Иногда приходилось пускать в ход пинки – а то наиболее любопытные не желали по своей воле отправляться на покой. Дело решила угроза Матифара, что всех нарушителей спокойствия он завтра же отправит на эти… общественно-исправительные работы, кажется, – чистить нужники и выгребные ямы. После этого народ как ветром сдуло.
Скрипнула небольшая дверца в одной из створок больших дверей сарая. Я повернул голову и увидел Бьянку. В руке у принцессы была свечка на подставке.
– Спишь, тролль?
Я что-то промычал.
– Не спишь, я же вижу. – Принцесса присела на бревнышко, держа свечу на коленях обеими руками. – Я пришла поговорить, Фплиф.
Я открыл глаза и стал смотреть на нее.
– Хочу извиниться, – собравшись духом, произнесла Бьянка. – За все, что было. У меня препаршивый характер, тролль, это всем было известно с момента моего рождения. Сначала-то, как мне рассказывали, все шло нормально. Я агукала, пускала пузыри, на моих щечках играл здоровый румянец. Я была маленьким чудом, честь по чести. Не обошлось без дурацкого пророчества, которое изрекла чародейка. Как там… «Вижу в волшебной чаше с водой, что ждет Бьянку большое и светлое будущее. Вижу радость и счастье, свет и тепло. Вижу согласие и слышу ласковые слова… Ибо пришла в мир девочка, подобная богине!» Если не ошибаюсь, так оно и звучало. Глупее не придумаешь. Уверена, что в других королевствах, даже на самом краю света, всем принцессам и принцам говорят то же самое. Посмотрела бы я на колдунью, которая бы осмелилась утверждать обратное. Не все короли такие, как мой папочка, есть те, кто обожает сажать на кол и сносить головы. Чародейка сказала то, что должна была, вот и все.
С того момента, как я помню себя, мне только и твердили, какая я замечательная, чудная, воздушная, неземная. Фрейлины, няньки, придворные, слуги – все словно с ума посходили. Каждому по двадцать раз на дню нужно было отвесить мне какой-нибудь комплимент. Ты не знаешь, тролль, какую чушь они мололи, призывая на помощь свою убогую фантазию! Никто не может долго этого выносить. Мне расписывали, какое великолепное будущее ждет меня и Баркарию. «Золотой Век» – так они это называли и носились со мной словно курица с яйцом. Едва чихну – дивизия лекарей и магов, ушибу коленку – мамаша вопит, что я зашиблась насмерть, а еще гороскопы на каждый день – делай то-то и то-то, потому как звезды велят. С другими детьми мне играть не позволялось, потому что от них я могла набраться дурных манер, даже от отпрысков самых благородных фамилий. Ужас… Чего только я от них не натерпелась. В моей спальне ночевал батальон толстых нянек, когда они лежали на полу, то походили на сваленные рядком коровьи туши. Я не могла отделаться от них никаким способом. Стоило открыть рот, и они бросались исполнять мои желания, которые я не успевала даже озвучить. Слышишь меня, тролль?
Я поворочался и сел, потирая глаза. Длинная история была – и со смыслом. Я чувствовал, что он есть, но вот где, не мог пока уразуметь.
Одно понял – во дворце Бьянке не очень нравилось.
– Фплиф, я никому и никогда не говорила того, что сейчас говорю, – прошептала принцесса ежась. – Я не умею толком ездить верхом. Предки считали, что я непременно разобьюсь, если проеду десяток метров. Во время уроков отец приказал однажды устлать двор подушками, и кончилось это тем, что грохнулся, споткнувшись, сам конь. Я, конечно, сверзилась с него – и на том верховая езда для меня закончилась. И фехтовать не умею, и готовить не умею, и вышивать не умею… что ты – там же иголки нужны: а вдруг да пальчик уколю и засну как колода и буду лежать, пока королевство не захиреет окончательно! Моя мать много читала сказок, когда была маленькая, и на этом у нее бзик. Той чародейке она верила безоговорочно. В семь лет я простудилась и лежала как мертвая целых три дня, так предки умудрились объявить в королевстве траур. Траур! Я еще не отмучилась, а они заранее скорбели и, наверное, втихаря готовили усыпальницу…
