— Что это варится? — опросила я с любопытством.
— Гребешки. Герман и Юра утром сбегали на косу и притащили две сетки самых крупных. Будете есть с нами?
Лида могла и не спрашивать. Когда она разложила по тарелкам розовые, нежные куски мяса, я уже сидела за столом в полной боевой готовности.
Очень трудно объяснить вкус нового, незнакомого кушанья. Это можно сделать только приблизительно, путем сравнения с общеизвестными блюдами. Если сказать, что вареное мясо гребешков очень сладкое и напоминает отчасти по вкусу крабов или раков, это будет весьма приблизительное сравнение. После десятиминутной варки в небольшом количестве воды гребешки рекомендуется слегка обжарить в масле. Воду, в которой их варили, можно подать как соус. Мясо гребешков очень питательно и содержит много витаминов.
Вше в Зарубине меня угощали отварными улитками букцинум и нептунеа. Они показались мне более жесткими, чем гребешки. Я поделилась опытом с Лидой, и мы решили приготовить этих улиток тушеными, «на французский манер».
Герман с Юрой обещали вечером повторить выход за гребешками, тем более что ходьбы туда, к «гребешковой косе», как окрестили это место, было минут пятнадцать, не более.
Они повели меня за рыбокомбинат к плоскому мысу. У него был такой прозаический и скучный вид, что просто не хотелось лезть в воду. За узкой, двухметровой полосой грязного песка, гравия и выбросов зостеры, живо напомнивших мне травяные матрацы в бухте Новогородской, шла проезжая дорога.
За ней тянулись огороды с участками, обтянутыми обрывками старых рыболовных сетей и заржавленной проволокой. Там с меланхолическим видом бродили телята. Их пасло большое огородное чучело в рваном ватнике и шапке-ушанке. Полотняный мешок, набитый морской травой, изображал голову. На лице были нарисованы устрашающей черноты и толщины брови и усы. Краску размыли дожди, и лик пугала покрыли темные потеки, похожие на морщины. Герман объяснил, что чучело поставлено здесь, чтобы пугать оленей, забирающихся ночью на огороды.
Я бы охотно примирилась с отсутствием золотистого пляжа или живописных скал, не смущали меня и телята с их пугалом.
Не понравилось мне другое: весь берег был покрыт скрюченными обрезками жести, дырявыми ведрами, сплющенными консервными банками, щепками, какими-то тряпками и мочалками, придававшими ему разительное сходство с обыкновенной помойкой. На дне, покрытом мелким гравием, мусора было столько же, если не больше. Это понятно — в море у поселка валят все, от чего надо избавиться, как в мусорную яму, рассуждая, видимо, что оно достаточно большое и глубокое, чтобы поглотить это. Однако в дни сильного прибоя волны выбрасывают часть мусора обратно на берег.
Юра и Герман уже поплыли, а я все еще стояла в нерешительности, поглядывая на воду, очень чистую и прозрачную. Старый башмак, лежащий на дне, скалил на меня зубы. У него была тупая, хищная морда, от которой, вероятно, падали в обморок рыбешки. В темном зеве что-то шевелилось. Я заглянула туда, и на меня уставились стебельчатые глаза. Крабик нашел себе неплохое жилище.
Юра крикнул мне что-то, держа в поднятой руке большую раковину. Этого оказалось достаточным, чтобы забыть все колебания. Долго пришлось брести по колено в воде, обходя жестянки и мотки ржавой проволоки. Потом началась зостера — здесь можно было уже плыть, а за травой дно стало заметно понижаться. В этом месте мусора почти не было. Изредка только попадалась утонувшая бутылка, покрытая известковыми пятнами обрастаний, или железка, настолько изуродованная ржавчиной, что ее трудно уже было отличить от причудливого произведения природы.
На глубине трех или четырех метров появилась хорда. Среди ее шнуров, вертикально поднимающихся к поверхности с темного дна, я увидела неясное, беловатое пятно раковины.
Гребешки лежали, выдавив под собой углубление в грунте. Верхние, плоские створки, вообще, более темные, чем нижние, покрывал тонкий слой зеленоватых микроскопических водорослей, хлопья ила, а иной раз там рос и кустик саргассов. Поэтому, чтобы увидеть гребешка, надо подплыть ближе.
