— Ты не должен трогать моего коня, — без всяких предисловий заявила девушка, указывая рукой на Крепыша.
— Эти пони будут отосланы для продажи в Дариан, — ответил ятол Тао.
— Мой конь…
— Нет тут никакого твоего коня! — внезапно рявкнул ятол так громко, что Дии'дак судорожно стиснула рукоятку меча, а стоящие поблизости солдаты замерли. — По условиям капитуляции все кони принадлежат Чезру Эакиму Дуану. Знай правила — и свое место, приблудная ру.
Бринн бросила взгляд на Крепыша и тут же снова перевела его на ятола, зловеще прищурив карие глаза.
— Это мой конь, — с нажимом произнесла она.
— В самом деле? — холодно осведомился ятол Тао.
— В самом деле. — В тоне тогайранки не было ни намека на покорность.
— Тогда повторяю: знай свое место, приблудная ру.
— Тогда я заберу коня и уйду, — ответила Бринн.
Ятол Тао фыркнул.
— Даже последний глупец давным-давно бы уже понял: коня у тебя нет.
— Ты тогайранец, — сказала девушка. — Ты понимаешь, что стоит за моими словами.
— Пусть тебя не сбивает с толку то, что мои родители были тогайру, жалкая дурочка. Сколько можно повторять: у тебя нет коня. А теперь ступай отсюда, да советую впредь держать рот на замке. Предупреждаю: мое терпение на исходе.
Бринн повернулась к Крепышу и резко свистнула. Тот встал на дыбы и, вскинув голову, с легкостью отшвырнул удерживающего его бехренца, упавшего на землю.
— Прекрати, или я прикажу убить этого пони, — закричал ятол Тао.
Тогайранка выхватила меч.
— Отпусти моего коня, ятол, — произнесла она.
Ятол пришел в полное исступление.
— Убить девчонку! И коня — тоже! — пронзительно завопил он.
Дии'дак, выхватив кривой меч, принялась описывать им круги над головой. Она делала это без видимых усилий, прекрасно сохраняя равновесие, и Бринн поняла, что бой ей предстоит трудный — перед ней достойный противник.
Хотя вообще-то схватку между ними вряд ли стоило считать честной, ведь Дии'дак понятия не имела о боевом мастерстве Бринн. С ее точки зрения девушка была всего-навсего еще одна ру, к тому же пешая. Чежу-лей быстро приближалась, вращая меч с такой быстротой, что его движения было не уловить взглядом.
Не выпуская соперницу из поля зрения, тогайранка сделала вид, что ее внимание занимает только ятол Тао, и продолжала двигаться в его сторону, выжидая до последней секунды, пока чежу-лей не оказалась совсем рядом. В этот момент великолепно отточенным движением — даром, что ли, эльфы годами обучали ее би'нелле дасада? — она молниеносно развернулась и нанесла сильнейший удар в грудь Дии'дак, пробив ее доспехи.
чежу-лей остановилась. Все вокруг удивленно пораскрывали рты, потрясенные скоростью, с какой действовала Бринн. Вполне понятно — никому из тогайру никогда не приходилось видеть точной и прямой атаки в стиле би'нелле дасада. Глаза Дии'дак расширились — скорее от удивления, чем от боли; до нее еще не дошло, что она смертельно ранена.
Смертельно ранена, но все еще опасна, понимала Бринн.
И нацелила следующий удар прямо в сердце соперницы.
На мгновение Дии'дак словно замерла на лезвии меча тогайранки, а затем рухнула на землю.
Сердце Бринн сжалось — ведь она только что совершила убийство, но переживать по этому поводу у нее не было времени. Она решительно шагнула к ятолу Тао.
Видевший, что только что произошло, ятол вскинул руки, моля о пощаде.
— Забирай своего коня, странница! — прерывающимся от страха голосом произнес он и крикнул солдатам, пытавшимся удержать Крепыша, чтобы те его отпустили. — Забирай его и уходи отсюда — нам с тобой не о чем спорить!
Бринн посмотрела на него с выражением любопытства — и презрения. Этот человек, назначенный главой поселка, был, конечно, обыкновенным трусом. Не опуская меч и не сводя с ятола взгляда, тогайранка позвала пони, и Крепыш тут же подбежал к ней.
— Вот видишь, твой конь тебе возвращен, — продолжал Тао. — Нам не о чем спорить. Я не враг тебе, странница. Я тогайранец.
— Нет! — даже не дав ему договорить, воскликнула Бринн.
— Если ты убьешь меня, тебе не уцелеть, — дрожащим голосом произнес ятол. — Прошу тебя, забирай коня и уходи.
— Нет, глупец, — уже более спокойно произнесла девушка и слегка опустила меч. — Ты не тогайранец.
— Религия ятолов…
— Дело не в том, что ты носишь эту одежду! — закричала Бринн. — Нет, это гораздо глубже. — Крепыш подбежал к ней, девушка притянула к себе его голову и потерлась щекой о мягкую гриву. — Нет. Ни один тогайранец никогда не украдет коня.
— Кони принадлежат… — запротестовал было Тао, но Бринн его не слушала.
— И ни один тогайранец никогда не прикажет убить коня. — Произнося эти слова, она обнимала Крепыша и, как казалось со стороны, расслабилась.
Тем неожиданнее был взрывной удар би'нелле дасада, настолько молниеносный, что ятол Тао даже не успел уловить взглядом движение. С бесконечным изумлением он посмотрел вниз и увидел меч тогайранки, глубоко вонзившийся ему в живот.
