солдат.
Потом, ещё через месяц, повесился Укол - один из людей Волка. Задорный парнишка, всегда первым лезущий в драку и из любого конфликта выходящий невредимым. Все долго недоумевали, зачем удачливому сталкеру сводить счеты с жизнью, а потом Шустрый рассказал, что брат Укола погиб на семнадцатом блокпосту при попытке выбраться за периметр. Видимо, психика паренька, узнавшего о смерти брата, не выдержала и тот решил избрать наиболее лёгкий путь...
- Что ж, не мне его судить за это. - Сказал тогда Волк, старший брат Шустрого. - Если бы Шустрого убили... не знаю, что бы я сделал...
После этого случая в лагере на Кордоне больше не пели весёлых песен. Всё повидавшие бродяги притихли. Вместе с осенней хмарью в лагерь вползал страх. Прятался в подвалах домов, забирался на чердаки с пронизывающим ветром. Это был не страх смерти, а некое ощущение безысходности, аморфный, непонятный и оттого ещё более жуткий... страх.
Волк больше не отправлял Шустрого в дальние рейды и вообще старался не упускать брата из виду... А прежде невозмутимый Везун начал всё лучше понимать тех, кто приходил из центра Зоны. Ведь если здесь, на Кордоне, преисподняя уже обжигает своим горячим, зловонным дыханием, то что же там, севернее.
На многое за недели этой холодной осени Везун взглянул иначе. Порой, сидя на чердаке одного из домов во время ливня, он глядел вдаль и думал о доме, о тех, кого он оставил по другую сторону периметра и страх закрадывался в душу.
- Ты сломался. Не выдержал. Ты трус, Везун. - Твердил внутренний голос.
Перед глазами всё ещё стояла страшная картина - осевший бревенчатый сруб, пропитавшиеся влагой трухлявые брёвна вросли в жирную, вязкую почву. Мох покрыл всё пространство вокруг строения. В этом доме труп человека в серой штормовке. Лица уже нет - вместо него через гнойные струпья белеют кости черепа. Рот открыт, в него набилась листва. В пустых глазницах копошатся черви... На руках и ногах кожа всё ещё осталась, но здесь постарались мародеры - пальцы правой руки переломаны, вывихнуты. Мизинец болтается на лоскуте белёсой кожи. Это кто-то ножом отгибал пальцы покойника, пытаясь вытащить рукоять пистолета из окоченевших рук... Раздувшееся, зловонное тело, напоминающее огромную тряпичную куклу из детского кукольного театра.
Это Баклан. Хороший мужик, настоящий друг, не раз прикрывавший молодых сталкеров. Вон там, на почти лишенной волос голове, на остатке пузырящейся и гниющей кожи, виден шрам. Это Баклан кинулся на кабана, который пытался растерзать Шустрого. Сколько времени прошло с тех пор? Год? Полтора?
И вот этот человек - настоящий, не 'гнилой', не мерзкий в душе, лежит в полуразвалившейся избе. В груди его небольшое отверстие. А под правой лопаткой, должно быть, имеется огромное выходное от пули из какого-то импортного автомата. Прости, друг, что не сберёг тебя...
Так пролетели эти десять месяцев. Триста с лишним кошмарных дней.
Везун боялся признаться себе, но за это время он стал совершенно другим человеком. Из принципиального охотника превратился в алкаша, готового на любое задание, выданное Сидоровичем. А разве мог он перечить жестокому торговцу, если таков приказ Инквизитора? Инквизитор главный, он знает, что делает. А может и прав Сидорович, что все в Зоне - дерьмо и не надо прикидываться героем...
- Я вот что подумал... - Торговец Степан Сидорович скрестил руки на груди. - Можно ведь устроить засаду.
- Неа. - Везун отрицательно мотнул головой, и взял со стола очередной бутерброд.
Они с торговцем вот уже пару часов сидели в бункере, распивая самогон закордонного приготовления, и за этот продолжительный период успели поговорить обо всем. Даже о погоде, которая к утру испортилась, и стандартные для Зоны двенадцать градусов тепла сменились пятью делениями ниже ноля. Холодно. В прошлом году вот так же пошел снег. Везун тогда еще не был командиром отряда Охотников и не считался одним из лучших бойцов Инквизитора. Той зимой он был просто одиночкой, бредущим вдоль берега озера Янтарь. В то время в Зоне было чертовски холодно...