Больше всего раковин было на глубине метров пяти. Скоро сетка наполнилась. На берегу уже лежала целая груда раковин, собранных Юрой и Германом. Гребешков чистили здесь же, чтобы не тащить домой лишнюю тяжесть. Тонким ножом, просунутым между створками у их вершины, подрезался мускул-замыкатель. Из открывшейся раковины выбрасывалась несъедобная часть. Оставляли только мантию и толстый столбик мяса — мускул-замыкатель. Самые красивые раковины взяли домой. Остальные унесли и спрятали в высокой траве у огородов — это была идея Германа.
— Пусть никто не знает, что здесь наше гребешковое поле, а то их кто-нибудь выловит, — говорил он с жадным блеском в глазах.
Мы с Юрой поддались этому нездоровому влиянию и охотно согласились, что гребешков на косе не так уж много, чтобы всем показывать, где они водятся. Но от кого мы их прятали? От местных жителей, которые сами показали Герману, где искать вкусных моллюсков? Или от наших товарищей? Тем не менее в нас взыграла старая ведьма собственничества, и мы спрятали пустые раковины.
Правда, мы скоро опомнились и стряхнули с себя это наваждение. Раковины лежали на берегу, образуя, как говорят ученые, кухонные кучи. Следует упомянуть, что на берегах Японского моря археологи находят древние раковинные кучи, состоящие из створок раковин различных моллюсков, чаще всего устриц, с некоторым количеством гребешков, мидий, мактр и т. д.
Когда-то, на заре человечества, здесь промышляли моллюсков люди неолита (нового каменного века). Иногда кроме раковин ученые при раскопках находят каменные орудия, кости животных и черепки посуды. Некоторые раковинные кучи громадны. Одна из них была, например, длиной сто пятьдесят метров, шириной пятнадцать метров и высотой метра два. Множество мелких кухонных куч разбросано по берегам Приморья.
Когда была организована экспедиция по изучению запасов промысловых моллюсков, знание таких мест, где были найдены древние раковинные кучи, облегчало работу экспедиции, так как почти всегда около них находили устричники.
«Гребешковая коса» скоро стала излюбленным местом сборов беспозвоночных животных. На этом, казалось бы однообразном и скучном дне, усыпанном у берега мелким гравием, с участками заиленного песка и зарослями зостеры, встречались разнообразные и интересные обитатели прибрежных вод. Именно здесь была найдена первая крупная морская звезда дистоластерия японская. Пожалуй, это — самая красивая из звезд Японского моря. Она бархатно-черная, с рядами шипов цвета слоновой кости. Самые концы лучей и мадрепоровая пластинка в середине тела были ярко-оранжевые. В размахе лучей звезда была более полуметра.
Рядом с этой красавицей померкли все другие звезды — синие, лиловые и красные. Потом в течение лета мы находили дистоластерий и в других бухтах, но здесь, на «гребешковой косе», изобилующей всевозможными моллюсками, эти звезды встречались чаще и были особенно крупными.
Звезд было здесь удивительно много. То и дело на глаза попадались небольшие красные генриции, амурские звезды всевозможных оттенков лилового цвета (от почти белых до густо сиреневых), ярко-синие патирии, эвастерии красного, как запекшаяся кровь цвета и черные дистоластерии.
Все они собирались сюда для разбойничьих нападений. С крупным гребешком звезде, вероятно, справиться трудно. Во всяком случае, мы не видели, чтобы звезды их поедали.
Молодых же, шести-восьмисантиметровых гребешков звезды ели весьма успешно. Но особенно часто их добычей становились небольшие двустворчатые моллюски тапес, мактра сулькатария, серцевидки, устрицы и другие.
Здесь разбойничали не только звезды. Часто на дне попадались пустые раковины с аккуратно просверленным отверстием в створке. Это следы деятельности хищного брюхоногого моллюска натики. Особая сверлильная железа натики выделяет кислоту, растворяющую известковое вещество раковины жертвы. Как только размягчится маленький участок, натика скребет его теркой (радулой), покрытой мелкими зубчиками. Образуется круглое отверстие, в которое хищник просовывает хоботок и поедает мягкое тело моллюска. От натики ракушкам не скрыться даже под слоем песка или ила. Она находит их и там.
