молитве, и он демонстративно улегся спать.
Васселей подмигнул Кириле. Ничего, что-нибудь сейчас придумаем! Не успел Левонен встать, как Васселей спросил его:
— Хочу все спросить тебя об одном человеке, да все забываю.
— О ком же?
— Об одном купце-кареле. Он сейчас в Финляндии.
— О ком? Я их всех знаю.
— Да вот имя запамятовал. Дело было так. Он тогда еще был коробейником. Приходит он в один дом, руками показывает, нельзя ли переночевать. Мол, по-фински он не знает, а сам ни слова по-русски не знал. Оставили его ночевать. Приходит вечер, хозяева ложатся спать. А гость, не будь дурак, рядом с хозяйкой устраивается. Хозяин ему и так и сяк показывает, что не здесь его место, а сказать-то не может. Делать нечего хозяину. Надо встать и отправиться к дьякону, чтобы тот по-русски сказал гостю, что надо. Встал он, обулся, оделся, рукавицы надел и пошел. Идет, идет, слышит — хозяйка его догоняет. «Не ходи, говорит, переводчик уже не нужен». Так кто же этот добрый молодец был? Может, знаешь?
Все расхохотались. Левонену тоже не сразу удалось прогнать со своего лица улыбку. Наконец он проворчал:
— Окаянный! Один грех у тебя на уме. О слове божьем не думаешь.
— Уж не Куйттинен ли то был? — допытывался Васселей, торжествуя победу: настроение у людей было такое, что им было не до богослужения.
— Ты не наговаривай на Куйттинена, — проворчал Левонен. — Он не из таких людей. Он всю свою жизнь не забывал бога. Послушайте, что я вам расскажу о Куйттинене. Я расскажу вам о карелах, имена которых вы должны знать. О великих карелах…
— Черт тебя дернул… Сунулся тоже! — прошипел Кириля Васселею.
У Левонена было два любимых конька — бог и великие карелы. Стоило ему заговорить на любую из этих тем, его уже нельзя было остановить. Начинал он свои речи обычно на карельском диалекте, нередко с юмором, потом, увлекшись, незаметно переходил на финский язык. Голос его начинал дрожать, глаза устремлялись ввысь, словно выискивали там отца небесного, и речь его тоже становилась торжественной, выспренней.
— Я расскажу вам о Куйттинене, о великом человеке. Мал он был еще, этакий мужичок с ноготок, когда ушел из Карелии, отправился на заработки. А ныне он в Хельсинки владеет большим магазином. Немало верст пришлось ему с коробом прошагать, немало пришлось пота пролить, пенни за пенни откладывать, чтобы стать купцом. Но карел все вынесет, все выдюжит. И не один он такой. Алекси Митро еще богаче Куйттинена. Митро-то в Финляндию пришел, в отцовских штанах, в Финляндии он и свет увидел.
Позволяя себе такие образные выражения, Левонен улыбнулся.
— А Куйттинену было лет десять, когда он покинул Карелию. Сейчас ему тридцать семь. Вот о ком вы должны народу поведать — о всех таких карелах.
— Так он что, для того и пошел в Финляндию, чтобы богатым стать? — спросил Кириля. Пока старик не вошел еще в раж, ему можно было задавать вопросы.
— Пошел он себе кусок хлеба добывать да от большевиков спасаться. Мы должны сделать Карелию такой, чтобы здесь каждый мог выбиться в люди, стать богатым и…
Васселей наклонился и шепнул Кириле на ухо:
— Знаешь, с какого года в Карелии большевики у власти? С девяносто четвертого. Вот.
Кириля почему-то обиделся:
— Не пойму я тебя, ты шутишь или всерьез?
— Да это не я… Левонен это говорит. Куйттинен родился в восемьдесят четвертом, а от большевиков сбежал, когда ему было десять лет. Понял? А ты говоришь, Левонен — мужик умный.
