исполнилось семнадцать, а ему кажется, что он знал ее всю свою долгую жизнь.
К Рождеству были намечены всеобщие выборы. Судя по тем крохам информации, которые Тео получал из бесед со своим агентом, война на Шри-Ланке больше не интересовала газетчиков. Страна погибала, а мир о ней забыл. С тех пор как отменили комендантский час, Тео постоянно видел автомобильные огни на самом верхнем участке прибрежной дороги. Фары вспыхивали каждый вечер ровно в девять. Однако к дому машина, чья бы она ни была, не приближалась, и покой его обитателей пока никто не нарушал.
7
— Сколько надо времени, чтобы добраться до Лондона? — спросила Нулани.
Ее брат улетел несколько недель назад. Полный несокрушимой веры в счастливую новую жизнь, Джим уехал в аэропорт на машине директора школы. «Уехал! В Англию!» — гордо извещала всех и каждого его мать. Сквозь слезы.
В доме Мендисов поселилась тоска. А теперь Нулани прощалась и с Тео.
— Примерно сутки, — ответил Тео. — Если считать от двери до двери. Завтра в это время я уже буду в отеле.
— Только сначала через полмира пролетите, — несчастным голосом прошептала Нулани, разглядывая штампы в его паспорте. — Франкфурт, Вена, Амстердам, Париж, Венеция. Вы везде побывали. А я только в Коломбо. Один раз.
Тео, собиравший в дорогу деньги и документы, замер и оглянулся на Нулани. Взял ее за руки. Ледяные. Напрасно он пытался занять себя, чтобы не видеть застывшей печали в темных глазах.
— Я ведь гораздо старше тебя, девочка. Ничего удивительного, что я больше путешествовал. Ты тоже везде побываешь, поверь мне. Я покажу тебе все эти города.
Нулани молчала, глядя мимо него вдаль, на синеющую за окном полоску моря. Бесстрастно, словно жизнь утекла из нее. Тео невольно вспомнился мистер Мендис — он ведь бросил девочку, пусть не желая того, но все же бросил. Тео посмотрел на часы: минут через сорок он уже будет в поезде на Коломбо. Надо успеть поговорить с Нулани. Он прислушался: Суджи возился на кухне.
— Пойдем на наш катамаран, — быстро произнес Тео.
Утренний туман еще не совсем рассеялся, рваными лоскутами белея над безлюдным берегом. «Сначала отец, — думал Тео, — потом брат, а теперь вот и я. Но я вернусь».
Он медлил, не зная, с чего начать. В бледном свете раннего утра Нулани выглядела уставшей и напуганной.
— Посмотри на меня. — Тео вздохнул. — Послушай, Нулани… ты ведь знаешь, я не хочу уезжать, но… не надо бояться, прошу тебя. Шесть недель пролетят быстро.
Он снова помедлил.
— А когда я вернусь… Хочу кое о чем с тобой поговорить. Хочу попросить тебя.
Время, время! Он опаздывал. Нельзя упустить поезд — другого сегодня не будет. Но сказать непременно нужно.
— Пожалуйста, Нулани, посмотри на меня! Ты слушаешь? Я хочу, чтобы мы поженились. А ты этого хочешь? Знаю, это безумие, но, может, ты готова его совершить? Со мной, Нулани?
Тео улыбался, скрывая отчаянное желание услышать ее ответ, и понимая, что она готова расплакаться, и зная, что не может ей позволить. Потому что, увидев ее слезы, он точно никуда не поедет.
Когда Нулани наконец заговорила, ветер подхватил звуки ее голоса и унес вдаль, вверх по холму, и развеял в свисте пронесшегося мимо поезда. Сквозь дымку тумана пробивалось солнце, рыбаки возвращались с уловом. Вдохнув соленый воздух, Тео поцеловал ее.
— Да, — чуть слышно отозвалась Нулани. — Я тоже этого хочу.
Суджи выжал лайм, перелил сок в высокий бокал и отнес на веранду, где рисовала Нулани. Почти четыре дня прошло с момента отъезда Тео, и его отсутствие пропастью зияло между Суджи и девушкой. Они сказали ему несколько слов по телефону, но связь была ужасной, мало что слышно сквозь треск.
