Дэниел смеется.
— Измучили? Ты о чем? Я почувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда вся эта пестро визжащая стайка повисла у меня на руках и ногах.
Он действительно накупил призов — медведей из жевательного мармелада и большой шоколадный шар в блестящей обертке в качестве главного приза, и дети, получив незатейливые подарки, набросились на дарителя с порывистыми объятиями.
— А компания взрослых тебя не утомила? — Подаю Дэниелу очередную тарелку и смотрю, что отражается на его лице. Оно немного уставшее, но весьма довольное.
— Нисколько, — говорит он. — Даже наоборот. Твой отец потрясающий спорщик. Доказывает свою правоту с напором, но при этом сыплет шуточками и никого не оскорбляет. — Смеется. — Люблю таких людей. Мама… немного забавная, но умеет сразу расположить к себе. А Роузмари с Джералдом… — Улыбка тает на его губах. Он вытирает тарелку медленнее предыдущих, ставит ее не в буфет, а на стол, берет меня за руку в мокрой перчатке и садится на скамейку, обтянутую коричневой кожей. — Трейси…
Я свободной рукой закручиваю кран и тоже сажусь. Лицо Дэниела такое, будто он наконец-то решился открыть мне свою тайну. Почему именно сейчас?
— Знаешь, я… — как-то странно на меня глядя, будто заклиная что-то сделать, произносит он.
Из прихожей раздаются шажки босых ног. Мы одновременно поворачиваем головы. В проеме двери появляется Лаура со слоником в руках.
— Почему ты не спишь, киска? — Я встаю и стягиваю с рук перчатки. В раковине остались всего две тарелки, домыть их можно и после.
— Нам не спится, — тонким голоском говорит Лаура.
— Почему? — спрашивает Дэниел. Его глаза светятся любовью, и я даю себе слово, что каким бы ни оказалось это темное пятно в его биографии, я не укажу ему на дверь.
— Потому что у Люка болит животик, а мне начал сниться нехороший сон и я сразу проснулась, — выпячивая губки, рассказывает Лаура.
Дэниел ласково улыбается, и мне кажется, что его глаза как-то особенно ярко блестят, будто смоченные слезами. Он протягивает Лауре руки, и та с радостью забирается ему на колени. Дэниел гладит ее по голове.
— Животик Люка мы сейчас же вылечим. Мама, дай-ка нам хорошего лекарства.
Достаю аптечку и извлекаю из нее первую попавшуюся баночку с таблетками.
— И кружку воды, — просит Дэниел. — Запить.
Киваю, будто всю жизнь поила игрушечных слонов, достаю маленькую кружечку Лауры и наполняю ее водой.
— Пожалуйста.
Дэниел с сосредоточенным лицом достает таблетку, ловкими движениями пальцев, как профессиональный фокусник, подносит ее ко рту слона и прячет в руке. Лаура завороженно наблюдает за ним. Дэниел наклоняет голову игрушки к воде и вздыхает.
— Все, Люк здоров. Теперь займемся твоими снами.
Он встает, бережно держа на руках Лауру и слоника и, кивая на ходу мне — не волнуйся, мол, мы и без тебя разберемся, — идет прочь из кухни. Я заканчиваю уборку, вспоминая отдельные эпизоды прошедшего дня и чувствуя себя так умиротворенно, как не чувствовала давным-давно.
Когда Дэниел спускается и снова заходит на кухню, я беседую по телефону с мамой. Они как раз добрались домой и звонят, чтобы еще раз поблагодарить за праздник.
Дэниел моргает и кивает, показывая, что все в порядке, и садится на прежнее место. Я договариваю, кладу трубку и спрашиваю:
— Уснула?
— Да. — Дэниел улыбается, явно гордясь собой. — Я сказал ей, что, если представить что-нибудь любимое, или вкусное, или красивое, сон обязательно приснится хороший. Она долго решала, о чем ей подумать — о мороженом с пеканами или о карамельном пудинге, — и выбрала ни то ни другое, а ежевику, закрыла глаза, пару минут ворочалась, а потом вдруг сладко засопела, и я понял, что она спит.
Киваю.
— Да, с ней такое бывает. Говорит: что-то не спится, и тут же отключается. — Развожу руками. — Вот такие они забавные, дети. — Мне вдруг вспоминается то мгновение, когда Лаура еще шлепала по прихожей, и я сдвигаю брови. — Ты вроде бы что-то хотел сказать? Перед тем как она появилась?
Дэниел хмурится.
— Разве? — Задумывается. — Что-то не припомню.
Пожимаю плечами. Может, оно и к лучшему.
8
День начался с удачи: бизнесмен из Далласа, ценитель молодых талантов, не торгуясь покупает у меня картину юного Клегга — первую работу, с которой тот решил расстаться. До ланча я созваниваюсь еще с двумя возможными клиентами, потом забираю из садика Лауру, после чего мы встречаемся с Дэниелом и все вместе подкрепляемся в закусочной, оформленной в виде вагона-ресторана.
Вечером Дэниел приезжает к нам, и они с Лаурой резвятся в саду, а я сажусь на лавку в заднем дворе и собираюсь позвонить одному из художников, когда слышу звук подъезжающей машины. Кто бы это мог быть? Мы никого не ждем…
Охваченная легкой ничем не обоснованной тревогой, убираю телефон в карман, обхожу дом и останавливаюсь перед черным «БМВ» на подъездной дорожке. Из него выходит темнокожий человек в сером идеально выглаженном костюме и светлой рубашке.
— Миссис Монтгомери? — с почтительно-скорбным видом спрашивает он.
Меня посещает идиотская мысль сказать, что он ошибся адресом, чтобы оградить себя от любых неожиданностей, но я киваю.
— Да.
Незнакомец протягивает руку.
— Сэм Джойнер. Я из ФБР.
У меня все леденеет внутри. Всякое упоминание об агентах Бюро наводит меня на самые жуткие мысли. Я так пугаюсь, что пожимаю руку Джойнера лишь несколько мгновений спустя.
— Что-нибудь стряслось?
Он утешающим жестом поднимает руку.
— Нет-нет, ничего. Пожалуйста, не волнуйтесь. Мне просто хотелось бы поговорить… о вашем муже. О подробностях его гибели. Если вы не готовы или заняты, скажите — я тут же исчезну.
Чувствую на себе холодное дыхание черного прошлого. Половина души молит: оставь все как есть, а вторая, наполненная любовью к Ричарду, жаждет знать все до последней мелочи.
— Нет, я не занята, — отвечаю я, не узнавая собственного голоса. — Пожалуйста, пойдемте в дом.
Джойнер садится на диван и обводит гостиную задумчивым взглядом.
— Кофе, чай, кола? — спрашиваю я, отчасти из желания потянуть время.
— Нет, спасибо.
Сажусь напротив незваного гостя и глубоко вздыхаю, настраиваясь слушать.
— Я давно собирался навестить вас, миссис Монтгомери, — произносит Джойнер мягким спокойным голосом. — Но решил, пусть пройдет время, поуляжется боль. Трагедию все равно уже не предотвратить, но кое-что важное о том, как работал ваш муж, вы имеете право знать…
Киваю, давая себе слово не раскисать.
— Ричард был человеком исключительно храбрым и прозорливым, — говорит Джойнер. — В том деле именно благодаря ему мы после длительных и бесполезных обсуждений наконец вышли на верную тропу.
