подскочил к Марте. Вокруг уже вырастала толпа — неуверенная, тёмная, невыразительная, как погода.
— Метек! Беги! Зачем такой шум… — Парень в вельветовой куртке толкнул высокого в бок, потом быстрым нахальным жестом схватил Марту за подбородок и грубо приподнял её голову.
— Сестра! — процедил он сквозь зубы. — Сестричка… Смотри, куда идёшь! Слышишь? Не лезь на спокойных людей, не то слезами умоешься! А сейчас…
— Ну да… — быстро добавил низенький толстый парень, — налетела, как торпеда, а теперь жалуется…
— Я видел, — бросил кто-то из толпы, — эта пани бежала как сумасшедшая.
— Понятное дело, — оживилась толпа, — молодой парень немного выпил… надо ему уступить дорогу…
— Неправда! — внезапно загремело сбоку. Из киоска выглянуло румяное лицо немолодого уже человека, укреплённое седыми, обвисшими, как у сома, усами; на голове его была хорошенькая фуражечка с блестящим козырьком.
— Неправда, прошу панов! Этот лоботряс виноват! Я хорошо видел! Он, щенок такой, зацепил эту панну, выбил у неё из рук бутылочки! Я бы тебе, дрянь… — из окошечка высунулся сухой костлявый кулак.
— Дядя, — проговорил низенький, опираясь локтями о киоск, — заткнись, ладно?
— Что же теперь будет? — сокрушалась Марта. Голос её оборвался, она не могла отвести глаз от пропавших лекарств.
— Ой-ой-ой! Чтоб такие ребята! Как это можно… — робко отозвалась какая-то женщина в платке.
— А вы, пани, что! — метнулся к ней парень в вельветовой куртке. — Домой! Кальсоны стирать! Сейчас же… — И вдруг он пронзительно свистнул сквозь зубы, изо всех сил толкнул Марту на киоск, растолкал стоявших поблизости от него людей и крикнул:
— Ребята! Айда!
То, что произошло после этого, было похоже на сон. Видели его с десяток людей в течение какой-то доли секунды. И когда протёрли глаза — всё уже закончилось. Обливаясь кровью, в грязи, на тротуаре, валялся парень в вельветовой куртке. Сквозь мокрый снег при бледном свете фонарей трудно было сразу понять, что это тёмное, грязное на лице парня, который лежал на боку и тихо стонал, — кровь или грязь. Низенький толстый парнишка стоял на коленях возле киоска, обеими руками держась за голову. Вот он медленно поднялся, посмотрел мутным взглядом сильно избитого человека, пошатнулся и, собрав все силы, побежал в сторону костёла Святого Александра. Бесследно исчез куда-то и пьяный. Толпа опомнилась, всколыхнулась, со всех сторон закричали:
— Скорую помощь! Милицию! Человек ранен!
Кто-то помог подняться тяжело дышащей Марте. Со стороны Вейской уже бежали два милиционера.
В комнате для дежурных скорой помощи зазвонил телефон. Дежурная сестра сняла трубку.
— Да. Скорая помощь. Какой комиссариат? Тринадцатый? Хорошо. Сейчас проверю. Положите, пожалуйста, трубку.
Сестра повесила трубку, посмотрела на таблицу со списком телефонов в комиссариатах и набрала номер.
— Тринадцатый комиссариат? Да. Всё в порядке. Сейчас высылаем.
Она положила трубку и сняла другую.
— Амбулатория? Это дежурная. Вызывает тринадцатый комиссариат. Там у них тяжело раненый человек. Несчастный случай? Нет. Кажется, какое-то хулиганство. Кто едет? Доктор Гальский? Чудесно.
Из застеклённой кабины виднелись вестибюль и коридоры. Дежурная сестра нажала звонок. Из комнаты шофёров кто-то выбежал и выскочил во двор. Затарахтел мотор. В глубине коридора появилась высокая худая фигура в белом халате, завязанном прямо под горлом, в накинутом на плечи пальто. Рядом шла сестра в кожушке. Врач улыбнулся дежурной сестре.
