Джулиана подняла на него свои честные глаза и медленно кивнула.
– Не знаю почему, но я вам верю, хоть и давно приучил себя в любой пламенной речи видеть подвох. Особенно если произносит ее человек мало знакомый. – Стейнер взял со стола карандаш и принялся крутить его в руках.
У Джулианы ёкнуло сердце. Верит!
– Обещаю подумать над вашими словами. И не выдам вас Энтони.
Джулиана с облегчением вздохнула, улыбнулась и поднялась со стула.
– Большое спасибо.
Эрнестин не звонила и не приезжала. Зато регулярно названивала Нэнси. Ничего нового и существенного она не говорила. В основном грозила и пыталась пристыдить. Как только с ее уст слетало первое слово о Синтии, Энтони тотчас прерывал связь. После третьего такого звонка он окончательно пришел к выводу, что здоровье Эрнестин в безопасности. Если бы ее и правда едва спасли от смерти, об этом непременно поставили бы в известность родителей. Да и от самого Энтони не скрывали бы, ни в какой больнице она лежит, ни как выглядит – Эрнестин воспользовалась бы своим страдальческим видом, чтобы сильнее усовестить «неверного» бойфренда, извлечь из положения возможно больше пользы.
Не звонила и Синтия. Об ее звонках оставалось лишь мечтать. Если бы подобное чудо случилось, Энтони, возможно, наплевал бы на все на свете… Во всяком случае, в иные минуты ему так казалось. Слишком мощным и неистребимым оказалось рожденное ею чувство, чересчур манили загадки, которые она в себе таила.
Нет, нарушить клятву, данную Эдварду, он бы не смог. По крайней мере, если бы не сошел с ума. А при мыслях о Синтии ум все чаще отказывал. Боже! Все как будто перевернулось с ног на голову. Порой, выходя из глубокой задумчивости, он теперь не сразу понимал, утро на дворе или вечер, пора ли отправляться спать или самое время поспешить на очередную встречу. Казалось, преуспевающего трудоголика-риелтора вдруг не стало на свете. Вместо него вернулся некогда исчезнувший увлеченный поэзией мечтатель. Вернулся благодаря любовной магии…
Как-то раз, побеседовав с возможным клиентом за ланчем в ресторане, он вышел на улицу и увидел у обочины длинноногую девушку со светлыми стянутыми в узел волосами. Не успев задуматься о том, стоит ли подходить и Синтия ли это, он рванул к ней через широкий тротуар, поскользнулся на кожуре от банана, брошенной мимо урны, и его ноги разъехались в комичном полушпагате. Девушка повернула голову и изумленно взглянула на него. У нее были карие глаза и куда более круглое, чем у Синтии лицо.
– Простите, – пробормотал Энтони, радуясь, что клиент остался в ресторане.
Следовало возможно скорее вернуться к ненавистной привычной жизни. Убить в себе влюбленного мечтателя – раз и навсегда.
В четверг вечером, когда Энтони только вернулся в свою огромную страшно неуютную квартиру, в дверь позвонили. Явилась, мелькнуло в голове. Наверное, окончательно «выздоровела». На сердце опустился тяжкий груз.
На пороге стояла не Эрнестин. А ее отец – с незажженной сигарой в руке и странным выражением утомленного лица.
– Эдвард? – Видеть надежного отцовского друга было всегда приятно, только Энтони никак не ожидал, что тот пожалует. Эдвард был загружен делами, а о встречах всегда договаривался заранее. – Как ты вошел в подъезд? Домофон не работает? А консьерж? Куда-то отлучился?
– Я взял ключ у Эрни. Можно войти?
Энтони поспешно сделал шаг в сторону, давая гостю дорогу.
– Да, конечно. Прости, я… – Он виделся с Эрнестин? – подумал совсем растерявшийся Энтони. Где? Что она ему наплела? Положение было пренелепым.
– Квартирка ничего, – заметил Эдвард, осматриваясь в невообразимых размеров прихожей.
– Да, но… Признаться честно, я ее терпеть не могу, – неожиданно для себя сказал Энтони. – Пойдем на кухню, – прибавил он, не желая, чтобы Эдвард задавал вопросы.
