— И вовсе не из-за любви к какой-то там Линде я в таком паршивом сегодня настроении, — произнес он примирительным тоном. — А от возмущения. Если бы ты видел инструкторшу, то за живот схватился бы. Маленькая, худенькая, лет двадцати, максимум двадцати трех.
— По внешности женщины бывает весьма и весьма трудно определить ее возраст, — возразил Дейвис, откидываясь на спинку мягкого сиденья. — Может оказаться, что эта твоя Кристин даже старше тебя.
— Моя! — Тим презрительно фыркнул, и в его памяти совершенно неуместно воскрес тот момент, когда он шел сегодня за ней по коридору и любовался… Впрочем, с какой стати ему на ум пришло именно это? — Она настолько же моя, насколько твоя. Вряд ли я ее еще когда-нибудь увижу.
— Это как понимать? — Дейвис нахмурился.
— Очень просто, — ответил Тим с деланной беспечностью. — В среду я поеду на занятие не к ней, а в какой-нибудь другой клуб, к другому инструктору.
— Постой, но ведь ты же еще не видел, на что способна эта штучка, — со всей серьезностью заметил Дейвис. — Девчонка девчонке рознь, сам знаешь. Вспомни, к примеру, альпинистку Джоанн или Стеллу, которая утерла мне нос, когда в позапрошлом году мы ездили кататься на сноуборде.
— И Джоанн, и Стелла были выше и крепче этой Кристин, — нетерпеливо ответил Тим, сам не понимая, почему так распаляется. — И потом, никто не просил нас относиться к ним как к наставницам.
— Неужели эта Кристин настолько хилая? — спросил Дейвис.
Тим задумался. Нет, эта девочка запомнилась ему вовсе не хилой, но какие именно у нее руки, плечи, ноги, не засело в памяти. Наверное, потому, что слишком яркое впечатление произвели на него ее невысокий рост, миниатюрность и выражение каре-зеленых, как вода в реке осенью, глаз.
Черт знает что такое! — выругался он про себя. Я киплю от возмущения и в то же время никак не могу назвать эту Кристин хилячкой. А еще почему-то слишком много о ней думаю. Смех, да и только!
— Да нет, она не хилая, — наконец, весьма неохотно, признал Тим. — Просто несерьезно все это, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — невозмутимо ответил Дейв. — Я на твоем месте не торопился бы с выводами. Сначала посмотрел бы, действительно ли эта крошка способна быть инструктором, а уж потом…
— Времени у меня всегда в обрез, — перебил его Тим. — Тратить его впустую я просто не могу себе позволить. В общем, вопрос о моем переходе к другому инструктору уже решен, и хватит об этом.
— Хватит так хватит, — ничуть не обижаясь, ответил Дейвис. — Только мне почему-то кажется…
Он не окончил фразу, но по хитрой улыбке, растянувшей его обесцветившиеся и обветренные в многочисленных походах губы, Тим вдруг понял, что приятель каким-то чудесным образом разгадал самую сокровенную из его тайн. Ту, которая еще оставалась тайной даже для него самого.
В восемь вечера Кристин уже была дома.
Она жила на одной из тихих улочек в северо-западном районе американской столицы, неподалеку от небольшого уютного парка. Этот дом купил для них с Мартой отец, профессор Джорджтаунского университета, когда Марта, окончив среднюю школу, поступила туда на психологическое отделение.
Кристин была младше, и студенткой того же отделения стала лишь через год. Но, так уж вышло, что ни одна из дочерей профессора Рэнфилда не пожелала, подобно ему, посвятить себя науке, равно как и работе практикующим психологом.
От отца обе переняли лишь завидное упорство. Однако Марта в основном его использовала, реализуя стремления стать художницей, а Кристин — на достижение высот в парашютном спорте, которым увлеклась в подростковом возрасте.
Страсть к путешествиям и талант живописца Марта унаследовала от деда, известного в свое время художника-оформителя. Окончив университет, она заявила родственникам, что жаждет повидать мир, и уехала в Европу, где до сих пор писала картины в довольно своеобразной манере, которые, как ни странно, хорошо продавались.
