мог знать его и соприкасаться с ним во время стройки. И везде она спрашивала, кто видел ее мужа. И вот, после многих дерзновенных усилий, женщина узнала, на каком участке стены прямо в ее толще замуровано тело ее погибшего на строительстве мужа. Она слезами упросила прорабов разрушить часть стены и достать оттуда тело мужа. Она хотела увезти тело на родину и похоронить его в родном селении.
Узнав об изумительной стойкости этой женщины и услышав рассказы о ее красоте, император Цинь возжелал принять вдову и вознаградить ее. Убедившись в ее красоте, император Цинь предложил вдове стать его наложницей, чтобы как-то компенсировать ей потерю мужа. Но молодая вдова не согласилась, она отвергла лестное предложение императора и вместе с телом своего мужа бросилась в воду с высокой скалы…
Говорят, император был потрясен политической близорукостью юной вдовы и непониманием той великой миссии, которая выпадает маленьким людям. Эта миссия – умереть во имя гигантских планов больших людей.
Дун Дешин замолчал.
– Это и вся философия? – удивилась я. – Вы хотите сказать, что маленький человек не должен делать даже попытки увернуться от колеса истории?
– Конечно, не должен, – сказал Дун. – Знаете китайский символ смирения? Это человек в лодке без весел. Течение реки времени определяет жизнь человека. Есть традиция, государство, природа, поэтому весла человеку особенно не нужны. Достаточно руля. Сколь бы ты ни выгребал против течения – как только ты сделаешь передышку, течение снова потащит тебя за собой. Бесполезно бороться. Каждый должен нести свою ношу до конца. Маленьких людей много. Маленьким людям, которых специально разводят на фермах, чтобы потом забить на мясо, на шкурку, сделать из них воинов или строителей Великой стены, не следует уворачиваться от своей судьбы. Иначе какой от них толк? Все маленькие люди должны быть готовы умереть во имя большого дела. По приказу. И страна, в которой маленькие люди отвыкли умирать за чужой интерес, погибнет. В Китае много маленьких людей, и они до сих пор никогда не могли избегнуть своей участи погибнуть во Имя.
Меня всегда поражали эти жуткие легенды, которые рассказывают туристам. И когда я была маленькая, и позже, став подростком, я знала одно: я не хочу попасть в колесо истории и стать одной из ее жертв. Я не хочу садиться в лодку без весел. Бог с ними – с веслами, я хочу сесть в современную лодку с мотором. И я хочу всегда быть над колесом истории. Я хочу его крутить, это колесо. И при этом я хочу быть счастливой. Как свободный европейский человек. Будь я простой девочкой, чей папа служил поваром или псарем или подметал бы улицы, наверное, я не так тяжело воспринимала бы свою нынешнюю участь. Насколько проще была бы моя жизнь. Но я уже была принцессой. И вдруг мне пришлось стать жертвой чьих-то интересов, и, как сказала мне гадалка Света, «у тебя не будет своей судьбы».
Уходя, Дун пообещал мне, что в следующий раз мы будем изучать педикюр и массаж стопы.
– В каком смысле? – спросила я.
– Вам надо научиться делать массаж стопы и педикюр. Это даст вам огромные преимущества перед теми, кто их делать не умеет.
Я – и педикюр… и массаж чьей-то потной стопы…
Эта перспектива меня потрясла. Интересно, на чьей потной ноге я должна буду тренироваться?
3. Про науку массажа
«Все самое главное – внизу, на стопе. Правда – в ногах. Напрасно люди так сильно поэтизируют душу».
На следующий день Дун пришел ко мне с маленькой фарфоровой китаянкой. Ее личико было прекрасно, будто его рисовал тонкой кисточкой китайский художник. И вся она была такая нежная, будто цветок лотоса. У нее были прелестные маленькие кисти рук. Рядом с ней стояла большая сумка.
– Это Ли, – сказал Дун. – Она сделает вам китайский массаж стоп и педикюр.
Ли улыбнулась мне так, как будто ей предстояло огромное удовольствие.
Из своей объемистой сумки она вынула симпатичную деревянную кадушечку и пошла вперед по квартире – искать уютное место. Она оглядела мои апартаменты и остановилась на родительской спальне, которую я давно облюбовала себе.