Тот молча проследовал за хозяином.
– Говоришь, взял ключ у Эрни? – спросил Энтони. Обсуждать последнюю выходку Эрнестин с ее отцом не было ни малейшего желания, однако, раз он приехал сам и уже виделся с ней, не оставалось иного выхода.
– Да, – спокойно сказал Эдвард, садясь на табурет у стола. – Когда я позвонил, она от души веселилась на празднике. С хорошими друзьями, как она выразилась. – Он взял сигару в рот, достал зажигалку и пошевелил губами, отчего кончик сигары указал прямо на Энтони. – Угостить?
– Нет, спасибо. С курением я завязал.
Эдвард вопросительно взглянул на него, о чем-то задумался, кивнул, будто понял, благодаря кому Энтони истребил в себе гадкую привычку, и зажег сигару.
– Молодец. А я вот никак не могу. – Какое-то время он курил, с умиротворенным видом рассматривая кухню.
Энтони стоял, прислонившись спиной к холодильнику и ожидая, что последует дальше. Эдвард явно что-то задумал.
– Я и не подозревал, что у моей дочери в Нью-Йорке столько хороших друзей, – усмехаясь и особенно выделяя «хороших», произнес вдруг он. – Когда я приехал на эту вечеринку и взглянул на них, от души порадовался за нее.
Энтони, ясно услышав в голосе Эдварда иронию, задумался: неужели он впервые в жизни рассмотрел, среди каких людей обожает бывать его дочь?
– Все в дорогих нарядах, богатых украшениях, – продолжал Эдвард тем же насмешливым тоном, но с серьезным видом. – Шампанское льется рекой. До Шекспира и несчастных африканцев им нет никакого дела! Благодать!
Энтони настороженно нахмурил брови. При чем здесь африканцы?
– Я приехал очень вовремя, – с наигранной радостью сказал Эдвард. – Если бы моя дочь выпила еще бокальчик-другой шампанского, то уже не держалась бы на ногах.
– Где она? – не выражая ни особой тревоги, ни интереса, спросил Энтони.
– В гостинице. Утащил ее с чудесного праздника чуть ли не силой. По дороге она рассказала мне, что ты напропалую веселишься с другими женщинами, что ей даже пришлось выдумать историю о таблетках.
Энтони ничего не ответил, но не опустил глаз – стыдиться ему было нечего. Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча, потом Эдвард, очевидно сделав какие-то выводы, спросил:
– Стало быть, ты думал, что Эрни в больнице?
Энтони покачал головой.
– Я сразу понял, что это ложь. – Он взял с буфета пепельницу и поставил ее перед гостем.
Тот кивнул в знак благодарности.
– Если бы ты видел, как она сегодня выглядела! – сказал он с той же насмешкой в голосе. – Спина голая ниже некуда, руки все в драгоценных камнях – загляденье! Видимо, все эти дни ездила по ювелирным и покупала себе подарки. Какой там Шекспир!
Энтони никак не мог понять, при чем здесь Шекспир. Эрнестин наверняка не прочла ни единой шекспировской строчки, разве что из-под палки в школе, ничего не поняв. Эдвард вел себя престранно.
– Она у нас раскрасавица, – протянул он. – Согласен?
Энтони не ответил. Эдвард затушил сигару и вдруг пристально посмотрел ему в глаза.
– Послушай, а если бы ее вдруг не стало, тебе лучше бы зажилось или хуже?
– То есть как «не стало»? – Энтони непонимающе покачал головой.
– Нет-нет! – Эдвард поднял руки. – Я не о смерти говорю, не о психбольнице и не о тюрьме. Просто представь, что у тебя появляется возможность жить без Эрни. Ты бы ею воспользовался?
Энтони ответил бы не задумываясь, но не желал причинять Эдварду боль.
– С чего ты вдруг завел об этом речь?
– Говори, не виляй! – потребовал Эдвард.
– Не могу.
– Затрудняешься? – Эдвард прищурил внимательные глаза. – Или боишься обидеть меня? Если боишься, забудь, что я ее отец. Всего на минуту.
