совершенно прав. Моя родительница талдычила мне это каждодневно, а тетки и дядьки подпевали ей козлиными голосами, наперебой советуя, как лучше и через какое место вбить в меня хоть капельку ума. Нет, я не был столь же демоническим созданием, как Тристан Профитроль, но неприятностей доставил окружающим немало.
Взгляд, брошенный в меня, словно комок грязи, однозначно дал понять: подарка на день рождения от Вольфрама Лафета я не получу никогда.
— Я бы стер в порошок всех, кто только помыслил бы встать на моем пути! — сказал, вернее, прорычал зловещий старик. — Именно так и поступает злодей, не правда ли? Он не ведет беседы со своими недругами и не угощает их горячим глинтвейном. Следите за ходом моих мыслей?
— Как впередсмотрящий с орлиным взором.
— Прекратите паясничать!
— Да я и не начинал, — ответил я. — Вот моя родительница, волшебница…
— Замолчите! — выпучил глаза Вольфрам. — Замолчите, или я за себя не отвечаю! Вопросы мы обсуждаем важнейшие, а вы… вы…
Старика скрючило, и он стал похож на бублик. Я испугался, что вот сейчас и начнется — превращение в демонов и прочие фокусы.
Вольфрам справился. До сих пор оставалось загадкой, что он имел в виду ранее под словом «рецидив», но, похоже, нам обоим удалось его избежать.
Откашлявшись, старикан посмотрел в мою сторону — и, клянусь, умоляющим взглядом, который должен был пробудить в моем рыцарском сердце жалость к сединам. И пробудил, куда ж без этого. Мало найдется на свете людей, которые не смогли бы сыграть на струнах моей души.
— Продолжайте, Вольфрам, — сказал я. — Ваша повесть чрезвычайно важна для нас обоих.
— Короче, — прокаркал он, — будь я злодеем, мне бы не было нужды миндальничать. Это не в моем характере, Невергор!
Взяв со столика золоченый колокольчик, чародей позвонил в него, и вскоре гостиную почтил визитом двухголовый людоед. С должным почтением громадина пересекла комнату и остановилась неподалеку. Два глаза смотрели на хозяина, а два — на меня. Я получил возможность рассмотреть чудо вблизи.
Не знаю, какую одежду носят эти милые парни на своей исторической родине, но сейчас Гамб был облачен в вельветовые коричневые штаны, черные гольфы и безобразные ботинки с квадратными носами, каждый величиной с кофр. Чтобы штаны не спадали, людоед применил к ним широкие подтяжки, которые выглядывали из-под распахнутой куртки в черно-голубую вертикальную полоску. Кто шил ему туалет, я не берусь предположить, но мастером этот тип точно не был. Возможно, впрочем, что его смутила сама комплекция людоеда. Верхняя одежда для двухголового клиента весьма отличается от такой же для одноголового, и, видимо, портной не имел достаточно опыта, чтобы решать столь сложные задачи. Когда Гамб стоял, опустив руки, было заметно, что рукава не равны по длине, а пуговицы пришпандорены на таких местах, где им быть не положено, если они все-таки намерены застегиваться, а не только служить украшением.
Иными словами, глаз резало не столько это исполинское кряжистое туловище с двумя головами — одна свекольного оттенка, другая почему-то фисташкового, — а полнейшее дурновкусие. Ни в одном приличном доме Гамб не задержался бы ни секунды. В лучшем случае ему бы выдали нотариально заверенный запрет приближаться к дому ближе чем на тысячу шагов.
Сообщив людоеду нечто секретное при помощи странных звуков, Вольфрам махнул рукой. Гамб развернулся и ушел. Когда его чудовищные ботинки касались пола, тот принимался дрожать, словно осиновый лист. Глядя людоеду вслед, я подумал, что бы сказала Фероция Зипп при виде этого милого парня. Уж он-то был точно больше ее.
