— Конечно, не входила, — кивнула Евгения Алексеевна. И вообще нужно не нас допрашивать, а разных дамочек, которые вьются вокруг этого дома. Пусть они и отвечают на ваши вопросы.
— Дамочки — это, наверное, не только секретарь? — уточнил Дронго.
— Я ее вообще не считаю, презрительно отмахнулась Евгения Алексеевна. — У нее наглости не хватит такое придумать. И потом, зачем ей нужно рисковать? Она и без того по несколько тысяч долларов имеет от своих хахалей и от моего дурака-брата.
— Тогда можно узнать, каких дамочек вы имеете в виду?
— Евгения! — попытался вразумить жену Молоков.
Но Ратушинскую уже нельзя было остановить.
— Одна только что прошла мимо. Тоже мне, верная подруга. Знаем мы этих подруг!
— Хватит! — испуганно попросил муж. — Говори тише.
— Ты меня не останавливай, — продолжала бушевать Евгения Алексеевна. — Я теперь все скажу. Надоело мне вечно в этой грязи копаться. И больше я сюда вообще не приеду. Они из себя князей строят, дворяне, понимаешь. А мы, значит, нелюди.
— Вы же врач, интеллигентный человек, — покачал головой Дронго.
— Ну разве можно так волноваться по пустякам…
— Как это — по пустякам?! — изумилась она. Нас здесь в воровстве обвиняют. Двух следователей вызвали, а вы говорите — по пустякам. Я к брату на дачу ехала, хотела душой отдохнуть. Из-за какого-то плюгавого конопатого журналиста тревожат честных людей. Не стану я отвечать на ваши вопросы.
— Во-первых, мы не следователи, — сказал Дронго,
— а во-вторых, никакого допроса нет и не может быть. Мы только беседуем. Наша задача — помочь Борису Алексеевичу выяснить, куда делись его документы.
— Поэтому только с нами беседуете, — парировала Ратушинская. Сначала один, потом второй. Значит, один был хороший, а вы будете плохой. Или наоборот? Знаем мы ваши трюки, детективы читали.
— Какие трюки? — мягко возразил Дронго. — Вы же прекрасно знаете, что нас пригласил сюда ваш брат. Скажите, когда вы узнали о пропаже документов?
— Что? — не поняла Ратушинская.
— Когда вы впервые узнали о пропаже документов?
— Борис рассказал мне о краже на следующий день. Я сразу приехала к нему, чтобы выяснить, о каких документах идет речь. Он был очень расстроен, жаловался, что никому не может доверять. И я его понимаю. Когда тебя окружает столько чужих людей, среди них может оказаться и обычный вор.
— Вы приехали к нему одна? — продолжал Дронго, не обращая внимание на ее риторику.
— Одна. Виталий был на работе, и я не стала ему звонить.
— А когда позвонили?
— Не помню точно. Вечером. А какое это имеет отношение к пропаже документов?
— Мне интересно, когда ваш супруг узнал о пропаже документов?
— Я ему позвонила вечером, раздраженно повторила Евгения Алексеевна, и все рассказала.
— А ваш брат не настаивал, чтобы муж приехал вместе с вами?
— Опять вы за свое? — нахмурилась Ратушинская.
— Вас, наверное, вызвали сюда, чтобы вы нас обвинили, в грязи вываляли? Сколько вам заплатили? Хотите свалить все на Виталия?
— Давайте обойдемся без личных оскорблений, — остановил ее Дронго. Меня трудно прошибить такими наскоками. В лучшем случае вы испортите себе нервную систему или заработаете язву, а в худшем — доведете себя до сердечного приступа. Не стоит так нервничать. Мне кажется естественным, что в такой сложный момент вы бы захотели, чтобы муж был рядом с вами.
— Нет, не захотела, зло возразила Евгения Алексеевна.
— У Виталия были важные дела, и он не мог приехать. Поэтому я рассказала ему обо всем вечером.
— А ваш брат не настаивал, чтобы господин Молоков к нему приехал? уточнил Дронго и увидел, как улыбнулся Эдгар.
— Нет, не настаивал… неуверенно ответила Евгения Алексеевна. Потом, помолчав, добавила:
— Он хотел поговорить со всеми, кто был в его доме. И в тот день он вызывал к себе супругов Денисенко и своего секретаря. А Виталий приехал на следующий день. Конечно, Борис очень нервничал, пытался обвинить каждого из нас. Но я его понимаю. Он был в таком состоянии. Когда из дома пропадают документы, начинаешь подозревать кого угодно…
Молоков молча слушал супругу. Дронго подумал, что если он попросит Ратушинскую выйти из комнаты, чтобы поговорить с ее мужем, она воспримет это как личное оскорбление.
