До последней улыбки, до последнего слова
До последнего вздоха вспоминать о тебе,
Не отречься от нашего права людского,
Не кориться преступной дурацкой судьбе.
Помнить веру отцов и казачьи преданья,
Славы дедов своих никогда не забыть,
Не клониться пред здешней торгующей рванью
И степной нашей Правде бесстрашно служить.
До последней улыбки, до последнего вздоха,
До последнего слова молиться за тех,
Кто погиб от ударов холопов Молоха,
Кто, подстреленный в Альпах, свалился на снег.
До последнего вздоха, до последней улыбки,
До последнего вздоха по степи тужить,
И о них, о несчетных о Божьих ошибках,
Там, в заоблачном мире, с Ним самим говорить.
Вновь сошлись они сегодня —
Эти маленькие люди…
Перемрут, и мир культурный
Сразу, сразу их забудет.
Мефистофелей меж ними
Иль следа творений Гёте,
Иль Шекспира, иль Толстого —
Вы, конечно, не найдете.
Это сеятели были,
На быках они пахали.
В степь весной, зарею ранней,
Помолившись, выезжали.
И блюдя обычай древний,
Дон седой любя без меры.
Бились долго и кроваво
За свою святую веру.
И ушли. Навек оставя
Славных прадедов могилы,
Вера их в казачье Право
Их навеки погубила.
А культурный мир, в союзе
С тем, кому правёж не внове,
Перебил их. Строить начал
Жизнь свою на ихней крови.
Уцелевшие, сбираясь
Раз в году в чужом Тироле,
Говорят Творцу на небе
О своих, о страшных болях.
Я слыхал молитвы эти
И играл я с ними песни,
Понял я — нет больше жертвы,
Веры в мире — нет чудесней…
Все пройдет, растает, сгинет,
Как туманы по-над Дравой,
Но по Альпам песни эти
Прозвучат казачьей славой.
24.01.1965
Для бесчестной кончины, для вечного мрака,
Сатана наконец-то придушить его смог.
Она нынче подохла, третья злая собака,
Околел окаянный бешеный дог.
Мы их, нет, не забыли, Сибири могилы,
Нам стрельба у Лиенца поныне слышна…
Там, на Небе, собрались наши Светлые Силы,
И резервы сегодня подтянул сатана.
В Преисподней на уровне самом высоком,
Черти ведьмам закатят потрясающий бал,
Человеченки сварят английскому догу
Вашингтонский койот и грузинский шакал.
В рудниках Колымы, в лагерях Европы,
В тихих, позабытых старческих домах
Вымирает племя внуков гордых Азова,
Отцветает сказка о лихих Донцах.
По запольным рекам, по «кубанским» плавням,
В Таврии, в Сибири — трупом полегли.
И последним взлетом, чая лучшей доли,
Славу боевую к Драве донесли.
А когда в ней, с детьми, матери тонули,
И в ущельях темных рвались стон и крик,
Содрогнулось небо, сам Господь заплакал,
И дрожа, в ладонях скрыл свой скорбный лик.
И заржали снова брошенные кони,
Опустел Казачий перебитый Стан,
И костры потухли… и ушли составы,
Лег в Долине Смерти саваном туман.
На мою ты приходишь завалинку,
Мы покурим с тобой, помолчим,
А под вечер опять об Италии,
Про Лиенц мы с тобой говорим.