— Собачья погода, — заметил он и добавил: — Сестра, прошу поскорее соединить меня с редакцией газеты «Экспресс вечорни».
Дежурная сестра набрала номер и передала врачу трубку.
— Редакция? Можно позвать редактора Колянко? Благодарю.
Несколько секунд врач ожидал, барабаня тонкими пальцами по стеклу. В трубке послышался приятный мужской голос:
— Колянко слушает.
— Доктор Гальский. Добрый вечер, пан редактор. Звоню вам, как обещал. Прошу сейчас же приехать в тринадцатый комиссариат. На Вейскую.
— Прекрасно. Значит, вы, пан, думаете, что… снова?
— Ничего не знаю точно. Во всяком случае, какая-то уличная драка и очень тяжёлое избиение или даже что-то похуже. Я сейчас туда еду.
— Благодарю. Через десять минут буду на месте.
Доктор Гальский положил трубку. Снова улыбнулся дежурной сестре.
— Может, вам, сестра, что-нибудь привезти из города? — спросил он. — У нас ещё вся ночь впереди… — У него было приятное юношеское лицо и спокойные глаза.
— Спасибо, — ответила сестра. — Ничего не нужно. Желаю успеха.
Гальский посмотрел на большие электрические часы: было семь часов двадцать минут.
Из вестибюля он вышел лёгким спортивным шагом и вскочил на подножку низенькой серой «шкоды» с жёлтым крестом на дверцах. Маленькая машина ринулась в затянутую пеленой дождя Гожу, переехала Маршалковскую. Шофёр включил сирену. Прохожие стали останавливаться, оглядываться.
Даже самый отчаянный оптимист в день своей серебряной свадьбы или узнав, что на его лотерейный билет выпал главный выигрыш, либо, что Польша выиграла мировое первенство по футболу, — даже такой счастливый человек не смог бы назвать тринадцатый комиссариат приятным местом. Комиссариат производил довольно-таки мрачное впечатление. Это усугублялось тем, что он размещался на первом этаже, в высоких тёмных комнатах пострадавшего от войны каменного дома. Даже ежедневная покраска обшарпанных стен не уничтожила бы царящей здесь атмосферы мрачной серости.
Доктор Гальский вошёл уверенной походкой и направился прямо к скамье, где лежал человек, накрытый вельветовой курткой. Врач сразу догадался, в чём тут дело. «То же самое, — быстро подумал он, — всё точно так же».
Гальский ловко откинул мятый мокрый шарф, грязный, липкий от крови носовой платок и наскоро наложенную вату. Быстрыми пальцами ощупал челюсть — кость была цела.
От дверей донёсся шум, милиционер пытался остановить какого-то гражданина в сдвинутой на затылок шляпе. Но гражданин сказал: «Пресса…» и показал что-то милиционеру.
Гальский приказал:
— Сестра! Противостолбнячную сыворотку, марлю, бинты…
Шприц был готов, сестра быстро и ловко вынимала из сумки инструменты. Гальский поднял вверх шприц с сывороткой, и взгляд его упал на лицо избитого. Среди полосами размазанной крови и синяков блестели внимательные, с осмысленным взглядом глаза. Врач наклонился над оголённым плечом и ясно ощутил запах алкоголя.
«Всё то же самое, всё совпадает…» — подумал он.
Сестра промывала нижнюю челюсть перекисью водорода, Гальский быстро и безжалостно дезинфицировал рану. Раненый корчился и вопил от боли.
К Гальскому приблизился молодой сержант милиции в наброшенном на плечи серо-голубом ватнике. Следом за ним подошёл журналист. Он спросил:
— Ну что?
— То же самое, — ответил Гальский.
— Что то же самое? — поинтересовался сержант.
— Необыкновенно сильный удар в челюсть, так называемый апперкот, говоря языком боксёров, —
