научило его, что Мефистофель заикается только в минуты полного спокойствия и хорошего самочувствия, а как только начинает нервничать, говорит совсем гладко.
— Вы идёте, пан Мефистофель? — спросил Колянко.
Дзюра кивнул головой, как человек, отрешённый от всего земного, и ответил:
— Иду.
Снял фартук, надел пиджак из грубого сукна в серо-чёрную крапинку, бросил Мецеку:
— Не закрывай парикмахерскую, пока не вернусь, — и вышел за Колянко.
Журналист шёл рядом с Мефистофелем, искоса поглядывая на него. После долгого молчания спросил:
— Что-то случилось, пан Мефистофель? Вы сегодня такой необычный, словно нервничаете.
Дзюра молчал; на его тридцатилетнем, молодом и серьёзном лице ничего не отразилось.
— Ничего, — ответил он наконец не слишком любезно. При этом уголки его губ и глаза, несмотря на отчаянные попытки сдержаться, выразили внезапно такую тяжёлую и гнетущую печаль, что Колянко сразу же обо всём догадался.
— У меня есть неприятности, — тихо сказал через минуту Мефистофель, словно бы с отчаянием открывая тайник, который так долго и напрасно пытался скрывать.
— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? — тактично спросил Колянко. — Вы же знаете, как я вас люблю, пан Мефистофель.
— Нет, пан, вы не можете ничем мне помочь, — губы Дзюры искривились в неестественной улыбке. — Никто мне уже не в силах помочь, даже я сам. Иду на решающий разговор с единственной женщиной, которую любил, — признался он.
— Которую вы любите, — деликатно поправил Колянко.
— Да, люблю, — твёрдо выговорил Мефистофель, — но что из того? Она вела себя, как последняя девка, и я иду покончить с этим делом раз и навсегда.
— Пан Дзюра, — задушевно сказал Колянко, — будьте же мужчиной. Нельзя поддаваться таким неприятностям. Они настолько часто случаются.
— Часто, — бездумно повторил Мефистофель; что-то задрожало у него в горле. — Ну и что, если случаются? Я хотел через месяц жениться, дать ей всё, вытащить из этой проклятой жизни. Я спокойный человек, — не покладая рук работал бы ради неё, только бы был дом, дети, воскресенье как воскресенье, мебель как мебель, приличные занавески, нормальные подарки на праздники… Я любил её.
— Поверьте мне, пан: наверняка всё хорошо кончится.
— Вы думаете? — старательно скрываемая надежда прозвучала в голосе и взгляде Мефистофеля. — Нет, нет! — выкрикнул он. — Иду, чтобы порвать с ней. Раз и навсегда. Договорился встретиться с ней в четыре в «Швейцарской».
— Наверняка, — повторил с меланхолической опытностью Колянко, — наверняка всё закончится хорошо, вот увидите. Потому что вы этого хотите, очень хотите.
— Никогда в жизни! — пылко возразил Дзюра. — Совсем не хочу! А если бы и хотел, — не могу! Всему есть предел! Я серьёзный человек. Схвачу за патлы, отлуплю и выброшу вон! Как может быть иначе! Нашла себе молодого парня и бегает за ним, как кошка за мышью. Я человек серьёзный, — сами знаете, правда? Который час? — воскликнул он с неожиданным страхом. — Только бы не опоздать!
— Половина четвёртого, — ответил Колянко.
— Иду, — решительно заявил Мефистофель. — Я ведь должен прийти на несколько минут раньше, правда?
— Правда, — вздохнул Колянко. — Я провожу вас. Иду в ту сторону.
Они свернули на Новогрудскую, к кофейне «Швейцарская». Это заняло пять минут.
— У меня ещё есть время, я пройдусь с вами до угла, — неуверенно проговорил Дзюра.
Было очевидно, что он боится одиночества и нервного ожидания за столиком.
— Вы, пан Мефистофель, загляните в кофейню, — с иронией предложил Колянко. — Возможно, она вас уже ждёт.