Послышались чьи-то шаги, и в гостиную вошел высокий мужчина в короткой кожаной куртке и в темных замшевых брюках. У него были седые волосы, хотя и молодое лицо, большой нос с горбинкой, острый подбородок. Глаза скрывали темные очки. Вошедший посмотрел на Евгению Алексеевну и ее супруга.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он.
— А где хозяева?
— Здравствуйте, — недовольно буркнула Ратушинская.
— Наши хозяева не любят сидеть с гостями. Здесь каждый сам по себе.
— Ну, это как раз неплохо, — усмехнулся вошедший.
— Люди вообще должны отвечать каждый за себя.
В комнату вошли Борис Алексеевич и Юлия. Оба были взволнованы, очевидно, у них состоялся неприятный разговор. Борис Алексеевич подошел к незнакомцу и пожал ему руку. Затем обернулся к Дронго:
— Я хочу вас познакомить. Это Михаил Денисенко, супруг Инны. А это господин Дронго, частный эксперт. И его друг господин Вейдеманис.
— Дронго… — усмехнулся Денисенко.
— Неужели тот самый?
Он пожал руку Дронго и Эдгару.
— Разве мы с вами встречались? — спросил Дронго.
Он не помнил этого человека, значит они никогда не виделись.
— Нет, — ответил Денисенко, но у нас на телевидении я слышал истории о ваших приключениях. Мне всегда казалось, что вы немного выдуманный персонаж. А теперь вижу перед собой живого человека.
— Надеюсь, я не очень вас разочаровал? — пошутил Дронго.
— Нет, — рассмеялся Денисенко.
— Очень приятно.
— Ты рано приехал, — сказал Борис Алексеевич, взглянув на часы, сейчас только половина шестого.
— Отменили съемку, — пробормотал Денисенко, а Инна позвонила и сказала, что поедет к вам. Вот я и решил, что мне лучше сразу сюда приехать. Хорошо, что ты предупредил охранников, иначе бы меня не пропустили.
— Хорошо, что ты приехал, кивнул Ратушинский.
— Мы ждали тебя несколько позже и поэтому собирались ужинать после восьми. Значит, начнем раньше. И еще я хочу тебя попросить об одной услуге.
— О чем ты говоришь? — не понял Денисенко.
— Господин Дронго расследует пропажу документов из моей квартиры. Ты не мог бы помочь нам и ответить на несколько его вопросов,?
— Конечно, могу, — у режиссера явно не было комплексов. Однако он спросил:
— Ты думаешь, я могу быть полезен в этом деле?
— Не знаю. Но господин Дронго хочет побеседовать со всеми, кто был в тот день в моем доме, немного извиняющимся голосом произнес Ратушинский.
— Нет проблем.
Денисенко сел на стул, и почти сразу в гостиную вошли его супруга и Майя Александровна.
— Здравствуйте, Миша, — приветливо сказала хозяйка дома.
Денисенко вскочил со стула и поцеловал ей руку. Она приветливо улыбнулась. Было видно, что она ему симпатизирует.
— Как хорошо, что вы пораньше приехали, продолжала Майя Александровна.
— Инна сказала, что у вас поздно закончится съемка.
— Сегодня у нас отменили съемку, — пояснил Денисенко.
— Здравствуй, Инна, — кивнул он супруге.
Она молча кивнула в ответ. Дронго подумал, что еще не слышал ее голоса.
— Тогда начнем ужин пораньше, — улыбнулась Майя Александровна.
— Я пойду на кухню, посмотрю, что уже приготовлено. Хотя мы так рано вас не ждали.
Она вышла из гостиной. Михаил Денисенко подвинул стул своей супруге, а сам сел на другой. Борис Алексеевич сидел во главе стола. Юлия, как обычно, устроилась в углу. Эта молодая женщина знала свое место и не претендовала на большее. Супруги Ратушинские сидели на диване, а Дронго и Эдгар расположились в глубоких креслах, стоящих по обе стороны дивана.
— Мы собрались здесь, чтобы поговорить о пропаже документов из моей квартиры, — упрямо начал Борис Алексеевич.
Дронго заметил, как поморщилась Юлия, как напряглась Евгения Алексеевна и нахмурилась Инна Денисенко.
— Неужели этот вопрос еще не закрыт? — спросила Инна. У нее был низкий хриплый голос.
— Нет, — нахмурившись, ответил Ратушинский.
— И не будет закрыт, пока я не узнаю, каким образом пропали документы.
— Это уже перерастает в манию преследования, громко сказала Евгения Алексеевна.
— Может быть, — согласился Борис Алексеевич.
— Но я должен знать, кто их взял из моего кабинета.
— Вещи, как и люди, обладают энергетикой, — философски заметил Михаил Денисенко.
— Некоторые вещи исчезают сами по себе и находятся независимо от ваших желаний, словно путешествуют в других мирах. Одни вещи любят своих хозяев, другие — не очень.
