— Подобную вещь не так-то легко купить, — сказал комиссар, — и вряд ли убийца мог бы найти его здесь.
— Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морис вспомнил другое место в тексте:
«Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели».
Морис теперь чувствовал себя почти так же, но не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Получилось так, будто по прихоти Даниэля он очутился в вымышленном мире и стал там персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, которые вообще существовали только в воображении его друга.
ГЛАВА 4
Морис поспешил домой. Он хотел как можно скорее еще раз перечитать рукопись Даниэля, причем самым внимательным образом. Но после того как он еще раз прочел ее, путаница усилилась.
В свете последних событий текст приобрел совсем другое значение. Многие подробности, без сомнения, были не выдуманными, а реальными. Например, телефонный звонок Даниэля.
«Добрый день, приятель, как дела? Послушай, у меня к тебе просьба… Ты случайно не знаешь кого-нибудь из ЦНИИ?.. Я хотел бы знать, занимается ли там научной работой некий Дюпон… Оноре Дюпон, по профессии — криминалист?»
Хотел ли автор просто убедиться, нет ли случайно в ЦНИИ мужчины с такой фамилией, как и у его героя, во избежание последующих неприятностей? Во всяком случае, тогда именно это пришло в голову Мориса, но теперь…
— Вчера утром он мне звонил, сегодня утром я получил рукопись, и между прочим… Слушай хорошенько, Милорд.
Кот, точивший когти о ковер, застыл в позе сфинкса.
— Между прочим, Даниэль убит и притом из пистолета с глушителем. И именно это оружие предложил Оноре Дюпон, персонаж его романа. Ты считаешь, что это просто совпадение? Я не думаю. Даниэль тоже не верил в совпадения, как он сказал в своем тексте. И что же из этого вытекает? То, что существует очевидная связь между тем, что он написал, и преступлением, жертвой которого он пал.
Милорд сидел совершенно неподвижно и, видимо, с большим интересом следил за рассуждениями своего хозяина.
— А если Оноре Дюпон, его визит к Даниэлю, его угрозы и запугивания — не плод фантазии писателя, то почему бы и остальному не быть правдой?
Его возбуждение в связи с такой возможностью было настолько велико, что он на некоторое время забыл даже о своей печали. Потом он встал и закурил сигарету, что делал во время сильного умственного напряжения. Он прекратил свой монолог и даже перестал обращать внимание на Милорда. Недовольный кот подошел к двери, открыл ее когтями и удалился. Через открывшуюся дверь Морис услышал голос Изабель в роли Камиллы:
— …и если священник, который меня благословит, наденет на меня золотой венок и соединит меня с моим прекрасным супругом, то он сможет укрыться, как плащом, моими волосами.
— Мне кажется, что ты разгневана, — ответил ей голос Жана-Люка-Пердикана.
Когда Морис вернулся домой, он застал обоих молодых людей за репетицией. Жан-Люк, симпатичный молодой человек двадцати четырех лет, изучающий медицину, мечтал о карьере артиста. Он был небольшого роста, худощавый и совсем не похож на романтичного Пердикана. Но Изабель считала его просто «классным».
С беззаботностью молодости она за немногие часы вновь обрела свою жизнерадостность. Как только прошел шок, она стала думать только о своей роли и предстоящей репетиции.
Морис закрыл дверь и взял телефонный справочник. Под буквой «Ж» он действительно нашел Валери Жубелин, графика, проживающую в доме номер пятьдесят семь по улице Гей- Люссака. И поскольку эта Валери существовала, поскольку Даниэль почти дословно записал в рукописи телефонный разговор со своим другом, почему бы ему и в самом деле не звонить из квартиры Валери?
Морис все больше убеждался, что рукопись его друга является автобиографической. Но почему он избрал именно такую форму романа? Чтобы не выставить себя в смешном виде из- за необоснованных подозрений? Или же просто потому, что интрига показалась ему очень подходящим началом для романа? Морис и сам поступил бы так же.
На него нахлынули противоречивые чувства. Собственно говоря, он уже давно должен был передать рукопись комиссару Фушеролю. Он отчетливо представил себе этого полицейского, изрекающего с презрительной миной, что к такой сумасшедшей идее способен прийти только писатель.
Да, вероятно, нужно самому быть автором, чтобы понять, почему человек решил превратить в роман случившееся с ним самим происшествие. Какой гость, будь он безобидным человеком или убийцей, мог предугадать, что хозяин после его ухода в тот же час бросится к пишущей машинке? Это был непредвиденный поступок писателя, который в поисках темы воспользовался подвернувшимся случаем и, сам того не подозревая, превратил идеальное убийство в не идеальное.
