остановился вдруг, а потом даже чуточку попятился…
Но вот он, ощупывая, несколько раз торопливо тиснул мешок, поворачивая его на вытянутых руках перед собой, вдруг бросился к калитке…
Павлик и Костя приподнялись на четвереньках, чтобы последовать за ним, туда, куда он спешил, ибо это могло оказаться самым важным сейчас, самым ценным из всех открытий уходящей ночи.
Но против Илькиного дома баптист внезапно остановился. На мгновение замер как вкопанный, затем, прижимаясь к заборам, торопливо двинулся назад.
Опять бесшумно открыл и затворил за собой калитку. Опять метнулся по двору: в одну сторону, в другую, на этот раз уже молча, без единого звука… Положил мешок на дрова и снова открыл сарай.
Затем еще раз внимательно огляделся и, прихватив мешок, скрылся в глубине сарая. Притворил дверь за собой. И в предутренней тишине слышно было, как неосторожно звякнул засов. Назад он вышел без мешка. Медленно, молча поднялся на крыльцо… Вошел в сени.
Костя и Павлик отступили к своему дому.
– Что?.. – неуверенно спросил Костя, так как ответить на это было заведомо нечем.
Павлик пожал плечами.
– Не знаю, Костя…
Они оба не могли понять, вышло из их затеи что-нибудь или она провалилась.
Было ясно только, что Викин постоялец, как говорят в таких случаях, темная лошадка. Но это они и без того знали. Костя утешил:
– Ничего, Павка! Что-нибудь да он начнет сегодня шуровать! Сейчас мы поднимем Вику… Хватит! Пусть спит, если не выспалась, на кушетке. Отпускать нам ее теперь никуда нельзя. А мы – наблюдать из мансарды! Что-нибудь да будет он делать дальше!
Союзница
Когда они пришли, Вика, уже одетая, закутав одеялом ноги и обхватив колени руками, сидела в углу топчана и не шевельнулась, не разомкнула губ, когда они поднялись в мансарду. От негодования даже волосы ее как будто ожили на какое-то время и вздыбились копной во все стороны. А расширенные от ужаса и возмущения глаза смотрели уничтожающе: ее оставили одну!.. Ее бросили на произвол судьбы и ушли! Бросили ночью, в пустом доме, ушли, чтобы она не слышала!..
Брезентовые мешки Павлик и Костя оставили теперь внизу, на столе, и вошли к Вике без стука, потому что дверь мансарды была открыта.
На приветствие Павлика Вика не ответила. Даже не моргнула, не перевела взгляда, чтобы уничтожить их своим негодованием.
Павлик думал, обстановку разрядит Костя, опять ставший предприимчивым, решительным, как прежде. Но Костя посмотрел в сторону.
– Мы уходили ненадолго… – сказал Павлик.
Вика молча ждала, что дальше. Павлик спросил:
– Давно проснулась?
– Давно! – сказала Вика. И сделала губы, как для произношения долгого «о»: соврала, конечно.
Пальто они скинули в сенях. Теперь Павлик пожалел об этом, так как в доме было прохладно.
– Мы, Вика, бандитов искали… То есть нашли! – поправился Павлик, думая, что если и это не произведет на нее впечатления, он отступит в комнату. Но Вика, хоть и с недоверием, явно прислушалась. И попрекнула лишь из упрямства:
– То один все убегал от меня, теперь оба!
– Мы, Вика, смотри, что нашли… – оживился Костя. И тут же, исчезнув на лестнице, появился с брезентовым мешком в руках. – Три штуки! Вот. Это те, что в Зареченском украли! Инкассаторские! Павлик нашел… Ты что?! Нельзя! – испуганно воскликнул он, когда Вика хотела открыть мешок. – Там деньги! Это же государственные!
Вика пощупала тугие пачки в брезенте, немножко расслабилась.
– А почему вы меня не взяли с собой? Где нашли?