Жестом она показала мне на краешек постели и велела сесть. Она быстро нашла ванную, наполнила кадушечку горячей водой и высыпала в нее из пакетика свежие лепестки роз, желтых и красных. Потом всыпала в воду горсть прозрачной морской соли. Затем она сняла с моих ног теплые носки, в которых я люблю ходить по квартире, и опустила мои ноги в воду с лепестками роз. При этом Ли трогательно улыбалась, стараясь поймать мой взгляд. И когда наши глаза встречались, Ли чрезвычайно радовалась. Так, должно быть, ведет себя любимая собака. Но собака не умеет делать массаж стоп.
Пока мои ноги уютно размокали в кадушке с розовыми лепестками, Ли разминала мои ладони и ловила мой взгляд.
Я закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать ее движения. Но едва я приоткрывала их, как ее лучистый взгляд ласкал меня и искал моего взгляда.
Потом Ли принялась за мою шею и плечи. Она находила какие-то точки, и захватывала щепотью кусочек моей плоти, и быстро зажимала его между своими пальцами. Под ее руками я все более расслаблялась, и, когда она взялась за стопы моих ног, я совсем заснула.
Черт возьми, я хотела бы иметь всегда под рукой эту китаянку!
– Ли, – сказала я, – ты понимаешь по-русски?
Она кивнула.
– Приходи ко мне каждый день делать массаж ног – я буду платить тебе, сколько ты скажешь. Ладно? Сколь стоит твой массаж? Какой массаж ты еще умеешь делать?
– Всякий, – сказала Ли. – Китайский, тайский, японский… Ты хочешь учить массаж?
Ли была слишком хорошего мнения обо мне. Я хотела не учиться, а получать удовольствие.
– Да, Ли, я буду у тебя учиться, – сказала я, чтобы ее не обидеть. – Сколь лет надо учиться тому, что умеешь ты?
– С детства, – сказала Ли. – Но если ты способная, то недолго, год-два…
Я взяла в свои руки ее маленькие ладошки и стала рассматривать их. Мне хотелось понять, откуда в этих ладошках такая сила. Когда Ли нажимала на избранные ею точки, она будто прожигала своими пальчиками кожу и плоть. На одной из ладошек, на внешней стороне, я увидела маленькую наколку в виде четырехзначного номера. Ли страшно покраснела, когда я погладила номер и спросила:
– Что это? Ты стояла в очереди за мукой?
Мама мне рассказывала, как в голодные времена в России люди писали на ладонях номера, когда стояли в очередях за хлебом.
Ли молчала, и глаза ее выражали ужас. Я видела, что она вот-вот заплачет.
– Ли, я пошутила. Не обращай внимания на мои слова, я грубая девочка. Я в детстве дралась с мальчишками.
Ли через силу улыбнулась. Потом быстро собрала свои вещички и, попрощавшись, ушла.
Мне быстро прискучило обучение сервису. Я знала, что хочу командовать, а не ухаживать. Мне казалось, что мой учитель Дун ведет меня к моему скромному офисному счастью слишком длинным и извилистым путем. Зачем так много уметь, чтобы стать канцелярской крысой в Чайна-тауне? Как говорится, юбку покороче – и за компьютер!
И я решилась сказать ему об этом.
– Я вообще-то не хочу так углубляться ни в историю, ни в философию. Ни тем более в педикюр и массаж. Мне бы узнать что-нибудь такое, чтобы сразу начать получать много денег. Раз уж мне не досталось славы. Когда денег мало, они очень быстро кончаются. Иногда у меня нет денег даже на массажистку. Или на бензин.
Китаец удивился моим словам. Он поднял брови в знак удивления.
– Чайна-таун начали строить еще при старом мэре, – сказал китаец, скромно опустив глазки.
– И что из того?
– И строили его день и ночь, без выходных и перебоев в снабжении. Много людей привезли строить этот город. И никто не знает, куда потом делись эти люди… Никто не знает теперь, кто владеет этим городом. Никто не знает, как устроен город. Даже те, кто живет внутри него. Потому что никто так сильно не