— Будь ты проклят, вместе с твоими новыми порядками! — воскликнула девушка и воззвала к мечу, который тут же охватило пламя.
Ятол взвыл от боли. Бринн резко повернула лезвие в ране раз, другой; пламя пожирало тело Тао.
Наконец она выдернула меч, повернулась и увидела, что большинство бехренцев и тогайру в совершенном ошеломлении уставились на нее, не веря своим глазам.
Но это продолжалось недолго. Бехренские солдаты взревели и бросились в атаку.
Девушка вскочила на Крепыша. Сжав левый кулак, она окружила себя переливающимся всеми оттенками защитным экраном, образовавшимся за счет скрытой в браслете поври магической энергии.
Однако бежать Бринн не собиралась. Вместо этого она развернула пони и поскакала прямо навстречу бехренцам. Те бросились врассыпную. Тогайранка свалила одного, прикончив его рубящим ударом, и, перед тем как направить Крепыша к дому Барачака и Тсоланы, позволила ему затоптать второго.
К ее облегчению, старики стояли на пороге, и Барачак бросил ей лук и колчан со стрелами.
Недобрая улыбка искривила губы Бринн. Что ни говори, она выдержала первое испытание, уготованное ей госпожой Дасслеронд. Девушка видела врагов так же ясно, как мишени темной ночью на освещенном факелами поле в Эндур'Блоу Иннинес, и стреляла столь же метко, как тогда.
К тому времени, когда Бринн Дариель покинула поселок, в ее колчане недоставало двенадцати стрел, каждая из которых поразила цель.
Тогайранка обернулась: ее никто не преследовал.
ГЛАВА 14
ДАЖЕ Б СРАЖЕНИИ ПОМНЯ О МИЛОСЕРДИИ
Тогайру, обитающие в южных степях, раскинувшихся у подножия Огненных гор, никогда по-настоящему не были кочевниками, поэтому вторжение бехренцев не столь существенно изменило их жизнь, как это произошло с их северными собратьями. Склоны вулканической горной гряды были достаточно плодородны и изобиловали дичью круглый год, поэтому необходимости в кочевой жизни не возникало. И здесь, вдали от Хасинты и указов Чезру, в местах, где граница между двумя государствами была не так четко обозначена, как между бесплодной пустыней и цветущими степями далеко на севере, многие бехренцы и тогайру относительно мирно сосуществовали на протяжении столетий. Случались даже смешанные браки, хотя они не были частым явлением и открыто не поощрялись.
Единственной реальной переменой после вторжения стало присутствие бехренских солдат. Они переходили от селения к селению, от одного тогайранского рода к другому, пытаясь настроить бехренцев против их соседей. Однако действия их особого успеха не имели — стоило воинам покинуть селение, как между бехренцами и тогайру возобновлялись привычные отношения.
Было и еще кое-что, роднившее южных бехренцев и тогайру. А именно: недоверие и даже страх по отношению к таинственному ордену мистиков, Джеста Ту, по слухам, обитающих в Огненных горах. Эти настроения были особенно распространены среди бехренцев, поскольку религия ятолов объявила Джеста Ту еретиками. Но даже тогайру, традиционно более терпимые к чужим верованиям, поскольку их собственные племена поклонялись различным божествам, никогда не питали особой приязни к Джеста Ту.
Вот какой была обстановка в тех краях, когда, следуя своему видению, там объявился Астамир. При себе у него была заплечная сумка с разноцветными нитями и приспособлениями, необходимыми для плетения многоцветного пояса тому, кто следующим попытается повторить его путь. Мистик понимал, что, в каком бы направлении от Огненных гор ни двинулся, везде его ожидает враждебное отношение. Однако он познал истину, испытал на практике жизненную силу своего Чи и потому не боялся ничего.
Войдя в трактир в первой же встретившейся на его пути деревне, Астамир почувствовал, как все взгляды обратились к нему. Мистик свободно владел как бехренским, так и тогайским языками и, услышав неодобрительный шепоток в свой адрес, не стал обращать на это внимания. Собравшиеся здесь просто многого не понимали. Да и откуда к ним могло прийти понимание?
Тогайранец, хозяин трактира, обслужил его как положено — конечно, это не значит, что быстро! Астамир щедро расплатился с ним серебром.
— У тебя найдется комната для ночлега? — спросил он. Хозяин обвел встревоженным взглядом сидевших в зале; те, в свою очередь, выжидающе смотрели на него. — Хотя нет, дружище, я передумал, — сказал мистик. На лице трактирщика появилось выражение облегчения. — Ночь не холодная, а звездное небо — лучшая крыша, о которой человек может мечтать.
Астамир осушил стакан с водой, улыбнулся, поклонился хозяину и в знак приветствия всем остальным вскинул руку. Они, по крайней мере, не проявляли открытой враждебности, даже те несколько бехренцев, которые находились в трактире. Тем не менее вряд ли разумно ночевать в этом селении, решил мистик и, углубясь в ближайший перелесок, удобно устроился меж ветвей одного из деревьев, следя взглядом за лениво скользящей по небу луной.
Он отправился в путь еще до наступления рассвета, выбрав северное направление. Ему все еще было неясно, зачем видение увлекло его в этот мир, однако продолжающаяся ассимиляция культуры завоевателей чрезвычайно его заинтересовала. Может, ради этого он и был призван — узнать больше о столкновении двух культур, формирующем новую цивилизацию к югу от горной гряды.
Так рассуждал, неспешно шагая, Астамир, даже не догадываясь, что в скором времени им овладеют совсем другие, гораздо более сильные и глубокие чувства.
