больше полбокала шампанского? А яподхожу ему только в качестве своего парня? То есть в качестве кого-то, с кем хорошо поболтать, выпить, сыграть в настольные игры, но с кем и в голову не придет отправляться на свидание. Моя самооценка скатывалась к нулю. Наверное, я не привлекаю, особей противоположного иола. Гожусь только, для того, чтобы на меня орали, занимали деньги и, изрядно поддав, плакались мне в жилетку.
Я пробежала всю набережную, все пять миль, работая руками и попирая кроссовками камни и асфальт. В голове не было ничего, кроме безрадостных мыслей. Ну может, мое разбитое сердце поможет мне вес сбросить. Что хотите говорите, но сердечные страдания помогают худеть лучше всяких там диет. И если так пойдет дальше, то в Дублин я вернусь худой как щёпка.
Кстати, если уж разговор зашел о потере веса и сохранении фигуры — вы и представить себе не можете, как это важно для стюардесс! И насколько жестко этот вопрос контролируется компанией! Когда я заполняла анкету для поступления на работу, там было указано, что «вес должен пропорционально соответствовать росту». На самом же деле от девушек требуют, чтобы они были более худыми, чем обычные люди. Иначе как протиснуться в узком проходе мимо раздаточной тележки с едой или напитками? А самое унизительное зрелище под названием «демонстрация оборудования жизнеобеспечения», которое устраивается на потеху публике при каждом полете? Нам приходится снимать пиджаки и стоя показывать, как застегиваются ремни безопасности, поднимая их над головой. И предполагается, что блузочки при этом должны быть аккуратно заправлены в юбочки. Сами пробовали? А если — по какой-то причине — девушка все же прибавила в весе, то нельзя просто пойти на склад и выбрать форму на размер побольше. О нет! Все не так просто, милочка! Сначала нужно заполнить очередную форму, полную гадких вопросов о том, что явилось причиной прибавления в весе, а затем договориться о встрече со своим непосредственным начальником, чтобы изыскать способы борьбы с проблемой. Можете представить, что по возвращении в Дублин я звоню Сэвидж и говорю, что мне требуется новая форма, потому что я растолстела. Почему растолстела? Потому что провела отпуск с ее сыном, и мы ели пиццу и картошку фри и пили виски. А вот кстати, раз мне теперь нужно усиленно сжигать калории, то я могу попросить у старой ведьмы телефон ее сыночка. При чем тут Дэнни? Ну как же, в журналах пишут, что за час занятий сексом сжигается до пятисот калорий. Неплохо, да?
Я возвращаюсь в отель, буквально истекая потом. Выгляжу я соответственно: волосы убраны назад, чтобы открыть лоб солнцу, на мне спортивные штаны и незамысловатая кофточка поло пятилетней давности, а потому порядком выгоревшая. И я предвкушаю, как заберусь в ванну, полную пены, возьму книжку и налью себе водки с диетической колой. Ингредиенты для этой микстуры я купила в супермаркете за углом. Нужно же девушке хоть как-то поднять настроение, разве нет? Портье смотрит на меня косо, когда я прохожу мимо него с позвякивающим пластиковым пакетом. А может, мне это просто кажется?
Вот и четырнадцатый этаж. Я распахиваю дверь номера. Он чисто убран, свежие полотенца лежат на кровати и исчезли все следы пребывания Дэнни, как будто его и не было. А может, и правда не было? И наш вчерашний загул — мираж. Скидываю кроссовки и падаю на кровать. Надо мной гладкий потолок, покрытый безупречно-белой краской. Неожиданно мне становится жалко себя до слез! Что мне делать? Я собиралась замуж за мужчину, который бросил меня без всяких объяснений. А потом меня отверг мужчина, с которым я надеялась приятно и без обязательств провести время. Его жестокая мать отстранила меня от полетов, и теперь это пятно останется в моем личном деле. И меня чуть не переехал на машине человек по имени Оливер Кейн, и ссадины на лице до сих пор побаливают. Да, вот, кстати, еще один человек, который ушел — или, скорее, уехал — из моей жизни. Я вспоминаю его и в который раз думаю, что мужик был хорош. Не просто красота, но стиль и властность. Как кинозвезда в роли значительного человека. И некоторое время я думаю об Оливере Кейне.
Вот я в отпуске. Одна. И мне так грустно и одиноко, что я даже не осмелилась признаться в этом и в разговоре с Дэнни выдумала себе подружек. Глаза мои наполняются слезами, и вот они уже бегут по щекам, и ссадины начинают гореть. Не хочу быть одна! Не хочу! Одинокая женщина — жалкая женщина!