Павлик занял в мансарде позицию, с которой через пропыленное окошко, можно было наблюдать за крыльцом Викиного дома.
– Нельзя было тебе! Ведь это же бандиты: ты слышала… – строго сказал Костя.
– Так их же всех уже… Сам говорил вчера! Когда вот тут… Кузьмич… – напомнила Вика, теперь уже заинтересованно посматривая то на Костю, то на Павлика. Одеяло сползло с ее колен, и она оперлась рукой о краешек топчана.
– Не их, не всех! – с ударением на каждом слове поправил Костя, чувствуя себя уверенней, оттого что инициатива перешла в его руки. Многозначительно повторил: – Не всех, Вика, есть еще, и они где-то здесь, рядом. Поняла?
– Где?.. – одними губами спросила Вика.
– Тут! – Костя повел рукой в сторону Буерачной. Потом неожиданно добавил: – Может, и твой баптист с ними!
Вика прижала к губам ладошку. Но не испугалась, а как будто обрадовалась: «Ой…»
– Они тут не только это… Ну, инкассатора… Они, наверно, и Аню… – Костя спохватился, что сказал, возможно, лишнее, осекся.
Но Вика уловила последнюю фразу.
– Что Аню? Это которая утонула?
И чтобы не затянулась пауза, ответил Павлик:
– Она не утонула, ее убили…
– Ну и вот, мы ищем… Вернее, Павлик. Ищем, кто убил, – жестко сказал Костя. Вика снова обхватила колени и вся съежилась в комок, испуганная, маленькая в углу топчана.
И то, что Павлик однажды ненадолго подметил в ней, теперь проступило явственно: Аня, хоть и моложе ее годами, была взрослее Вики… И в душе Павлика шевельнулось какое-то жалостное чувство к Костиной подруге. А что она вчера так быстро забыла про Аню… Наверное, она все быстро забывает. Ему захотелось немножко успокоить ее. Ведь повзрослеет же она когда-нибудь?..
– Я, Костя, пойду… – Павлик шагнул к лестнице. – Ты расскажи… Ну, что мы знаем. – И он поглядел на окошко, чтобы Костя не забыл наблюдать. – Свет я выключу здесь…
– Хорошо, Павка… – ответил Костя, сурово сдвигая брови, чтобы уж Вика до конца и по-настоящему осознала серьезность обстановки.
Похоже, это удалось ему.
Павлик прошел в кухню. Его знобило. Хотел накинуть что-нибудь теплое – побоялся, что Костя обратит на это внимание. Взял нож и быстро нащепал березовой лучины.
Веяло холодом от подернутых серым пеплом углей. Но чистить колосники Павлик не стал.
А когда желтый огонек спички весело побежал от лучины к лучине – сразу немножко обогрелся.
Первое время они с матерью долго маялись, пока научились растапливать эту печь. Главное, как следует положить лучину.. Если есть, надрать бересты. И не набивать печку сразу доверху – задохнется.
Вспомнил, что сегодня у Татьяны Владимировны ответственный, может быть, самый ответственный в жизни день, и разволновался. Потом решил, что все будет хорошо. Она готовилась к этому дню целую жизнь… А ему тоже предстоит что-то очень серьезное сегодня… Гирю Костя вынес, освобождая место для раскладушки. Его ждали иные тяжести…
Костя позвал сверху, когда печь уже весело гудела на весь дом и от дверцы струилось ласковое тепло.
Вика посмотрела на него яркими от возбуждения глазами.
– Может, Павлик, он и жениться на маме хотел, чтобы потом ее убил кто-нибудь?!
– Кто?.. – Павлик немножко растерялся.
– А дядька Андрей! Я давно видела, что он зверь! Деспот! Пережиток несчастный!
– Печку растопил? – спросил Костя, чтобы перебить Вику. И поднялся в надежде оставить Павлика вместо себя.
– Растопил… – ответил Павлик, продолжая стоять в дверях, у лестницы. – Посмотреть еще надо… Чтоб