Морис, помедлив, взялся за телефонную трубку. Он чувствовал настоятельную потребность проверить, насколько возможно, все данные, содержащиеся в рукописи.
Он набрал номер Валери. Пошли гудки, но никто не брал трубку. Он понимал, что сейчас еще только шесть часов вечера и она еще может находиться на работе, но все же его охватило беспокойство, которое он не мог заглушить.
Вошла Изабель.
— Мы уходим, папа, — заявила она. — Начало в семь, но сегодня я не могу опаздывать.
Заметив огорчение на лице отца, она добавила:
— Извини.
— Ну, зачем же извиняться?
Он заставил себя улыбнуться и положил руку ей на плечо. Она вышла к Жан-Люку, ожидавшему ее в прихожей. Морис снова подумал, что тот, со своей посредственной внешностью, не производит впечатления молодого любовника.
— Когда ты придешь? — спросил Морис.
— Вероятно, к девяти — половине десятого.
— Не беспокойтесь, мсье, — сказал Жан-Люк. — Я провожу ее домой. У меня машина…
У Жана-Люка была старая четырехместная машина с красным кузовом, на котором белой краской были написаны всякие безумные изречения.
— Обо мне не беспокойтесь, — предупредил Морис, — меня сегодня вечером, вероятно, не будет.
Лицо Изабель омрачилось.
— Это из-за Даниэля?
Вместо ответа он кивнул, не желая посвящать дочь в свои планы.
— Желаю вам успеха в сегодняшней репетиции, — сказал он.
— Спасибо! — крикнули молодые люди и сбежали по лестнице.
Морис вернулся к себе в кабинет. Он в третий раз перечитал одну страницу текста, чтобы окончательно убедиться, и выкурил еще полсигареты. Наконец он решительно встал и надел пальто.
Не спускавший с него глаз кот подбежал к двери и сел, вытянув хвост.
— Да, верно, я совсем про тебя забыл.
Морис вздохнул и пошел на кухню.
— Я не оставлю тебя голодным. Если у меня нет аппетита, то ты же не виноват.
Милорд имел обыкновение требовать пищу в определенное время. Морис открыл банку консервов и положил их в мисочку, в которой обычно лежала сочная снедь: смесь фарша из легких и свежей рыбы. Милорд с явным презрением обнюхал свою еду.
— Очень жаль, мой малыш, но сегодня мне некогда.
Не обращая внимания на жалобное мяуканье Милорда, он вышел из дома. Легкий ветер дул сквозь листву каштана. Морис поднял от холода воротник и направился к своей машине. С учетом заторов в движении, он должен был приехать на улицу Гей-Люссака минут через сорок.
Эти вычисления оказались правильными: он был вынужден объехать вокруг дома, прежде чем нашел место, чтобы припарковать свою машину.
В доме Валери он нашел на двери консьержки лист с фамилиями жильцов. Там значилось: «Валери Жубелин, пятый этаж, налево».
Лестница была широкая и чистая, хотя стены уже требовали побелки. Дойдя до пятого этажа, Морис стал раздумывать:
«Должен ли я вообще вмешиваться в это? Что мне ей сказать? Что это, собственно, даст?»
Но, возможно, причиной его колебаний была просто трусость. Он решительно нажал на кнопку звонка. Один, два, три раза прозвенел звонок, видимо, в пустой квартире. Было без десяти минут семь.
«Она еще не пришла», — подумал Морис и стал спускаться по лестнице. Он снова стал уверять себя, что ничего определенного не случилось, что просто нужно дождаться возвращения мадемуазель Жубелин. На другой стороне улицы он увидел кафе. Он занял там столик у окна, чтобы наблюдать за входом в дом номер пятьдесят семь.
Поблизости лежала вечерняя газета, крупный заголовок которой вызвал боль в его сердце:
«ПОСЛЕДНЕЕ УБИЙСТВО ДАНИЭЛЯ МОРЭ НЕ БЫЛО ВЫДУМАНО».
О деле в газете сообщалось очень немного, но зато было помещено несколько фото. Сияющий Даниэль награждается большим призом детективной литературы четыре года назад. Фасад его дома, причем два окна на четырнадцатом этаже отмечены крестиками; носилки, застеленные покрывалом, которые погружают в санитарную машину; уборщица, смущенно застывшая перед фотоаппаратом, и комиссар Фушероль с самодовольным выражением на лице.
Просматривая заголовки, Морис не спускал глаз с дома, куда уже вошло много людей. Но женщины были либо старше, либо толстые, либо тощие, либо просто непривлекательные, так что никто из них не мог быть Валери Жубелин.
