– Почему? – удивился мужчина. Нас с ним разделяла открытая дверь спальни, поэтому мы друг друга не видели: он находился с одной стороны створки, я с другой.
– Еще не собралась? – продолжал мужчина. – Ксюник! Мы же договорились! А деньги все взяла?
– Иди в машину! – велела Ксюша, теряя терпение.
– Что с тобой? – спросил мужчина и шагнул в комнату. Теперь я видела его спину, облаченную в новенькую кожаную куртку.
– Ты чего такая дерганая? – игриво продолжал мужчина, приближаясь к Ксюше. Тут же сменил тон на деловой и спросил:
– А запонки не забыла уложить? У него были золотые запонки…
– Добрый день! – сказала я.
Мужчина резко обернулся. Его глаза испуганно обшарили меня с головы до ног.
– Ты кто? – спросил он недоверчиво.
– Голос твоей нечистой совести, – ответила я.
Мужчина повернулся к Ксюше.
– Что это значит? – спросил он с фальшивым театральным достоинством.
– Это значит, что запонки останутся со своим владельцем, – ответила я. И добавила:
– Идите отсюда. Быстренько. Иначе я позвоню следователю.
– Подожди в машине! – взмолилась Ксюша. – Я быстро!
Мужчина развернулся. Бросил на меня еще один взгляд, в котором нахальство смешалось с трусостью, и покинул комнату.
Хлопнула входная дверь.
Я закинула ногу на ногу, отряхнула юбку и небрежно спросила:
– Мародерствуем помаленьку?
– Не твое дело! – с ненавистью ответила Ксюша. – Мне этот пижон полгода мозги компосировал!
– Компостировал, – поправила я.
– Не важно! Полгода голову морочил! – изменила формулировку барышня. – Он, видишь ли, другую любит, но я могу тут жить, как дома! Ну, не козел?
– Давно ты это узнала? – поинтересовалась я.
– Что узнала?
– То, что он другую любит?
– Господи!
Ксюша пренебрежительно оттопырила нижнюю губку.
– Да с самого начала! Не дура, не обманешь!
– Но это не мешало тебе жить на его деньги, – напомнила я. Указала на доверху набитый чемодан и добавила:
– По-моему, ты недурно прибарахлилась.
Ксюша поперхнулась. Её глаза с ненавистью уставились на меня. Как ни странно, эта ненависть согрела мне душу. Так женщины смотрят только на счастливую соперницу.
– Я эти деньги отработала, – отрезала она.
Я тихо засмеялась.
– Что ж, вполне профессиональная логика. Ладно…
Я хлопнула себя по коленям. Поднялась со стула, подошла к кровати и велела:
– Забирай все, что заработала, только запонки оставь. Лешке их мать подарила, на окончание университета. Давай, давай! Не заставляй меня рыться в твоем барахле!
Ксюшины губы сжались в тонкую бледную полоску. Она сунула руку в боковой карман чемодана, вытряхнула оттуда небольшую ювелирную коробочку.
– Подавись!
– Топай отсюда, – велела я. – Только ключи оставь.
Ксюша резким движением разодрала молнию на сумочке. Достала оттуда связку ключей, швырнула их на кровать.
– Можно идти? – спросила она с ненавистью.
– Проваливай.
Ксюша с трудом застегнула раздутое пузо чемодана. Стащила его с кровати и торопливо поволокла к двери, словно боялась, что я передумаю и обыщу ее багаж.
Может, и нужно было обыскать, но меня одолела брезгливость. Я взяла ключи, вышла в прихожую и заперла за ней дверь. На два оборота.
Вернулась назад, прошлась по комнатам.
Кругом царил дикий разгром. То ли мародеры постарались, то ли милиция, то ли все вместе… Но потрудились славно.
Я закатала рукава, нашла на кухне передник и нацепила его на себя.
Все. Навожу порядок в квартире, в своей жизни, в Лешкиной жизни… Во всем!
День прошел продуктивно. Правда, спина почему-то перестала гнуться, словно в позвоночник забили длинный железный штырь, но чувство исполненного долга перевесило эту маленькую неприятность.
Я вернулась домой и получила еще один положительный энергетический заряд:
– Я договорился, – сказал отец. – Завтра в десять.
– Что в десять? – не поняла я.
– Ты же просила! – удивился отец. – Свидание с Лешкой! Забыла?
Я подошла к отцу, крепко обняла его за шею и поцеловала. Мы стукнулись лбами и одновременно рассмеялись.
Как ни странно, ночью я спала как убитая. Меня неожиданно охватило чувство такой уверенности в себе, какого я не помнила за всю предыдущую жизнь. Я точно знала, что поступаю правильно, и все тут. Это чувство давало мне право на спокойный сон и силы на дневные дела. На любые. В том числе опасные и неприятные.
Однако свидание с Лешкой к неприятным вещам не относилось.
Я перебрала весь гардероб, но оделась как обычно: в джинсы и свитер. Мне не хотелось подчеркивать торжественность момента своим внешним видом. В самом деле, что произошло? Ничего особенного! Ну, посадили парня по смешному обвинению. Подумаешь! Все это настолько смехотворно, что и говорить не стоит! Выпустят, как миленькие! Никуда не денутся!
Повторяя все это про себя, как заклинание, я ждала Лешку в комнате для посещений.
– Не может быть! – сказал Лешка, увидев меня.
Он остановился на пороге, как вкопанный, конвойный подтолкнул его в спину.
– Майка!
– Мне не разрешили тебя обнять, – пожаловалась я, вставая.
– А ты хотела?
– Очень, – ответила я горячо. – И не только обнять!
Лешка сделал шумное глотательное движение. Я смотрела на его лохматые рыжие вихры, на веснушчатый нос, и думала: как я не понимала раньше такой простой вещи? Да я жить без всего этого не могу! Без этих веснушек, без этих рыжих волос, без этих бесконечных подколок…
– Издеваешься? – осведомился Лешка, глядя под ноги. – Пришла добить меня морально?
– Леш, – позвала я.
Лешка поднял на меня хмурый взгляд.
– Я тебя ужасно люблю, – сказала я. – Я тебя так люблю, что сказать не могу!
Почему-то вместе с Лешкой покраснел и конвойный. Лешка оглянулся на него. Конвойный демонстративно уставился в потолок. По его губам забродила неопределенная кривая ухмылка.
– Ты бредишь? – спросил Лешка.
– Нет.
– И не издеваешься?
– Нет.
– Ты серьезно! – догадался Лешка.