дежурить… — добавил он.
— Надеюсь, что за день мы отойдем далеко от этих мест. — Я громко зевнул, потирая глаза. Веки болели и сами собой закрывались, а в голове была какая-то путаница. — Уже вчера их было меньше. Помнишь позавчерашнюю ночь?
— Помню, — вздрогнул Женька, — тогда я испытал реальный страх, я даже видел смерть…
— Ну, про смерть ты хватил лишку, но за ногу они тебя цапнули как следует.
— Я тебе правду говорю: я видел смерть, — заверил меня Женя, задрав одну штанину. Пять глубоких царапин тянулись от колена до ступни, они уже начали заживать, но все равно было видно, что при малейшем раздражении раны могли открыться. Местами из ран сочилась какая-то прозрачная жидкость, кое-где раны покрывались корочкой.
— И какая она была, смерть? — скептически осведомился я.
— Высокая, в черном балахоне. Лица я не видел. Когда меня схватила за ногу эта пакость, я стал ее бить палками, корягами, дубинами, топором… Это существо отцепилось от меня, но до этого разодрало мне ногу, — парень кивнул на икру. — Ну так вот, когда оно от меня отцепилось, я увидел эту высокую фигуру. Моргнул, а ее уже не было.
— Тебе показалось, — уверенно заявил я. — Ладно, или давай собирать вещи, или я вздремну…
— Вещи, вещи! Спать не надо!
«Собирать вещи» — громко сказано, потому что вещей как таковых не было. Мы привязали к ремням по каменному топорику, палке-копалке, самодельному ножу, вышли из пещеры и отправились в путь.
На одном месте больше одной ночи мы не задерживались, потому что это было опасно: они могли понять, что мы никуда не собираемся уходить, и собрались бы в стаю, от которой мы не отбились бы… А покуда мы шли, твари не скапливались в стаи, и нам вполне по силам было с ними сразиться. Есть же разница — тридцать их или триста? То-то же. При трехстах никакие топор и факел не помогут.
Мы благодарили высшие силы за то, что у Женьки в кармане оказалась зажигалка, которую он всегда с собой носил, — покуривал он, что там скрывать. Кто бы мог подумать, что это мини-огниво может спасти нам жизнь?
Собравшись, мы покинули пещерку и двинулись в дорогу. Ветки хлестали нас по лицу, мы были потные, уставшие, но шли, шли, шли… Старались идти по солнечным местам, хотя в густом лесу сделать это трудно.
Внезапно нам в нос ударил отвратительный, тошнотворный запах.
— Фу, что это? — поморщился Женька.
— Не знаю, — скривился я. — Как будто кто-то сдох…
Мы сделали еще пару шагов, и Женька, шедший впереди меня, остановился как вкопанный. Я притормозить не успел и врезался в его спину.
— Ты чего встал?
Он не ответил. Только кивком указал вперед. Я проследил за его взглядом и увидел… Лучше бы я это не видел!
Перед нами лежали три мертвых лося, и умерли они явно не своей смертью. Их горла были перегрызены, животы располосованы неровными краями, как будто их раздирали когтями, вокруг летали мухи, внутрь мертвых тел залезали разные жуки. На лосях сидели какие-то птицы и ковырялись клювами в мертвой плоти. Присмотревшись, я увидел миллионы мелких копошащихся белых червей. Опарыши, или как там их называют? Из лосей вывалились внутренности: печень, сизые кишки, оторванные вместе с трахеями легкие. Кишки были растянуты вокруг на много метров, по ним ползали мошки, к ним прилипла сухая трава и листья. Печень была обгрызена, и сами тела тоже. Складывалось впечатление, что лосей убили не из-за голода, а ради интереса. Или, может, их убил тот, у кого был инстинкт убивать и убивать, а зачем — непонятно… В противном случае лосей бы обглодали так, что только кости блестели бы. И даже кости смолотили бы.
Не было ничего странного в том, что нас с Женькой стошнило. Фазан теперь находился вне наших желудков.
— Женька-а, что с ними случилось? — спросил я, глядя на лосей. Мне было противно, но я смотрел. Не знаю почему, но смотрел. Так бывает, когда едешь в автобусе и видишь человека с каким-либо физическим дефектом. Взгляд сам собой цепляется за этот дефект, хотя понимаешь, что так откровенно глазеть не надо. Так и тут, помимо своей воли я смотрел на лосей и не мог отвести взгляд.
— Откуда я знаю? Я, что ли, их убивал? Могу сказать одно: это просто ужасно! Такого я еще не видел никогда.
В этот миг меня бросило в дрожь, на лбу выступил пот, коленки задрожали. Я прислонился к другу и прошептал:
— А что, если тот, кто их убил, где-то рядом?
На лицо приятеля нашла тень, его глаза расширились.
— Сматываемся отсюда, — коротко сказал он, и мы, обойдя лосиные трупы, стараясь не наступить на кишки, поспешили прочь от этого места. Стервятники смотрели нам вслед и, казалось, насмехались над нами.
