоса: — Это «браслет обещания».
— Что это?
— Наши родители, мои и Нэфетиса, они же дружат, я говорила тебе, пообещали друг другу поженить нас с Нэфетисом, если мы с ним не будем против.
— И что теперь?
— Теперь? Он носил свой браслет постоянно, но, чтобы показать, что девушка не возражает против брака, она должна надеть свой браслет, когда ее суженому исполнится двадцать лет.
— И ты?
— Я надела, а он… кажется, даже не заметил!
— Он очень внимателен к тебе, — как можно сердечнее сказала Таллури. Что еще она могла сказать?
— Да, он уделяет мне много внимания, но… и всё, — Рамичи передохнула и, словно приступая к новой теме, набрала воздуха в легкие и неожиданно выпалила:
— А ты — наоборот! Климий любит тебя, а ты к нему… как к брату. Ничего не получается!
Таллури слушала ее в таком замешательстве, что сумела выдавить из себя лишь:
— Я… я не знаю, что сказать… прости меня, не знаю, чем тебя утешить.
Они сидели рядом обнявшись и вздыхали.
— Ладно, — Рамичи успокоилась, — тебе завтра рано вставать. А я еще хочу тебя проводить. Давай спать.
— Ты ложись, конечно. — А ты?
— Я посижу немного на галерее. Мне теперь хочется подумать обо всем, что я услышала. Ты так много мне сказала.
Рамичи вскоре уснула как младенец. А Таллури и вправду не спалось. Она решила поразмыслить о том, что ей наговорила Рамичи. Очень быстро она решила, что, скорее всего, подружка переволновалась из-за Нэфетиса, напридумывала лишнего о Климии и заморочила голову и себе, и Таллури.
Эта сиреневая летняя ночь была дивно хороша, слышалось пение ночной птицы, веяло чем-то ароматным из сада, и приятно думалось о предстоящем путешествии (наконец!) к морю. Совершенно ни о чем не хотелось в такую прекрасную ночь беспокоиться. И то, что напридумывала о ней и о Климии расстроенная Рамичи, тоже как-то не волновало. Все-таки у Рамичи богатое воображение! Надо же было ей такое придумать: «Климии тебя любит». Чудачка! Это все оттого, что она любит Нэфетиса, поэтому и его брата оделила чувствами. Таллури улыбнулась. Это Климия-то!
Хорошо, что они помирились. Вот только ужасно жаль, что подруга так огорчилась и плакала из-за Нэфетиса. И Таллури, мысленно позвав на помощь белого дельфина Рра, стала думать о Нэфетисе, впрочем, точно не зная, что ему «сообщить». Может, он и сам догадается?
Через какое-то время медитацию прервал неясный шум из-за балюстрады: снаружи, по стене, цепляясь за тугие побеги винограда, кто-то карабкался. Было понятно, что лезут с предосторожностями, и также было понятно, что это не получается — лезущий шепотом поругивался себе под нос.
Через мгновение над перилами галереи появилась голова Нэфетиса.
— Ага! — тут же прошипела ему в лицо Таллури, и Нэфетис чуть не свалился. — Свидание! Так-так!
— Я… нет, Таллури, ты все не так поняла!
— Разве? — Таллури сдвинула брови.
— Да! Это я виноват, Рамичи ничего не знает. Она, ты знаешь, такая… Хорошая!
— Угу, — «Не слишком ли я мрачна?»
— Я уверяю тебя, она правда не знает. Какой я болван! Не знаю, что заставило меня вот так явиться. Я давно хотел ска— зать ей, да все не решался, что… Кое-что важное! А тут что-то позвало! Теперь ты станешь думать о ней дурно?
— О ней — нет.
— И правильно!
— Но мне хотелось бы быть уверенной в чистоте твоих намерений, — Таллури говорила старательно нелюбезно. Она не имела никакого права говорить с другом таким тоном, но ей очень хотелось отомстить за Рамичи, и она вовсю пользовалась замешательством Нэфетиса.
— О, уверяю тебя! Ничего такого!
— Хорошо. Я поняла: ты хотел лишь поговорить с Рамичи без помех. Днем вокруг полно людей и все такое. Верно?
— Именно так, Таллури!
— Ладно, — она смягчила голос, — Рамичи очень устала, она спит. Передать ей что-нибудь?
— Нет, — твердо ответил Нэфетис, — я уж сам.
— Завтра я улетаю, она пойдет провожать меня. Обещай сказать ей то, что так нужно вам обоим.
— Это заметно?
— Конечно. Всем, кроме вас, — она подумала и добавила честно: — И кроме меня. Наверное, вам пора объясниться. Обещаешь мне?
Нэфетис уже взял себя в руки и улыбался:
— Обещать тебе — это значило бы, что ты меня вынудила. А я сам хочу этого. Поэтому завтра скажу Рамичи, что люблю ее.
