– Что ж, если говорить в философском смысле…
Он не договорил и ухмыльнулся. Ухмылка тоже походила на хищный оскал.
– Тогда смерть тебе не страшна.
– То есть? – прошептала я побелевшими губами.
– То есть мучиться тебе осталось недолго. Месяца два, не больше, – грубо высказался дядюшка.
Я снова уселась на закрытую крышку унитаза. Но не потому, что хотела сесть, а потому, что подогнулись колени.
– Что это значит?
– Ты же такая умная! – язвительно сказал дядюшка. – Догадайся!
Я хрустнула пальцами.
– Вот именно! – многозначительно подтвердил родственник, не спускавший с меня глаз. – Сама подумай, зачем ты ей нужна? Только затем, чтобы получить наследство! А потом? Зачем ты ей потом?
Мои пальцы свела болезненная судорога. Я сморщилась и с трудом расцепила руки. Сложила их на коленях, замерла.
– Решай сама, – подвел итог дядя. Поднялся с ванны и равнодушно договорил:
– Мне-то что? Я эти деньги так и так получу…
Не глядя на меня, подошел к двери, открыл шпингалет и пропал в темноте гардеробной. А я сидела на крышке унитаза в мертвом оцепенении еще очень долго. Так долго, что потеряла счет времени.
Не помню, как я добралась до кровати. Помню только одно: ощущение страшного холода.
Я лежала под одеялом и клацала зубами, как голодный волк. Ноги оледенели, голова пылала огнем.
Утро застало меня в том же положении. Я лежала под одеялом и тряслась.
В дверь стукнули. Я не ответила. Не было сил.
Дверь приоткрылась и в комнату сунулась противная мордочка горничной.
– Завтрак подавать? – спросила она.
Я не ответила.
Рита вошла в комнату, подошла к постели и несколько минут молча смотрела на меня. Мне хотелось сказать ей, чтобы она убралась, но сил не было даже для того, чтобы открыть рот.
Наверное, мое состояние называется нервным шоком.
Странно. Я и раньше думала о том, что вряд ли долго протяну после «своего» тридцатилетия. Но одно дело допускать мысль о смерти гипотетически, совсем другое – узнать о ней наверняка.
Теперь я понимала, что чувствуют люди, приговоренные к смертной казни. Не понимала одного: за что приговорили меня?
Я никому не сделала ничего плохого!
Рита несколько секунд понаблюдала за мной. Поджала губы и вышла из комнаты.
Я издала вздох облегчения. Присутствие горничной действовало на меня, как красная тряпка на быка.
Впрочем, радовалась я недолго. Буквально через минуту дверь моей комнаты распахнулась, и в нее ворвалась тетушка.
– Женя!
Она подскочила к кровати, обеими руками схватила меня за щеки и бесцеремонно по ним похлопала.
– Что с тобой?
Я молчала. Зубы выбивали отчетливую дробь.
– Лихорадит ее, – рискнула пискнуть горничная из-за тетушкиной спины.
Тетушка обернулась к ней.
– Звони врачу, – велела она коротко.
– Анатолию Ивановичу?
– Ему, ему, – нетерпеливо подтвердила тетушка. Рита сделала шаг к моей тумбочке, где стоял телефон, но тетушка ее осадила:
– Звони от себя! Скажи, что я прошу его приехать как можно скорей!
Рита сделала реверансик и мелкими шажками побежала к двери. Оглянулась перед тем, как выйти, поймала мой затравленный взгляд и злорадно ухмыльнулась. Не трудно догадаться, что все несчастья богатенькой девушки ее только радовали.
Господи, как я ее ненавижу!
– Женя!
Тетушка еще раз дотронулась до моего лица холодными руками. Как ни странно, ее прикосновения не вызывали у меня такой гадливости, как прикосновения ее мужа.
– Что с тобой?
Я с трудом разлепила пересохшие губы и проскрипела:
– Надеюсь, подохну… До шестнадцатого ноября.
– Еще чего!
Тетушка даже подскочила на месте от такой наглости.
– Не позволю! – сказала она решительно.
Я прикрыла рукой воспаленные глаза и тихо засмеялась. И смеялась до тех пор, пока окружающая меня комната не провалилась в темноту.
Вместе со мной.
Обратно меня вернул приятный негромкий мужской голос.
– … сильный нервный стресс.
– Это опасно? – спросил взволнованный голос тетушки.
– Возможно, – уклончиво ответил мужчина. – Иногда стрессы провоцируют серьезную болезнь.
– И что делать?
– Нужно успокоиться, – ответил врач. – Не раздражайте ее. Пускай делает все, что хочет.
– Вы же знаете, чего я боюсь, – сказала тетушка со скорбной интонацией любящей родственницы.
– Знаю, – ответил мужчина. – Но можно контролировать как-то незаметно… не так откровенно…
Я открыла глаза и спросила:
– Вы врач?
Надо мной склонилось приятное круглое лицо. Симпатичное лицо. Глазки добрые.
– Я врач, – ответил мужчина. – Ты меня не узнаешь, Женя?
– Я не Женя, – сказала я отчетливо.
Врач нахмурился.
– Не Женя? А кто?
– Меня зовут Лера, – начала я, но тетушка меня перебила:
– Я же вам говорила!
Врач выпрямился, переглянулся с моей родственницей и задумчиво скривил рот.
– Снова то же самое? – спросил он.
Тетушка скорбно качнула головой.
– Не представляю, где она берет эту отраву!
Я приподнялась на локте.
– Неправда!
Меня одолевала страшная слабость, и я свалилась на кровать.
– Я не наркоманка! – сказала я. Но врач уже не обращал на меня внимания.
– Забрать ее к нам? – предложил он. – Обследуем, немного подлечим…
Он наклонился ко мне и мягко спросил:
– Как ты думаешь, милая? Ляжешь к нам на недельку?
Я из последних сил вцепилась в его руку.
– Заберите меня! – попросила я.
– Хочешь в больницу? – удивился врач.
– Хочу!
– Нет-нет, – быстро наложила тетушка свое вето. – В больницу не пущу. Я сама буду за ней