— Не волнуйтесь, если я долго не буду звонить! — прокричал Тео. — Значит, просто не могу связаться!
А они прокричали в ответ, что все в порядке и пусть не беспокоится.
— Мисс Нулани все время здесь, сэр. — Суджи ухмыльнулся. — Приглядывает за мной в обмен на свежий лаймовый сок. Так что не беспокойтесь. Главное — берегите себя.
— И поскорее возвращайся, — добавила Нулани. — Я рисую тебя по памяти, но ты возвращайся, пожалуйста.
Потом она затосковала. Суджи не знал, что делать. Девушка замолчала, замкнулась в себе, как раньше. Суджи просил ее вести себя так же, как при Тео.
— Каждое утро ты должна приходить в свою студию и рисовать. Обязательно. Побольше рисуй. Вот сэр удивится, когда приедет! И шесть недель пролетят — даже не заметишь, — пообещал он.
И Нулани послушалась. Каждое утро помогала матери и бежала в дом на берегу. Миссис Мендис перестала укорять дочь, что той постоянно нет. Миссис Мендис тоже сникла. Жизнь нанесла ей слишком тяжелый удар. Когда она хоть что-нибудь узнает о сыне? Телефона у них нет, и письма не приходят, хотя Нулани написала брату. Джим Мендис пропал. Для миссис Мендис он навсегда исчез в небе. Зачем ей жизнь без сына? Цели нет — и будущего нет. Нулани бросила школу. Ее ровесницы готовились к замужеству; кто мог себе это позволить — покидали остров, кто всерьез решил учиться — уехали в Коломбо. А Нулани могла лишь рисовать. Дни тянулись нескончаемой строчкой, нацарапанной уродливым почерком. Прошла неделя. Осталось пять.
Однажды Нулани появилась позже обычного. Мать решила повидать кого-то из знакомых в соседней деревне, и девочка была свободна до следующего дня. Но ей не работалось.
— Свет плохой, — пожаловалась она. — И альбом испорчен, — добавила грустно, показав Суджи слипшиеся страницы. — В море уронила. Теперь все рисунки пропали. И вообще я, наверное, не умею рисовать.
Суджи заглянул ей в лицо: похоже, долго плакала. Осунулась, темные круги вокруг глаз. Он поспешил принести творог, и фрукты, и пальмовый сахар. Поставил перед ней поднос и, присев рядом на ступеньке веранды, попробовал развлечь историей из своей жизни.
Когда-то очень давно Суджи захотелось попасть в Америку. Один-единственный раз его соблазнила мечта о неоновой жизни, пепси-коле и сверкающих машинах.
— В юности я одно время работал в Коломбо, в отеле «Маунт Лавиния». Таскал багаж пассажиров, которые приплывали на лодках с кораблей в гавани. В те дни блеск Америки слепил мне глаза, женщины казались такими уверенными, красивыми. У них был такой здоровый вид. Зубы крупные, белые, улыбки счастливые.
Он влюбился в одну из таких женщин. Ее звали Сэнди. Кажется, она была старше Суджи, в Германии ее ждал жених. В отеле Сэнди прожила почти три месяца, ожидая рейс на Европу.
— За все это время мы только четыре раза поговорили… — Суджи мечтательно улыбнулся, уйдя в воспоминания. — Первый раз — когда я понес багаж в ее номер. Я глянул на бирки на чемоданах и узнал, что ее зовут мисс Флеминг, она из Буффало. Помню, я еще пытался представить, что за Буффало такое. А она заметила, что я бирку разглядываю, и улыбнулась.
Зубы у мисс Сэнди были ровные-ровные, а улыбка уверенная. Даже немножко слишком уверенная. Это пугало, но и восхищало одновременно. Девушка поблагодарила Суджи и дала на чай. В следующий раз они встретились через несколько дней. Мисс Сэнди изучала карту города и, увидев Суджи, попросила объяснить, как ей добраться до нужного места, мол, все эти карты такие запутанные. Она снова улыбнулась, и тогда Суджи обратил внимание на ее глаза.
— Глаза — как шарики из зеленого мрамора, — сказал Суджи.
Он до сих пор помнил эти глаза.