И я начинаю думать об Эмили, моей старшей сестре. Я боготворила ее все двадцать пять лет своей жизни. А потом она умерла от рака три года назад. Эмили всегда была для меня образцом для подражания. Она все всегда делала хорошо и правильно. Я и представить не могла, что наступит время, когда ее не будет со мной, когда она перестанет быть частью моей жизни.
Приезжая в родительский дом в Свордсе, я все время бессознательно жду, что откроется входная дверь и войдет Эмили, улыбающаяся и с какими-нибудь хорошими новостями. Она умела рассказывать, а слушать умела еще лучше. И всегда давала мне прекрасные и разумные советы, если дело касалось мужчин. И вот я одна, и вся моя личная жизнь пошла к черту. И поговорить не с кем! С мамой разговаривать бесполезно, потому что она любого мужчину считает подходящим. Лишь бы он был старше меня и не наркоман. А уж если он станет разговаривать с ней о гольфе и садоводстве — так она вообще сочтет его за идеал. Она постоянно твердит, что внешность не имеет значения, потому что с возрастом мужчины все равно теряют привлекательность. Самое главное, с ее точки зрения, — это внутренний мир мужчины и его заработок. Мама часто повторяет народную мудрость: «Когда в дверь входит бедность, любовь тут же улетает в окно». Так что о делах сердечных с мамой разговаривать бесполезно. С папой еще труднее.
Я как-то попыталась поговорить с ним, и он сказал, что отношения должны быть «безопасными». Не знаки что он имел в виду.
Когда Эмили познакомила родителей с Робертом, мама и папа были счастливы. Еще бы — респектабельный молодой человек, учится на экономическом факультете, из приличной семьи. Им было по двадцать лет, когда они познакомились на студенческой вечеринке. Через четыре года поженились. Через год у них родился сынишка Бен, которого обожала вся родня, не исключая и меня, его тети и крестной матери.
О болезни Эмили стало известно через несколько недель после рождения Бена. Я просто не могла в это поверить! Часами сидела в Интернете, читая информацию о раке и надеясь, что все это страшная ошибка. Эмили не может умереть! Она так молода, она так нам всем нужна. Особенно мне, потому что у нее есть ответы на все мои вопросы.
А потом у Эмили выпали волосы — так бывает после курса химиотерапии. И она попросила меня сходить с ней в парикмахерскую и помочь выбрать парик. У Эмили были чудесные волосы — густые золотистые локоны, которыми она очень гордилась. Когда мы были детьми, я завидовала ее волосам и тому, что они всегда выглядели аккуратно в отличие от моих. У Эмили всегда все было в порядке, поэтому выпадение волос у сестры произвело на меня жуткое впечатление. А потом, она опять оказалась в больнице. Это было недели затри до ее смерти, и она весила тогда не больше самого костлявого подростка. Я пришла к ней в палату, она взяла меня за руку, и попросила присматривать за Беном. И не думать плохо о ее любимом Роберте, если он опять соберется жениться. Я обещала ей выполнить ее желания. И я была с ней, когда она уходила из этого жестокого мира в другой, надеюсь, лучший. И держала ее за руку. И у нее было такое юное и спокойное лицо!
А я до сих пор не могу принять ее смерть. Не могу поверить в то, что нет человека, который был для меня опорой. Именно Эмили надоумила меня пойти в стюардессы, и она так гордилась мной и наделала кучу фотографий в тот день, когда я закончила учебу и красовалась в новенькой форме. А потом она сказала, что когда-нибудь я могу устать от полетов, и настояла, чтобы я продолжила учебу. И помня ее совет, два года назад я записалась на курс для менеджеров по связям с общественностью. Я ненавижу учебу, но Эмили считала, что мне это пригодится.
Теперь я вся ушла в болезненные и печальные воспоминания, и слезы текут по лицу. Я редко позволяю себе плакать и еще реже — вспоминать Эмили, потому что это слишком больно. Эмили никогда не плакала. По крайней мере ни я, ни младшая сестра ни разу не видели, ее слез. Возможно, она и ревела ночью в подушку, как все девчонки, но мы этого не знали. И наверное, хорошо, что не знали. Я помню свою сестру улыбающейся. Через три недели после ее смерти я получила письмо от ее нотариуса. Она оставила мне достаточно денег, чтобы хватило на первый взнос за квартиру. До этого момента я как-то все не могла повзрослеть и съехать из родительского дома. Я никогда не задумывалась о своем будущем. Смерть Эмили заставила меня понять, что будущего может и не быть вовсе. Даже в самое страшное для нее время Эмили всегда думала о других. И после ее смерти я осознала, что теперь я старшая дочь. И у меня есть долг перед ближними.
