Не встала, чтобы открыть дверь, поскольку и не запирала ее, просто вовремя не подумала.
Мать вошла бледная, отчего коса и брови ее выглядели еще более темными, а сама она сделалась красивее и величавей.
– Идем! – Показала головой на дверь.
Может быть, одну секунду Ксана еще оставалась в кресле, между защищавшими ее с трех сторон высокими подлокотниками и спинкой. Потом встала.
Дальнейшее происходило как бы независимо от ее воли: она машинально закрыла, дверь учительницы на замок, машинально положила ключ за плинтус, машинально спустилась вслед за матерью во двор… Да так и шли они сначала по Маслозаводской улице, потом через парк, через дощатые мостки над речкой, мимо осок: мать впереди, Ксана за ней.
Дома остановились в горнице друг против друга и какое-то время молчали.
– Мать на учительницу променяла?.. – наконец негромко спросила Сана, пока еще выдерживая характер.
Ксана не ответила, не пошелохнулась, глядя на нее. Это взорвало Сану.
– На сводника променяла родную мать? На урода проклятого?!
Ксана молчала.
– Может, ты у него не одна! С этим ночевала, с бродягой своим, а?! Говори!
– С этим… – сказала Ксана.
И мать замерла. Медленно, одну за другой расстегнула пуговицы жакета. Потом швырнула его на кровать, в угол, и заметалась около дочери, то вдруг останавливаясь перед ней, то резко отстраняясь на два-три шага:
– Любовь у вас, да?! Любовь?.. Щенки!.. Паразиты!.. – И с надрывом – не поймешь, где смех, а где слезы, – повторила: – Любовь! За вами еще с подтиркой ходить надо! А у них – любовь!..
Мать не видела, как постепенно расширялись в ужасе зрачки Ксаны. Но вдруг она пронзительно, страшно закричала: «А-а-а-а!..»
В кровать ее уложили без сознания.
Глава пятая
Антон Сергеевич не хотел пока ничего предпринимать в связи с происшествием, чтобы немножко улеглись страсти.
В кабинете, кроме него, были еще Павел Петрович и Надежда Филипповна, когда вслед за Димкой без приглашения явилась Софья Терентьевна.
Димка остался у двери, а Софья Терентьевна присела на свободный стул у окна. Зеленые глаза ее скользнули по фигуре ученика и остановились в какой-то неведомой точке за его спиной.
– Что за концерт устроил ты сегодня на уроке алгебры? – спросил Антон Сергеевич у Димки.
– Я не устраивал концерта, – как можно спокойнее ответил Димка, не решаясь грубить при Надежде Филипповне и выжидая, когда директор заговорит о главном.
– Ты же, я слышал, знаешь алгебру лучше многих?
– Знаю… – помедлив, ответил Димка.
– Откуда?
– Занимался радиотехникой, решил выучить…
– Самостоятельно? – вмешался, не открывая глаз, Павел Петрович.
– Да, – сказал Димка.
– Хорошо, – опять взял на себя инициативу Антон Сергеевич. – Иди в класс. И попрошу: в дальнейшем – без фортелей. Договорились?..
Если Димка был озадачен, то Софья Терентьевна от изумления буквально вперила в Антона Сергеевича свои зеленые, немножко беспомощные глаза и сразу даже не нашла, что сказать.
Надежда Филипповна догнала Димку за дверью:
– Подождешь меня после уроков. Нужно побеседовать.
Димка кивнул.
– Послушайте! – с жалобным возмущением говорила Софья Терентьевна, когда Надежда Филипповна вернулась в директорскую. – В школе такое событие! Не в школе, на все три поселка разговоров хватает! А мы, мы о какой-то алгебре с ним!
Грудь дремлющего математика дрожала от беззвучного смеха.
– Почему вы ни словом не обмолвились о его отношениях с этой девушкой? – уточнила Софья Терентьевна.
Антон Сергеевич вздохнул, хотел в досаде почесать затылок, вспомнил, что это может шокировать горожанку.
– Мы же еще ничего, по сути, не знаем, – сказал Антон Сергеевич. – Кое-что уточним, кое-что проверим…
– Да, но хоть отца-то его нужно было вызвать?
