— Доброго здоровья, пан доктор.
Марта, сдерживая смех, поднесла ладонь к губам.
— Вижу, вы тут не совсем чужеродное явление, шепнула она, по-детски захлёбываясь смехом.
— Профессиональные дела, — уклончиво ответ Гальский. — Когда-то я вылечил этого пана от мозолей.
Марта и Гальский устроились на высоких стальных стульчиках у стойки. Тут было уютно и приятно. Невысокий человек в ослепительно белом халате, стоявший за стойкой, просиял при виде Гальского.
— Добрый вечер, — поздоровался он. — Очень рад, что снова вас вижу, пан.
— Добрый вечер, — сдержанно ответил Гальский. Не принимаете ли вы меня случайно за кого-то другого?
— Да нет же, пан доктор, — обиделся невысокий, — что вы такое говорите?
— Этот пан тоже был вашим пациентом? — спросила хохочущая Марта. Невысокий улыбнулся, показав невероятное количество испорченных зубов.
— А, может, как раз наоборот? — проговорил он фамильярно. — Пан доктор время от времени бывает моим пациентом.
Гальский безразлично смотрел в потолок, барабаня пальцами по буфету. Потом заказал два крымских коньяка.
— Вы же собирались пить вино, — возмутилась Марта.
— Собирался, — сухо ответил Гальский, — но наступление, которое вы, панна, ведёте на меня в течение последних нескольких минут, заставляет прибегнуть к крепким напиткам.
— Разве панна не ваша сестра, пан доктор? — удивился невысокий.
— Нет, — ответил Гальский, — слава Богу…
— Какое сходство! — вздохнул невысокий.
……………………………………………………
Они медленно шли по опустевшей Маршалковской. Марта то и дело останавливалась возле тёмных витрин, Гальский замедлял, шаг, но не останавливался. На площади Конституции он заговорил:
— Слушай… — Марта подняла на него глаза. — Тебе не холодно?
Марта покачала головой. Он потянул её за руку, и они сели под большим фонарём в форме канделябра.
— Почему, собственно, вы говорите мне «ты»? — ворчливо спросила Марта.
Гальский взял Марту за плечи и нагнулся к её лицу. Её губы пахли холодным и влажным ночным воздухом. Через минуту они стали мягкими и горячими.
— Нет, — решительно зажил Гальский. — Может быть, я неточно выражаю то, что хочу сказать. Но у меня действительно нет ничего общего с цинизмом, который отравляет жизнь. Верь мне, Марта. Уже много лет я ищу такую девушку, как ты. Ищу тебя.
Марта встала.
— Пойдём отсюда, — сказала она… и снова села, поближе к Гальскому. Он обнял её.
— Так хорошо, — тихо отозвалась Марта. — Ничего не поделаешь, сейчас так хорошо. И ничего я с тобой не боюсь.
— Чего? — спросил Гальский, прижимаясь щекой к её волосам. — Чего тебе бояться?
— Не смейся, — шепнула Марта, — но я всё время боюсь. После той истории на Вейской боюсь всего. А я ведь вовсе не глупая трусиха. Не боялась только в комиссариате и сейчас. Может, потому, что ты был там и сейчас ты со мной. Помнишь, — добавила она с волнением, — те глаза? Я их видела ещё дважды… Один раз у ворот моего дома вечером и ещё раз, выходя после кино из «Палладиума». Не смейся, может, это в самом деле мне померещилось — результат нервного напряжения, какое-то привидение… Только с тобой я забываю об этих глазах. Сегодня вечером мне было весело, я смеялась, развлекалась. Уже давно не была такой…
— Я не смеюсь, — медленно проговорил Гальский. — И не собираюсь смеяться. Это серьёзная история. За ней кроется нечто трагическое, что-то глубоко человеческое. Знаешь, уже две недели я мечтаю о тебе и о встрече с этим человеком. Всё как-то удивительно переплелось.
— Не будем об этом говорить, ладно?
— Почему? Давай поговорим. Варшава начинает об этом говорить. Глухие, непроверенные, таинственные слухи кружат тут и там. Недавно я сам стал свидетелем очень странного происшествия на углу Видок и улицы Кручей. Редактор Колянко живёт, как во сне.
— Но я хочу забыть. — Марта приблизила лицо к лицу Гальского, прижала его ладонь к своей щеке. — Слышишь? Позволь мне сегодня об этом не думать, хотя бы сегодня, пока ты со мной…
Гальский вздохнул, словно его силой извлекли из другого мира; ещё секунду назад отсутствующие глаза посмотрели на Марту, смягчились, блеснули тёплой улыбкой.
— Да, конечно. Прости меня.
Он крепко обнял её, прижал к себе и поцеловал. Глаза Марты скрылись за веками, руки сплелись над поднятым воротником пальто Гальского.
— Такси! — крикнул Гальский, не выпуская Марту из объятий.
— Алло! Такси!
Маленький автомобиль, проезжавший мимо, остановился.
Водитель усмехнулся и открыл дверцу.
— Куда?
— В «Камеральную», — сказал Гальский. — Поедем забывать. А забывать лучше всего в «Камеральной».
……………………………………………………
— Приветствую, пан председатель, — поклонился гардеробщик «Камеральной», поспешно забирая пальто из рук высокого пана с красивым смуглым лицом. Элегантная дама, вся в чёрном, стояла возле зеркальной стены, поправляя волосы.
— Скажи Генеку, что пан председатель Меринос пришёл, — крикнул гардеробщик пробегавшему мимо официанту. Через минуту в вестибюле появился немолодой, плечистый и плотный официант с красным нахмуренным лицом и небольшими, старательно подрисованными усиками.
Едва, он увидел высокого пана и его даму, как его надутое лицо выразило почтительную радость, засветилось профессиональным счастьем.
— А-а-а! — воскликнул Генек. — Пан председатель Меринос! Пани Шувар! Сейчас, сейчас, через минуту будет столик. Очень прошу…
Меринос небрежно подал ему руку.
— Есть кто-нибудь? — спросил он вполголоса.
— Кажется, есть пан Крушина, — ответил Генек, тоже вполголоса, щуря один глаз. — Только что я его видел.
Оркестр перестал играть, танцующие отрывались друг от друга, в зале немного посветлело, паркет освободился. Возле столиков роились люди. Мериноса и пани Шувар, которые входили в зал, отовсюду приветствовали заинтересованные взгляды: ничего удивительного — эта пара бросалась в глаза. Из-за одного столика поднялся здоровенный плечистый молодой человек со сломанным носом, державший под мышкой книгу.
— Пан председатель, — тихо проговорил он, подходя к Мериносу, — есть место. Если пани позволит, — добавил он немного громче, обращаясь к пани Шувар.
— С кем сидишь? — спросил Меринос.
Молодой человек указал на столик, за которым сидела крикливо одетая девушка с неестественно чёрными блестящими волосами.
— С Ромой, — ответил он.
— Как ты думаешь, Олимпия? — обратился Меринос к своей спутнице.