— Как ты думаешь, кто их убил?
— Да мало ли кто? Медведи? Волки? Или… Может быть, они, — предположил Женька. — А может, и нет.
— Скорее всего, это не они, — я был солидарен с его мнением, — ведь они все-таки небольшие по размеру, это надо постараться, чтобы завалить троих лосей! Лоси-то крупные! Хотя если их наберется целая стая, то лосей замочить — раз плюнуть… — задумался я.
Женька молчал, но по его виду я понял, что ему страшно и нет разницы, кто убил лосей — они или нет, в любом случае находиться в лесу опасно. Хотелось бы верить, что лосей убили они, потому что если не они, то… в лесу живет кто-то еще страшней.
Мы шли целый день, надеясь, что обнаружим следы человека, однако наши надежды были тщетны, наступил вечер.
Постепенно небо стало фиолетовым, справа появилась пока что полупрозрачная луна. Нам стало не по себе.
Раньше я любил ночь, мне нравилось бродить по темным улицам морозной зимой и теплым летом и дышать свежим воздухом, но теперь я темноту возненавидел. Она несет с собой много опасностей.
— Где будем ночевать? — Женька окинул взглядом все вокруг.
— Я не знаю, — пожал я плечами. — Пещер никаких нет, придется на земле. А где еще?
— На земле нельзя… Они нас сразу сожрут… — размышлял вслух Женька, бродя между деревьями.
— Тогда давай построим шалаш, а вокруг разведем костры, — предложил я. — Будет и жарко, и светло.
— В крайнем случае, так и поступим.
Но мы придумали кое-что получше.
Нашли небольшую полянку среди деревьев, в центре сложили весь наш нехитрый скарб и принялись ломать ветки. Наломали столько, что у меня зарябило в глазах. Этими ветками оплели — от ствола к стволу — всю поляну, получилось, будто мы отгорожены от всего леса высоким забором из ветвей, сквозь который нелегко пробраться, зато очень легко можно было выколоть себе глаза.
— Будем надеяться, что эти твари не сломают «забор», — мечтательно сказал Женька. — Костер надо развести обязательно. Если они все-таки разворошат ветки, в чем я очень сомневаюсь, я разбужу тебя, и будем вместе отбиваться от них.
— Хорошо, буди.
Я свернулся калачиком и заснул рядом с костром, ласкавшим своим теплом мое лицо.
Так крепко я не спал уже давно. Заснул быстро. Мне снились родители. То, как я возвращаюсь с Женькой из леса. Они нас встречают, приводят домой, кормят и жалеют. Я сплю в своей кровати. Рядом стоят такие обычные и привычные вещи. Я сплю и не опасаюсь, что ночью меня сожрут. Мой сон спокойный и размеренный, тихий и…
— Влад, быстро просыпайся! — затрясла меня мама.
— Не хочу, дай поспать, — не просыпаясь, отмахнулся я.
— Просыпайся! Быстро!
— Мама, я хочу спать… Потом… — сквозь сон бормотал я.
— Владик, проснись! Я не мама, а Женька! Быстро!
И тут до меня дошло, что это Женька меня тряс за плечо, а не мама.
Я вскочил, не понимая, что происходит. Кругом темнота, передо мной горел костер и бегал взъерошенный, как вспугнутый воробей, Женька.
Костер был похож на расплавленное золото.
— Что случилось? Зачем разбудил?
— Эти наступают! — завопил друг.
Я мгновенно проснулся.
— Как наступают? Почему?!
— Потому! Владик, не тупи!
Только сейчас я заметил, что наш забор трясся, за его пределами раздавались ни с чем не сравнимые голоса, отдаленно похожие то на лепетание младенца, то на мяуканье кошек. Кошмар, короче.
Ветки летели в разные стороны.
— Так, собираемся, — скомандовал Женька, привязывая к поясу палку-копалку и прочее барахлишко.
— Ур-лу-лур! Ур-лу-лур! — слышали мы из-за забора. — Ур-лу-лур-р-р! Лу-ур, р-р-р-р!
Я стоял как вкопанный.
— Что делать? Нас окружили… Звуки со всех сторон.
— Что-что, — ворчал Женька, — задницу свою уносить. Только мы можем себя спасти, о нас никто другой не позаботится.
Забор затрясся сильнее. Костер затухал.
— Черт! Костер тухнет! — злился друг. — Влад, чего стоишь? Собирайся! Быстро! Ну, блин, не тормози!
Я собирался. Путался в вещах, из рук все валилось.
— Подожди, — остановил меня Женя, когда я привязывал к поясу топор, — будем топорами отбиваться.
— Думаешь, отобьемся? — с сомнением, но и с надеждой спросил я.
— Отобьемся, — усмехнулся Женька и показал мне «чашку», свитую из веток и крупных виноградных листьев.
— Что это такое?
— Жир. Заячий и фазаний.
— Жир? Зачем он нам? — мои брови взлетели кверху. Я старался не замечать голосов снаружи и тряс в руке самодельным топориком.