Старик молчал, пока Гамб не вернулся. Знаете, когда на вас вдруг падает тень от таких субъектов, даже в самой отважной душе нет-нет да и проснется страх. Чего уж говорить о моей? Вольфраму стоит лишь указать на меня и скомандовать своему протеже: «Фас!», — как через миг от Браула не останется ни рожек, ни ножек, ибо, как известно, людоеды склонны употреблять человеков целиком и редко кто из них умеет готовить из homo sapiens пикантные блюда.
Людоед принес на подносе небольшую бутылочку из темного стекла и бокальчик. Старик вцепился в то и другое, как путник, только что пересекший пустыню. Жажда мерцала в его глазах, точно болотные огоньки. Бедолага задрожал, словно ему засунули за шиворот пузырь со льдом. Отлив в бокальчик порцию какой-то почти черного цвета бурды, Вольфрам отправил ее в рот и проглотил, кривясь.
Я ждал. Ненавижу ждать, особенно когда разгадка мучительной тайны так близко. Совсем как локоть. Не укусишь, но можешь смотреть на него до потери пульса.
— Спасибо, Гамб, ты свободен, — сказал старый чародей.
Фисташковая голова людоеда подарила мне приветливую улыбку и ничего не сказала. Также промолчала и свекольная голова, и обе они отправились в глубь дома исполнять свои обязанности дальше.
— Спросите, почему я не нанял нормального дворецкого-человека?
Я перевел потрясенный взгляд на Вольфрама.
— Не буду спрашивать.
— Считайте это моей прихотью. — Старик опять закурил трубку. — Люблю иносторонних созданий. Гамб же имеет одно несомненное достоинство: он молчит, хотя и не немой. Не говоря уже о том, что, в отличие от людей, он не склонен совать свои носы в хозяйские дела.
— Да, весьма полезное умение, — ответил я, подумав, что и мне бы не помешал такой помощник. Вместо Гарнии. Если не выгорит с Селиной, придется рассмотреть эту возможность поближе. Чародей я, в конце концов, или нет? Приволоку в дом какое-нибудь страшилище, наряжу его в фартук и заставлю стирать и мыть полы.
— Предлагаю вернуться к нашим баранам.
— Да, полагаю, они заждались.
— Так вот, Невергор, лишь исключительные обстоятельства заставляют меня выглядеть нелицеприятно в глазах окружающих. А все потому, что я болен.
Я смотрел на него, а он на меня. Мы были точно два богомола, повстречавшие друг друга во время прогулки по веточкам и листикам. Словно нам предстояло решить, как действовать: отгрызть друг другу головы или, наоборот, счастливо облобызаться.
— Это называется Чудовищный Синдром, — сказал старик.
— Как?
Он повторил.
— Вы не слышали о нем, Невергор?
— Признаться, нет. Не очень разбираюсь в особенностях лекарской магии.
— Оно и видно, — пробурчал Вольфрам. — Я подхватил эту болезнь во время одного эксперимента много лет назад. Поначалу все было хорошо, и она меня не беспокоила. И вообще, я не знал тогда, что со мной случилось. Мне удалось заполучить у одного нелегального торговца вытяжку из печени карликовой мантикоры, что обитает на Бурвильских островах в море Ортейла. Товар, как вы, должно быть, знаете, редкий. Животные эти запрещены для ловли и охоты, но… да, я нарушил закон, но теперь-то ничего не поделаешь. Я наказан. В те времена моя жизнь складывалась не лучшим образом, Невергор, и, честно признаюсь, все, к чему я прикасался, валилось из рук со страшной силой.
— И как давно у вас все валилось из рук? — полюбопытствовал я.
— Тридцать пять лет тому назад. Тогда я собирался жениться во второй раз…
— Что вы говорите!
— Да. Девушка, которую я полюбил… была…
— Лучше всех и красивее всех?
— Именно. Откуда вы узнали?
— Ммм…
— Впрочем, неважно. Любовь… она все переворачивает с ног на голову. Мой сын был уже взрослым, только что сам женился. Ну и меня ударило в голову.
— Что именно?
