– От обезьяны произошел сначала неандерталец! От неандертальца – питекантроп! А уж от питекантропа – человек!
– А что ж все говорят, что человек произошел от обезьяны? – не сдавалась Вика.
– Да потому, что сначала-то была все-таки обезьяна! – не выдержал Костя. – А уж потом-потом человек!
– Интересно! – заключила она, с любопытством рассматривая предка. Костя исподтишка глянул на Павлика и попытался образумить ее:
– Ведь это же в третьем классе проходят!
– Правда? – изумилась Вика. – А я не помню. Мы, наверно, не проходили.
– Что же вы там проходили тогда?
– А литературу…. И разные штучки! Ты что, все помнишь, что ли?
Костя вздохнул.
– Павлик, я вчера забыл молоко вынести.
– Ну и что? – спросил Павлик.
– А то, что оно прокисло. А Таня велела тебе три раза в день пить.
Основную информацию, как договаривались, Павлик уже сообщил и обрадовался возможности снова исчезнуть.
– Бидончик я помыл, в кухне! – предупредил Костя. – А Вике ты не верь – она прикидывается! – защитил он подругу.
– Ничего я не прикидываюсь! – возразила Вика. – А если ты что знаешь, ты объясни. Ты же мужчина!
Ситуации повторяются
Николай Романович появился из-за угла, со стороны Жужлицы, и, скользнув невидящим взглядом по фигуре Павлика, вошел в калитку молочницы Васильевны первым. Павлик с бидончиком в руках шагнул во двор почти следом за ним. И оба остановились: Николай Романович посреди двора, Павлик – у калитки, когда навстречу им с крыльца спустилась теперь уже давнишняя знакомая Павлика – старушка в сиреневом пальто. Дверь молочницы была на запоре.
– Доброго здравьичка вам, Николай Романович! – поприветствовала бабка.
– День добрый, Елизавета Макаровна, – вежливо отозвался Николай Романович. – Нет никого?
– Да нетути! Должно, еще не вернулась. У Матвеича она, в клинике.
– Да? – рассеянно переспросил Николай Романович. – И как он там?
– Да вроде ничего!
– Ну, ладно… Передайте: пусть выздоравливает.
– А вы чего ж не на работе сегодня?.. – полюбопытствовала Елизавета Макаровна. Тот сделал вид, что не заметил подковырки в ее вопросе.
– Меня в милицию вызывали. Я ж вчера, на свою голову, Кузьмича тащил. Ну и как последний, кто видел его… – Он поглядел на Павлика.
– Я к бабушке, за молоком, – объяснил Павлик, показывая бидон.
– Да она и не доила еще! Погуляй чуток, – посоветовала старушка.
Павлик вышел за калитку и медленно двинулся к Жужлице, не оборачиваясь, но буквально спиной чувствуя на себе взгляд Николая Романовича. Был почему-то совершенно уверен, что тот сейчас догонит его, заговорит… Что ему нужно было от Васильевны?
– Ну, как вы, подружились с Илькой? – спросил Николай Романович.
Павлик увидел сначала его лакированные ботинки, в которых тускло играло солнце, потом заставил себя посмотреть ему в лицо. Глаза Николая Романовича опять, как во время их неожиданной первой встречи, чуть-чуть косили. Что ответить ему, Павлик не знал.
– Дружите… – сказал Николай Романович. – У Ильки, видишь беда какая… Ему теперь тяжело одному… А ты дружишь здесь с кем-нибудь?
– Мы с Аней дружили, – напомнил Павлик.
– Ах, да… – Николай Романович вздохнул. – И что ее к полынье понесло?
Павлика покоробило это слово: понесло. Но ответил он сдержанно:
– Не знаю…
– Как же вы: друзья, а ты о ней ничего не знаешь?
– Я о ней все знаю, – жестко возразил Павлик. – А зачем она пошла в лес, не знаю.
– Но вы же с ней виделись в тот день?
– Виделись, – сказал Павлик.
– И все-таки она тебе ни на что не намекнула?
Вопросы очень напоминали вчерашние. Николай Романович как будто надеялся что-нибудь выпытать у него. Или Павлику казалось это?
– Намекнула, – неожиданно признался он. – Намекнула, что что-то знает, а что – не сказала.
– Что, она любила таинственность?
– Любила. Мы оба любили, – сказал Павлик. – Мы путешествовать собирались.
И Николай Романович, совсем как вчера, горестно вздохнул:
– Дети вы, дети… Одна беда с вами! Но ты не вешай носа! – приободрил он. – Аннушке теперь уже не поможешь… – Снова тяжело вздохнул. – Бывай! – И, легонько тронув его за локоть, шагнул по тропинке вниз, на лед Жужлицы.
Домой идти не хотелось. И Павлик тем же медленным шагом стал прогуливаться вдоль оград: от реки до своего штакетника, потом назад.
Ветер заметно сник. Но солнце по-прежнему тускнело сквозь однообразную дымку, и в замороженном воздухе уныло чернели безлистые яблони, разнокалиберные, поставленные вкривь и вкось домики, сараюшки в садах. И город был в той же морозной дымке.
Его опять нестерпимо тянуло к лесу: где черная полынья, где тополь… И опять он сдерживал себя. Потому что днем этого нельзя было делать. Потому что существовали в окрестности еще чьи-то глаза, – Павлик не сомневался в этом, – которые, быть может, именно сейчас тоже внимательно изучали тот крохотный, ничем не приметный участок леса…
Но, прохаживаясь по улице, Павлик опять и опять краешком глаз высматривал опушку, тополь…
На девчонку, что шла от Жужлицы, не обратил внимания. Но узнал парня на том берегу и остановился у ограды Мелентьевых так, чтобы его не видели от Викиного дома. Парень был тот самый, что накануне уже приходил к «Викеньше», как выразился Илька: угреватый, с ярким галстуком, в пальто нараспашку.
Но и девчонка, оказалось, шла тоже к Вике. В новеньком зеленом пальто и зеленой шапочке, она высокомерно оглядела Павлика и, открыв калитку, смело вошла во двор. На крыльце постучала.
– Здравствуйте! – проговорила она жеманным голосом, чем-то напоминающим голос Вики.
– Здравствуй… – холодно отозвался баптист.
– А вы кто? – неожиданно спросила девчонка.
– А кого тебе надо?
– Я к Вике, из школы.
– Нет ее, – отрезал постоялец.
– Как нет?.. – девчонка немножко растерялась. – А почему она в школу не пришла?
Это было новым открытием для Павлика. Он вспомнил, что красивая Вика должна, ко всему прочему, еще и ходить в школу! Их положение в доме час от часу все усложнялось.
– Не пришла, потому что уехала!
– Куда?
– А кто ее знает, куда! Она не объясняла. Мать за ней двинулась, разыскивает. Все! Будь здорова! – Баптист хлопнул дверью.
А девчонка вышла на улицу, недоуменно поморгала на Павлика и вдруг захихикала, прижав ко рту зеленую варежку. Потом увидела угреватого пижона в галстуке напоказ, сделалась опять гордой и, отойдя от Павлика, стала наблюдать, как входит во двор этот парень.
– Еще чего? – голос баптиста.
Повторялись все вчерашние сцены.