Народ впал в отчаяние, а во дворец хлынули бурным потоком желающие меня спасти. Передрались, как говорят, у моего ложа, там у них консилиум был, на тему, как лучше лечить принцессу. Жаль, я не видела. В итоге получилось так, что меня вовсе никто не лечил. Я сама очнулась на следующее утро и, хотя была слабой, решила – хватит!!! Мое терпение лопнуло. Да так, что в ушах у меня заложило на несколько минут, – Бьянка ударила себя кулачком по коленке. – Ох и показала я им всем! Ох и показала! Сколько можно было, в конце концов, издеваться над бедным ребенком? С тех пор я делала что хотела и как хотела. Они у меня все по струночке ходили, тролль, и слово лишнее боялись сказать, так я их выдрессировала. Затем по всему королевству пошли слухи, что я сбрендила, даже что на меня кто-то наслал черное заклятье – некие враги королевства, желающие его погибели. Вот такой бред. Папаша пригласил компетентных волшебников, чтобы, значит, выгнать из меня беса непослушания, но эти волшебники горько пожалели, что согласились на щедрые королевские посулы. Их вопли были слышны за границей. – Принцесса казалась такой печальной в этом дрожащем свете свечи. – Прошло несколько лет, и меня стали выдавать замуж. Ну а зачем мне это? – Печаль принцессы превратилась в возмущение, – Кромбис напомнил мне, что я все-таки наследница престола, что я обязана стать королевой. По нашим законам, если у монархов есть только один ребенок и если это девочка, то она и принимает эстафету власти. Тот, кто женится на ней, будет королем, но не у себя, а в Баркарии. В общем, пытались мне сосватать много разных типов. Я тебе уже рассказывала о некоторых достоинствах отдельных кандидатов на мою руку. Так вот – не верь. Я все напридумывала, ну не все, большую часть! Не спорю, каждый десятый был ничего, но это не прибавляло мне желания выйти замуж. Один слишком молод, другой слишком стар – аж противно. К тому же все они бессовестно врали о том, какая прекрасная жизнь ждет меня, если я… Когда я уточняла, что именно им кажется таким прекрасным, они, по их мнению, лишь загадочно улыбались и закатывали глаза. Однажды я так разозлилась, что огрела одного из женихов подсвечником по макушке. Так теперь и ходит – словно высматривает, не ожидается ли дождик. Понимаешь, тролль, мне надо было отвадить их всех, и я не стеснялась в средствах, доводя предков до инфаркта и инсульта. Жаль, что они так все воспринимали, но ничего не поделать. Мамаша литрами глотала валерьянку, папаша вечно ныл и стонал на злую судьбу. Лишь за это я извинилась бы перед ними – и ни за что другое. Они даже пытались искать ту чародейку, но она лопнула, словно мыльный пузырь. Где? Ищи-свищи. Впрочем, догадываюсь, мой папаша Кромбис тебе все рассказал перед тем, как… Рассказал?
Пробуя вместить все услышанное себе в голову, я изрядно притомился. Вроде бы ничего сложного, но уже больно много вывалила на меня моя невеста. А насчет Кромбиса, то, правда, припоминаю какое-то зеркало и приятный женский голос, которым оно говорило.
Бывает, один тролль вспоминает какой-нибудь анекдот, а другой тоже его знает, только рассказывает по-другому. Об одном и том же, но по-разному. Я подумал, что это как раз тот случай.
Я решил, что подобный вывод слишком сложен для моих мозгов, и слегка испугался.
– А о неурожаях и других несчастьях, которые обрушились на Баркарию из-за меня, папаша мой тебе рассказывал? – спросила Бьянка.
Я вспоминал. Слишком долго.
– Да, наверное рассказывал. Все ведь знают, что это я виновата! Будто других причин для неурожая в королевстве отродясь не было! И вот… как только мамаша поняла, что я и есть причина всех прошлых бед и будущих, она свихнулась – теперь вот под надзором находится. А я при чем, скажите? Почему я должна нести ответственность за все без исключения? Мне не надо было их благословений и прочей судьбоносной муры: каждой принцессе нужна прежде всего любовь! А я была для предков не ребенком, а гарантией, что на старости лет они могут сидеть у камина и ничего не делать, взвалив на мои плечи королевство. Народ? Народ что – он сказки любит, так ему веселее живется. Ну а я? У меня должна быть своя собственная жизнь. С большой буквы «Ж». Вот такая моя судьбина, – добавила принцесса.
Я вздохнул.
– Кстати, о сказках, – сказала она. – Мамаша моя обожала читать их мне на ночь. Очень многие я слышала до того знаменательного момента, когда мой бунт принял открытую форму. Я знаю эту. Король говорит своей строптивой дочери, что отдаст ее первому встречному, если она не образумится. А так как его слово, как принято считать, тверже алмаза, обратного пути нет. У ворот замка появляется Первый Встречный, и тогда несчастной девочке ничего не остается, как стать поживой какого-нибудь неумытого мужлана… Но папаша-то знал, чем все это ему грозит. Сказать-то он сказал, свидетелей нашлась масса, однако не факт, что я дала бы забрать себя без боя. – Бьянка посмотрела на меня, я уставился в стену. –