Таккинен, привлеченный громким смехом, тоже подошел поближе. Он слышал, как Васселей просвещал Кирилю, и счел нужным сделать ему замечание:
— Удивляюсь я, Васселей. Солдат ты хороший, а политик из тебя совсем плохой.
— Какой есть, такой есть, — ответил Васселей.
…С описываемых нами времен сохранилось немало манифестов и воззваний к карельскому народу, различных документов и воспоминаний. Если Левонен, говоря о карелах и карельском национальном движении, ссылался больше на волю божию и взывал к господу, то мы попытаемся осветить движущие силы и этапы этого движения, оставив всевышнего в покое, и вместо него коснемся некоторых сил, которые стояли за этим движением. Поэтому мы на некоторое время покинем героев нашего романа и позволим себе публицистическое отступление, чтобы привести действительные имена и исторические факты.
Уже в 1895 году в Финляндии, входившей еще в состав Российской империи, буржуазно- националистические круги приступили к разработке программы действий в отношении Восточной Карелии. В ней говорилось о важности духовного воссоединения Олонецкой и Беломорской Карелии с Финляндией.
«Взгляды финнов необходимо было обратить на Карелию», —
говорится в биографии одного финского коммерции советника, вышедшей в 1962 году в Финляндии под громким названием: «Знаменосец идеи частного предпринимательства». Цитаты, которые мы приводим, взяты из этой книги.
В 1905 и 1906 годах в Ухте состоялись собрания карел, проведенные в духе этой программы. В 1906 году была выпущена листовка, в которой каждого гражданина России, живущего в Финляндии и заботящегося об интересах родного края, призывали приехать в Ваазу для участия в состоявшемся 24 апреля собрании. Наиболее значительным из решений собрания было решение о создании Союза беломорских карел, временное руководство которого было выбрано на этом собрании.
Царское правительство не было благосклонно к Союзу. Не одобряло его деятельности и Временное правительство. Поэтому 9 апреля 1917 года «на собрании в Тампере Союз был распущен и вместо него и для продолжения его деятельности было образовано Карельское просветительное общество. В руководство Общества вошли: председатель А. Митро, постоянные члены доктор Б. Митро, ленсман Сакари Аланко, учитель Васили Кевняс, торговцы Тимо Маннер и Пааво Ахава, писатель Ииво Хяркенен, кандидаты в члены торговец И. Архиппайнен и еще один карельский предприниматель».
Руководство Общества, таким образом, состояло в большинстве из карел. Родители Алекси Митро были, родом из Северной Карелии, сам он родился и вырос в Финляндии. Из того же рода вышел Борис Митро. Васили Кевняс был из Вуоккиниеми, Пааво Ахава из Ухты. Ииво Хяркенен и И. Архиппайнен были южные карелы.
В Финляндии у карельских торговцев было слишком много конкурентов, и идеи карельского национального движения должны были помочь им в приобретении новых рынков сбыта на родине их отцов. В этом предприятии они пришли к хорошим взаимоотношениям со своими финскими конкурентами, прежде всего с промышленниками, нуждавшимися в новых рынках сбыта и в сырье. Были, кроме того, и более могучие силы, которые ждали своего часа, чтоб заявить свои требования в отношении Карелии и немедленно вступить в действие. Один из известных финских военных историков Эро Кууссаари, изучая документы сорокалетней давности, отбросил в сторону заплесневевшую ширму «братства народов- соплеменников» и раскрыл действительные цели-тогдашних правителей Финляндии. В 1957 году он писал:
«После объявления независимой Финляндии 6/12 1917 финляндское правительство стало добиваться признания независимости страны иностранными державами. Но в этой связи соответственно идеям активного движения за независимость оно сразу же поставило себе целью расширение территории государства, так чтобы территория его отвечала будущему национальному развитию, а также требованиям военно-политическим и экономическим. Помимо имевшего важное значение побережья Ледовитого океана необходимо было присоединить к Финляндии, прежде всего, находившиеся за восточной границей карельские районы. К действиям для достижения этой цели ввиду международной обстановки надо было приступить как можно скорее».