Я повернулась и уставилась на бутылку водки, которая свечкой торчала на столике рядом с телефоном. С телефоном, который ни разу не зазвонил. Я на всякий случай проверила автоответчик, но там было пусто. Никаких вестей от Дэнни. Бутылка просто напрашивалась, чтобы ее открыли. Думаю, водку я сегодня буду пить не разбавляя. Напьюсь. Может быть, это немного ослабит боль, которая так и не утихла за все эти годы.
Но вместо того чтобы взяться за бутылку, я встала и пошла в ванную. Мне полегчает, если полежать в душистой пене. И голова завтра болеть не будет. И Эмили не обрадовалась бы, что я надираюсь в память о ней.
Я открыла дверь ванной комнаты и замерла, едва переступив порог. На дне ванны лежал букет цветов, перевязанный пышными красными лентами. Я достала его и принялась нюхать и разглядывать, раздумывая, откуда такое чудо. И нашла пришпиленную к ленте карточку со словами:
«Прости, с любовью, Д.».
И теперь я реву, сидя на краю ванны и прижимая к себе букет.
Глава 6
Правило шестое.
Спустившись в ресторан к завтраку, я наполнила тарелку свежими фруктами, взяла стакан свежевыжатого апельсинового сока и попросила принести мне чашку черного кофе. Ела и думала, как поступить: позвонить Дэнни и поблагодарить или просто эсэмэску отправить? Оставить цветы совсем без ответа было бы грубо, но мне не хотелось попасть в ситуацию, когда опять придется отчитываться за своих отсутствующих подруг. Что я скажу, если он пригласит нас всех приехать в Пуэрто-Банус и сходить в популярный клуб под названием «Синатра»? Или в супер-пупер-шикарный клуб Оливии Вара?
Что придумать? Девочки вчера заезжали, но утром улетели обратно, потому что им пора мыть голову? Что же такое придумать-то? У меня скоро дым из ушей пойдет от умственного напряжения, но ничего путного в голову не приходит. Я расправилась с завтраком так жадно, словно до этого голодала неделю. Как вкусно! Сочные кусочки апельсинов, киви, дыни и ананаса — настоящее лакомство, к тому же полезное. Мне удалось удержаться и не попробовать хрустящие круассаны, свежевыпеченные булочки и прочие калорийные изделия. Сидя в гордом одиночестве, я пила черный и обжигающе горячий кофе.
Так, пожалуй, я напишу ему короткое сообщение, и па этом, будем надеяться, все между нами закончится. Думаю, он послал цветы просто/по доброте душевной. Или, не дай Бог, из чувства вины.
Не оставив на тарелке ни кусочки и допив кофе, я отправилась в номер, переоделась и поднялась на крышу к бассейну. Устроившись на шезлонге, выудила из сумки мобильник и быстренько наваяла короткий текст.
«Спб за цветы. Ты милый. Удачн. отпуска. Э. чмок».
Некоторое время я с надеждой посматривала на экран, ожидая ответа. Но минуты текли, и я поняла, что ничего не произойдет. Тогда я поплавала, а потом решила пойти пройтись. Телефон я оставлю в номере, потому что меня достало его вызывающее молчание!
Я гуляла где-то с час, а потом на солнце стало слишком жарко, и я пошла обратно к отелю, раздумывая о том, что меня ждет чертовски длинный и скучный, но зато солнечный день. Если бы еще и погода испортилась, то оставалось бы или поехать домой, или повеситься прямо здесь.
Не успела я открыть дверь номера, как зазвонил телефон. Я рванулась к столу со спринтерской скоростью и уставилась на экран. Это он! Бог мой! Сердце сейчас выскочит из груди!
— Да?
Голос Дэнни звучит совершенно искренне, и он говорит:
— Господи, я уже боялся, что больше не услышу твой голос! Где ты ходишь? За последний час я звонил тебе три раза. Как твоя голова?
— Намного лучше, спасибо. — Я стараюсь говорить ровно, хотя внутри все пляшет джигу. — Наверное, потому что вчера я не пила. А ты как?
