ней связан и вопрос об интенсивности нравственных отношений людей. Сама по себе интенсивность моральной жизни – важнейший показатель общедуховной, культурной развитости личности. Исторически эта интенсивность никогда не была одинаковой (да и протекала на неоднородных культурных «ландшафтах» душевного мира людей различных поколений). Она иногда стремительно падала, почти доходя до состояния спячки, и временами взлетала до небывалого горения, бурного течения страстей, чувств, мыслей. С конца XIX века и по настоящее время эта интенсивность действительно стала особенно большой, возрастающем по крутой, устремленной вверх кривой. Возьмите крупнейших писателей этого периода – от Достоевского до Хемингуэя: их герои, не давая себе передышки, без остановки и успокоения, живут интенсивной, можно сказать, даже лихорадочной, нравственной жизнью. Интенсивность этого их внутридушевного движения порой даже не зависит от динамизма сюжетной канвы: внутри, казалось бы, спокойной, размеренной, не нарушаемой вторжениями извне жизни личности скрывается свой кипучий мир, динамизм и напряженность которого зачастую намного превышает подвижность мира внешних событий, поступков и дел. Эта исключительная интенсивность нравственных движений души позволяет – даже в пределах отдельной человеческой судьбы – пережить такое количество нравственных вопросов, поворотов, коллизий, которое ранее выпадало лишь на долю опыта целых поколений.
Значит ли все это, что интенсификация социально-нравственного общения и переживаний людей есть «благо само по себе», не вызывающее никаких проблем, противоречий, трудностей морального порядка? Не будем торопиться с подобным выводом.
В мире действительно наблюдается общая тенденция: интенсификация и рост межличностного общения. Целый ряд факторов определяет этот процесс: это прежде всего характер современной эпохи революционного перехода от капитализма к социализму, сопровождающегося бурным ростом исторической активности трудящихся масс, усиление социальной взаимозависимости индивидов, ломка традиционных социальных, национальных, расовых и иных барьеров, рост средств передвижения и миграции населения, развитие средств массовых коммуникаций, взрыв информации, убыстрение темпов общественной жизни и т. п. В общем и целом, умножение числа межличностных контактов может способствовать развитию общительности, морального взаимопонимания, солидарности между людьми. Это тот громадный «океан» современных отношений, в котором, как в перенасыщенном растворе, выкристаллизовывается (причем в массовом масштабе) нравственно-психологическое богатство, личностная неповторимость каждого отдельного человека. Если внутридушевное богатство личности зависит от содержательности, широты, динамизма ее общественных связей с другими людьми, то объективный рост многосторонности, интенсивности общения, складывающийся в обществе, является тем фактором, который усиливает источники этого богатства, «черпая» из него, как из питательного «резервуара»; многие миллионы людей могут обогащать свой духовно-нравственный мир, приобщаться ко все большему кругу ценностей.
Однако это общая тенденция, общее условие духовного развития индивидов, сложившееся в XX столетии, не однопорядково по социально-историческому содержанию. Капитализм, с его особой атмосферой межличностного общения, не только сдерживает действие этой тенденции, но и, что еще более опасно, извращает само ее содержание. Из условия духовного, нравственного обогащения индивидов такое общение превращается в преграду этого обогащения: интенсификация межличностных контактов сопровождается торжеством своекорыстных, эгоистических, грубо утилитаристских связей между людьми. Искаженные «модели» общения, вплоть до антигуманных, основанных на унижении, садистском подавлении воли и самостоятельности других лиц, получают в буржуазном мире широкое распространение. Интенсификация межличностных связей затрагивает лишь оболочку внутридуховного мира индивида, который опустошается нравственно. Ощущение одиночества, заброшенности, ненужности, непонятости обретает особенно острое, парадоксально-патологическое выражение именно на фоне роста контактов с другими людьми, в пестром калейдоскопе проходящих перед индивидом лиц, в мелькании истертых, похожих друг на друга встреч, ситуаций, фраз, жестов, дел. Наступает пресловутое «одиночество на публике». Это – моральное одиночество, ибо множество поверхностных связей уже не является для человека проводниками нравственного созвучия с другими людьми. То есть интенсификация межличностного общения сама по себе, автоматически еще не ведет ни к обогащению, ни к опустошению внутриличностного морального мира индивидов. Причины такого опустошения определяются прежде всего содержанием тех отношений, которые господствуют в капиталистическом обществе, подчиняя себе все остальные.
Несомненно, интенсификация межличностного общения имеет и свои собственно психологические проблемы, также скрывающие в себе опасность нравственного опустошения. Нравственно-психологическая разобщенность может возникать и при чрезвычайной загруженности контактами: в этом случае количественный рост оплачивается дорогой ценой утраты качества, глубины эмоциональной связи с другими людьми, утерей морального резонанса с ними. Быстрая смена, беглость контактов иссушает нравственную чувствительность, ее искренность; сила, напряженность падает, наступает своеобразный дефицит моральных эмоций. Чрезмерное расширение круга знакомств делает их менее прочными, менее постоянными. Увеличение контактов в этом случае оказывается внешней, «суетной» стороной общения, придающей ему поверхностность: индивиду приходится все чаще ограждать свою психику от перенапряжения – с помощью стереотипных восприятий, шаблонных реакций, торможения эмоций. Свежесть, непосредственность морального восприятия человека человеком тускнеет, исчезает. Наступает «кризис самовыражения» индивидов, казалось бы втянутых в благоприятное «поле» общения – динамичный круг знакомств, встреч, контактов. Эмоциональное торможение, стереотипизация, полезные и необходимые до известного предела, перерастают в жесткую рутину стандартного поведения и восприятия, препятствующую взаимопониманию и сопереживанию, вызывающую приступы нестерпимого морального одиночества.
Рост функционально-ролевых, формально-деловых «моделей» поведения также может ослаблять глубину нравственного общения, если этому способствуют враждебные действительному развитию личности социально-классовые отношения (частнособственнические) или неблагоприятная нравственно- психологическая атмосфера, ее окрунсающая, моральное неблагополучие в сегментах ее «поля общения».
Бывает и так, что личность подстраивает свой внутренний нравственный мир к тому своему «образу», к тем ожиданиям, которые создают о ней окружающие. Здесь есть опасность – особенно для натур слабых, обладающих вместе с тем высокой степенью «приспособления» к окружающим – стать не тем, чем они есть на самом деле, т. е. перепутать ценности, которыми надо жить. Само давление окружения на личность, влияние, говоря языком психологов, «экспектаций» (ожиданий) общественного мнения может быть разным по социальному, классовому содержанию, форме и даже размаху. Одно дело, скажем, сочиненный образ, «символ секса», которым наделила публика (под влиянием средств «массовой культуры» буржуазного общества) всемирно известную артистку Мерилин Монро и который, несомненно, пагубно отражался на нравственном течении ее жизни, ее самочувствии, самой ее судьбе. Другое дело, скажем, образ политика- демократа, которым наделило (и не без оснований) общественное мнение президента Альенде и которое, несомненно, также сказывалось на судьбе, гуманных поступках этого человека. Дело, следовательно, не в самом факте наличия «ролевых» экспектаций, якобы всегда, при всех обстоятельствах заглушающих моральную неповторимость личности, а в том моральном содержании, которое в них вкладывается.
Опасность опустошения нравственного общения особенно велика при капиталистических социальных отношениях. На это обстоятельство проницательно указывали еще К. Маркс и Ф. Энгельс, когда писали, что в буржуазном обществе «для индивида его отношения имеют значение не сами по себе, не как самодеятельное проявление, а как маски».