- А чего так?
- А? - Сталкер растерянно взглянул на торговца.
- Чего, спрашиваю, так? Засаду, в смысле, почему нельзя устроить?
- А незачем. - Везун прищурился и одарил хозяина бункера едкой ухмылкой.
- Чего ты как партизан на допросе? 'Неа', 'незачем'...
- А чего говорить? - Везун вновь погрузился в раздумья, водя вилкой по дну тарелки. - Инк и так его прикончит, без нашей помощи.
Сидорович недоверчиво хмыкнул и убрал полупустую бутылку самогона под стол.
- А если не прикончит? - Произнес торговец. - Засада - оно всяко вернее.
Везун вновь отрицательно мотнул головой и вдобавок рубанул воздух ребром ладони:
- Неа... Военные на постах про него знают?
- Ну? - Сидорович уже пожалел, что бутыль с самогоном покоится под столом и с тоской посмотрел на пустую рюмку перед собой.
Сегодня они с Везуном явно перебрали. Но и повод был соответствующий - группа Шута вернулась с Янтаря с ценным хабаром и командир отряда, не торгуясь, сдал торговцу все находки. Чем не повод? Старик подцепил двумя пальцами ниточку квашеной капусты и отправил хрустящее лакомство в рот.
- Э, боевик! - Сидорович толкнул охотника в плечо и Везун оторвал голову от столешницы.
- Ну чё?
- не чёкай мне тут! Внятно говори, пьяная морда!
- Если он появится, военные его прихлопнут ещё до того, как он к нам на хутор пожалует. Ты же своего друга армейского не напрасно попросил...
- Да... - Потянул пьяный торговец. - Я ж из-за этой суки недобитой чуть с военными не поссорился. Ты знаешь, да? Чё, не знаешь? Слушай... Он когда ко мне забрался, я охранника отправил это чучело пристрелить. Жду пять минут, семь. Выстрелов не слышно и охранник не возвращается. Думаю, случилось что-то. Пошел к военным. Они тогда ещё на хуторе были, ящики с автоматами разгружали. Так, мол, и так, говорю, кажись, моего человека похитили. Пошел по нужде и не вернулся. Ну, командир ихний строит всех бойцов и это, значит,... туда. А сам мне говорит, мол, Степан Сидорович, я с тобой больше дел иметь не хочу. Ты, говорит, даже с отрядом Охотников безопасность на хуторе обеспечить не можешь.
- Так нас на Кордоне тогда не было. - Встрепенулся Везун.
- Разве ж ему объяснишь? Говорит, всё, Степан Сидорович, сворачиваю я с тобой все дела. Струсил, стало быть. Просек, что может погореть. Раз все подряд мимо моего бункера ходят. Уехал. Я звоню на девятый блокпост и говорю Вениаминову, мол, пришли людей на Кордон. А этому козлу в погонах, говорю, мол, не хочешь со мной дел иметь, катись отсюда. Я, говорю, других клиентов найду. Вон, Вениаминов будет со мной работать. Он сразу на попятные...
Сидорович засмеялся.
- Я ведь чуть в штаны не наложил, когда этот говнюк ко мне в бункер залез. Падаль, мать его! Я тебе рассказывал про него?
- Про кого? - Ещё не протрезвевший Везун оперся о стол и взглянул на торговца.
- Ну, ёпте... Про Зверева я тебе рассказывал?
- Рассказывал. - Отмахнулся Везун. - Когда мы со Свалки вернулись, так и расска...
Он умолк, прислушался, потом, сломя голову, бросился из подсобки в основное помещение, едва не свалив табурет.
На письменном столе торговца лежала рация, из которой то и дело доносились чередующиеся с шипением помех реплики.
- Везун на проводе. - Выпалил Охотник, хватая рацию.
- Это Хорек. - Раздался в динамике перекрываемый помехами голос.
- Слушаю.
- Ваш полумутант направляется обратно на Кордон. Встречайте.
- Понял тебя. - Везун усмехнулся. - Сейчас устроим ему засаду.
В динамике рации некоторое время шипели помехи, после чего Хорек произнес:
- Ты пил, что ли? Даже в рации слышно... Голос такой, будто тебе вантузом горло прочистили.