Мефистофель не уловил иронии: он зашёл в кофейню и тут же вернулся к Колянко.
— Нет её, — сказал он, отчаянно борясь с унынием, которое невольно отразилось на его лице. — Пойдём, — добавил он, как человек, не имеющий ни малейшего представления о том, что ему делать, и, главное, что он должен делать. Оба прошли несколько шагов до перекрёстка, где вибрировало уличное движение. Толпа на тротуаре густела, и продвигаться вперёд становилось всё труднее. Возле большого цветочного магазина, витрины которого утопали в ландышах и фиалках, Дзюра остановился.
— Дальше не иду, — проговорил он, подавая руку Колянко, — возвращаюсь.
Колянко остановился, чтобы попрощаться, обернулся и крикнул:
— Что с вами?!
Лицо Мефистофеля — Дзюры посинело, глаза остекленели от боли. Колянко проследил за его взглядом: от отеля «Полония» переходила через дорогу молодая девушка, быстро ныряя в толпе прохожих. Ступив на тротуар, недалеко от Колянко и Дзюры, девушка поспешно направилась к Иерусалимским Аллеям.
— Который час? — сдавленным голосом шепнул Дзюра.
— Без десяти четыре, — ответил Колянко.
Достаточно было протянуть руку в толпу. Мефистофель так и сделал, и девушка остановилась, неожиданно задержанная его рукой. Она повернула к нему мгновенно вспыхнувшее лицо.
— Ты шла в «Швейцарскую»? — спросил Мефистофель без слова привета.
— Ддда… Нннет. Как поживаешь? Добрый день… — растерянно лепетала девушка.
Колянко окинул её быстрым оценивающим взглядом: она была красива. Бессмысленно, излишне наложенные румяна, губная помада и краска для бровей не могли испортить чудесное смуглое свежее лицо, пышные чёрные волосы, большие тёмные глаза и полные, красиво очерченные губы. Несмотря на грубую косметику, от этого лица веяло молодостью, здоровьем и красотой.
— Ты же договорилась встретиться сейчас со мной? — трагически тихим голосом спросил Дзюра. Было заметно, что его смущает присутствие Колянко.
— Видишь ли, Кароль, — отозвалась девушка, — я шла собственно…
Замешательство на её лице уступило место нескрываемой враждебности: её просто бесила эта идиотская случайность, эта совсем не нужная встреча.
— Немного не в ту сторону шла, — заметил с кривой усмешкой Мефистофель. — «Швейцарская» — вон там, — указал он с мелочной точностью.
— Я собиралась немного опоздать, — неохотно ответила девушка. — Видишь ли, Кароль, сегодня я не могла.
Она лгала, как лгут люди, желающие, чтобы их собеседники знали об этом и не имели к ним претензий. Колянко усмехнулся, почувствовав её настроение, но Мефистофель не понимал таких тонкостей.
— Врёшь, — грозно проговорил он, и только когда девушка не возразила, понял, что наткнулся на какое-то неизвестное ему препятствие. — У тебя же сегодня выходной день, ты могла зайти, предупредить меня, что не придёшь… — продолжал Мефистофель беспомощно и мягко.
«Знает, что у неё выходной, — подумал Колянко. — О таких вещах всегда знают. Видно, что он помнит всё. Думает о ней постоянно».
Ему было ясно, что его присутствие раздражает Мефистофеля.
— Позвольте, пан редактор, — проговорил наконец тот, — я вас представлю, а то мы так стоим… Панна…
Колянко протянул руку и, приветливо улыбаясь, быстро сказал:
— Добрый день и до свидания. Мне очень приятно с вами познакомиться, но пан Мефистофель знает, что я ужасно спешу. Желаю вам всего наилучшего.
Девушка взглянула на него так же равнодушно, как смотрят на дерево, рожок для надевания ботинок или недоеденную картошку.
«Так смотрят женщины, без памяти в кого-то влюблённые, — подумал Колянко. — Бедный Мефистофель…»