Кристин же пошла в родного брата матери. Именно он, опытный парашютист, многократный чемпион мира по купольной акробатике, рассмотрев в маленькой племяннице редкую силу духа, однажды десятилетней девочкой привел ее на аэродром, где проходили тренировочные прыжки. С того самого момента она и «заболела» небом, сильно подружилась с дядей, а в пятнадцать уже и сама прыгнула с парашютом.
Она была невысокой и худенькой, но удивительно выносливой и, что называется, с характером. Регулярные занятия в тренажерном зале помогли ей развиться физически, и уже годам к семнадцати ее по-женски изящные руки были настолько натренированными, что справлялись с укладкой парашюта и прочими заданиями ничуть не хуже, чем мужские. А длинные для ее роста и стройные ноги стали такими крепкими, что при приземлении она становилась на них уверенно и не получала травм.
Кое-кто из приятелей-парашютистов добродушно посмеивался над ней:
— Еще годик-другой такой жизни, и ты превратишься в мужика, Кристи. Начнешь ругаться как сапожник, подстрижешься под мальчишку.
Кристин не обращала на подобные пророчества внимания, твердо зная, что они не сбудутся. Ни в какого мужика она не превратилась и по сей день. Просто научилась в критических ситуациях быть собранной и не поддаваться панике, твердо уяснила, что парашютный спорт требует четкого соблюдения установленных правил, и привыкла подавлять в себе страх.
Длинные каштановые волосы действительно мешали во время прыжков и тренировок. Но она не обстригла их, а стала завязывать в тугой узел на затылке, что не придало ее облику ни капли грубости.
Родители долго не могли смириться с ее опасным увлечением. Однако она сумела доказать им, что небо — ее стихия и что ей удастся достичь в парашютном спорте выдающихся успехов. Так оно и получилось. В возрасте девятнадцати лет Кристин Рэнфилд прославила свой клуб, победив в международных соревнованиях, а по окончании университета приняла предложение стать инструктором…
Сегодняшний вечер обещал закончиться для нее большой радостью: к ней после восьмимесячного отсутствия должна была пожаловать сестра.
К этому событию Кристин готовилась со вчерашнего дня. Тщательно убралась в пустовавшей комнате Марты, купила фруктов, ореховой нуги, чтобы приготовить блинчики, две дюжины свечей для их любимого серебряного канделябра, а сегодня днем, перед уходом на работу, — живых цветов в ближайшем цветочном магазине.
К девяти все было готово. На столе в уютной гостиной лежала скатерть с вышитыми гладью краями, стояли два прибора, горели свечи и благоухали цветы в высокой керамической вазе.
Кристин обвела комнату довольным взглядом и только сейчас поймала себя на том, что целый вечер улыбается. К ее щекам прилила краска смущения.
Она пожала плечами, будто уличенная в чем-нибудь непристойном, и произнесла вслух громко и отчетливо:
— А что в этом зазорного? Я счастлива, потому что с минуты на минуту увижу любимую сестру, вот и улыбаюсь.
Нет, тихо, но уверенно возразил ей внутренний голос. Ты счастлива не только поэтому.
Кристин энергично покачала головой, будто пытаясь заглушить свое второе «я», тяжело вздохнула, забралась с ногами на диван и закрыла глаза.
Ей вспомнилось сегодняшнее занятие с новой группой и парень по имени Тим Хеннеси. Он сразу ей понравился. Высокий, с довольно широкими, горделиво расправленными плечами, с темными, аккуратно подстриженными волосами и с голубыми глазами. Он сочетал в себе те почти несовместимые в людях наших дней качества, которые Кристин особенно ценила в людях.
Дерзость, независимость — и воспитанность, умение себя держать в руках; аккуратность — и легкую небрежность; современность — и старомодную интеллигентность. Кристин почему-то была уверена, что, несмотря на откровенное желание задеть ее сегодня, поддразнить, этот парень никогда в разговоре не перекинул бы ногу через подлокотник кресла, не начал бы разминать шейные позвонки, как это делали многие из ее знакомых, даже высокообразованные, мнящие себя культурными.
По решительному, открытому, умному взгляду Тима Кристин сразу благодаря приобретенным в университете знаниям определила, что перед ней человек высокоинтеллектуальный, смелый и сильный