Когда встречаешь натику под водой, ее мясистая мантия завернута вверх, на раковину. При малейшей тревоге нога и мантия втягиваются внутрь округлой раковины, и моллюск «закрывает дверь» — прикрывается крышечкой, очень плотной. Это не лишняя предосторожность, ведь нередко предприимчивый рак-отшельник пытается вломиться в дом. А раковина натики одно из его излюбленных жилищ.
Кроме натики есть и другие хищные морские улитки: таис, насса, трофон, не говоря уже о громадной рапане, грозе устричных банок. Все они опасны для беззащитных двустворчатых моллюсков. Но еще более опасны, в том числе и для самих хищников, сверлящие губка клиона и червь полидора. Поверхность изъеденной ракушки напоминает пористый пряник. Защищаясь от врагов, разрушителей раковины, моллюск выделяет все новые слои известкового вещества, но рано или поздно погибает.
На галечном грунте, на глубине полутора или двух метров, можно найти гребешки Свифта. Их розоватые раковины с округлыми валиками, внутри были иногда великолепного сиренево-розового или ярко-фиолетового цвета. Такие раковины ценились нами очень высоко, но найти их удавалось не всегда. Бывало, вскроешь с десяток гребешков, а раковины у всех почти белые, чуть розоватые. Или неожиданно попадется прекрасный, яркий экземпляр, но на нем много темных мелких пятнышек. Всеобщую зависть вызвала находка Лиды. Она нашла на берегу той бухты, где мы плавали в первый раз, отличную раковину. Яркий и в то же время нежный цвет ее напоминал окраску тропической бабочки. Обычно чем моложе гребешок, тем ярче у него окраска. Мясо гребешков Свифта еще нежнее, чем приморских. Но его и значительно меньше.
Гребешки Свифта, в отличие от промысловых, приморских гребешков, прикрепляются к камню пучком биссусных нитей. Однако, если требуется переменить местожительство, он как- то обрывает их. Самый процесс мне не удалось наблюдать, но однажды в банке, где лежал гребешок, прикрепленный к камню, мы обнаружили его лежащим свободно на дне, а на камне — оставшийся хвостик из перекрученных биссусных нитей, оборванных сверху, у самой раковины.
Здесь же, на косе, было много и различных ракообразных. На берегу, под редкими камнями прятались пестрые, темно-коричневые с оранжево-желтыми узорами прибрежные крабы. Этих крабов можно встретить и в воде, но только у самого берега. Они предпочитают влажную зону заплеска.
Камней здесь мало, а крабов много. Поэтому они набиваются туда целой грудой. Приподнимешь камень, и из-под него разбегаются, мелькая полосатыми длинными ногами, десятки крабов величиной с пятак или чуть больше. Береговые крабы отлично живут в неволе. Мы привезли их в Москву, и они долго жили на дне аквариума с камнями и тонким, в сантиметр, слоем воды. Кормить их можно, как и других крабов, кусочками рыбы, водорослей, мотылем и т. д.
И, конечно, здесь, как и везде в Приморье, у берега в воде полно крабов канцеров. Мы решили было зарисовать все варианты их окраски, но потом оставили эту идею. Почти нельзя встретить двух совершенно одинаковых.
Как-то, плавая в поисках добычи. Герман увидел быстро движущуюся по дну створку ракушки величиной чуть больше пятака. Ее нее на спине краб дориппе, придерживая ношу двумя задними парами ног, тонких, искривленных и закинутых на спину.
Что ж, среди массы лежащих на дне створок погибших моллюсков крабик, прикрытый такой же раковиной, может считать себя надежно скрытым от врагов. Возможно, мы тоже видели крабов дориппе, но просто не обращали на них внимания, принимая именно за то, чем они хотели казаться.
При некоторой фантазии крабику можно приписать и другой мотив, по которому он скрывает от мира свою спину. Если раковину отнять, то (опять-таки при некоторой фантазии) можно увидеть в выпуклостях и бороздках панциря сходство с классической маской злобного самурая, как его рисовали художники и изображали актеры на сценах в Японии. Этого краба так и называют — «голова самурая» или еще — «стыдливый краб».