Он спустился на землю, и с земли из темноты раздался его веселый шепот:
— Таллури, ты замечательный друг! Но у меня есть подозрение, что кое-кто пытался проникнуть в мое сознание телепатемой. А впрочем, спасибо! — он негромко рассмеялся и ушел.
— На что ты так внимательно смотришь? — Климий, как всегда аккуратно, поднял латуфу в воздух.
— На Рамичи и Нэфетиса, — Таллури вглядывалась в удаляющиеся фигуры друзей, стоявших взявшись за руки.
— А-а, — проворчал Климий, — Нэфетис не давал мне спать всю ночь. Надел браслет с лотосами, нарвал цветов, все ходил из угла в угол, вздыхал и улыбался. Похоже, решился наконец. Все правильно. Это его путь, и я рад за него. Думаю, через год он женится.
— А ты? — слова вылетели помимо воли, и Таллури тут же о них пожалела.
Климий на секунду удивленно обернулся к ней, но промолчал.
— Извини, — виновато проговорила она, — у меня нет праздного любопытства, просто глупая привычка задавать вопросы. Я же понимаю — у вас с Нэфетисом разные пути. В отличие от брата, ты всегда хотел служения.
Климий ответил не сразу.
— Я еще ничего не решил, — сухо заметил он. И тут же перевел разговор на другое: — Ну что, как всегда — сначала круг над Городом?
— Конечно!
— Ладно. Только круг будет неполный: трасса к морю начинается не так далеко от Университета. И быстро: у меня много работы.
— Знаю — у тебя впереди четвертая ступень! После нее многое решается: служение или социум.
— После твоей третьей тоже многое решается.
— Постой, почему третьей? Я же еще на второй. Климий закатил глаза и потряс головой:
— Таллури, ты невозможным образом соединяешь в себе тончайшее проникновение в иную реальность и полное пренебрежение информацией и фактами первой реальности! Объясняю: за последнее время ты проглотила с фантастической скоростью практически все дисциплины второй ступени. Скоро нас с Нэфетисом догонишь! Не заметила? Летняя работа в «Акватисе», а также теория и практика «Ушедшего мира» — это то, что соединяет в себе работу одновременно в двух мирах, видимом и невидимом одновременно. А это уже, по сути, третья ступень. Уяснила?
— Уяснила! — кивнула Таллури, весело болтая ногами. — Здорово! А далеко лететь?
— Около двух часов. Только дальше ворот в резиденцию не пустят. В «Акватисе» машин не любят. Дальше пойдешь одна.
— И ты не проводишь меня?
— Зачем это? — Климий пожал плечами. — Господин Куэн-Ворк предупрежден о прибытии нового ученика, тебя то есть. К тому же вы уже знакомы, в представлении ты не нуждаешься. А у меня правда много дел.
— Ну, ничего, — решила пошутить она, — скоро у тебя высвободится масса свободного времени! Ведь после моей третьей ступени твои обязанности ведущего исчерпываются!
Климий промолчал, подкрутил какие-то тумблеры и задумчиво проговорил:
— Это так. В моей опеке ты больше не будешь нуждаться. Но ведь никто не запретит нам общаться, как прежде.
В его голосе промелькнуло что-то осторожное, будто Климий раздумывал, а хочет ли он сам того, о чем сказал только что? И не окажется ли Таллури так любезна, что сама оставит своего ведущего в покое?
Так Таллури объяснила себе его осторожность и со смехом отозвалась:
— Что ты! Я никогда и ни за что не откажусь от такого брата! Ну, нет! Тебе так просто от меня не избавиться!
— Ну, брата так брата, — отвлеченно пробормотал Климий, внимательно вглядываясь в картину за бортом.
Белоснежные ворота, распахнутые настежь, — преддверие густо заросшей, едва приметной дорожки-аллеи, ведущей в глубину тенистых кущей. Резиденция «Акватис» выглядела зачарованным садом. От ворот, вглубь, сад смотрелся запущенным, но маняще-уютным и был полон переливчатых голосов птиц.
— Я не вижу моря, — Таллури вопросительно оглянулась на ведущего.
— Это там, за парком, надо пройти его насквозь, потом меж двух холмов. Сама вилла господина Куэн-Ворка смотрит одной стороной на парк, другой — на море. Не пропустишь, не беспокойся.
— А ты бывал здесь?
— Изредка бываю. После того как прошел «пробы» в ученики к господину Куэн-Ворку.
— И?
— Не подошел: слишком много «рацио», затруднения со входом во вторую реальность, еще — скованность в сновидениях и другое. Довольно много «отводов».
— Он все это так прямо и сказал?
— Нет, что ты. Господин Куэн-Ворк, при всем его пренебрежении этикетом, человек, не способный на отказ, тем более — отказ лобовой, как, например, Энгиус. Я сам все понял через
