Бубни теперь, что смерть амбивалентна,что ты воспрянешь в брюхе родовом,что удобряют почву экскременты,и в этих массах все нам нипочем,что все равно… Не все равно, мой милый!И смерть есть смерть, и на миру онане менее противна, чем в могиле,хотя, конечно, более красна.
1997–1998
* * *Почему же, собственно, нельзя?Очень даже можно!Плюнуть в эти ясные глаза,отпустить под горку тормозасладко и несложно!Кануть, как окурок в темноту,полететь, визжа, к едрене фене,лучше уж в бреду, чем на посту,лучше уж в блевоте, чем в поту,лучше уж ничком, чем на коленях!И от водки лучше, чем от скуки!Эх бы загу- загу-загу-лять,да загулять!Так-то так, но вот в чем, парень, штука —где же будем мы носки стирать?Хорошо без дома, на просторе,но без ванны как-то не с руки.Воля волей, только под заборомзябко в нашем климате, и вскореты поймешь – уж лучше от тоски,чем от грязи! А лишай стригущий?А чесотка? А педикулез?Нет, Земфира, вместо страсти жгучейзаведи дезодорант пахучийи тампакс. А то шибает в нос.
1998
АНТОЛОГИЧЕСКОЕ
Блок умирающий, как свидетельствуют очевидцы,бюст Аполлона разбил. Акт вполне символический, есливспомнить его увлеченность Бакуниным, Ницше и Троцким.Если же вспомнить еще и пушкинскую эпиграммуна ситуацию аналогичную (помнишь —про Бельведерского Митрофана с Пифоном?) – глубинныйсмысл прояснится сего ритуального хулиганства.
1998
* * *Мы говорим не дискурс, а дискурс!И фраера, не знающие фени,трепещут и тушуются мгновенно,и глохнет самый наглый балагур! И словно финка, острый гальский смысл,попишет враз того, кто залупнется!И хватит перьев, чтобы всех покоцать!Фильтруй базар, фильтруй базар, малыш.
1998
* * *Что «симулякр»? От симулякра слышу!Крапива жжется. А вода течеткак прежде – сверху вниз. Дашевский Гришана Профсоюзной, кажется, живет.О чем я то бишь? Да о том же самом,о самом том же, ни о чем ином!По пятьдесят, а лучше по сто граммов.Потом закурим. А потом споем:«Не уходи, побудь со мной, мой ангел!Не умирай, замри, повремени,романсом Фета, приблатненным танго —о, чем угодно! – только помани,какой угодно глупостью…» Приходитдовольно-таки скучная пора.Вновь языку блудливому в угодураб покидает Отчий вертоград,ну, в смысле – разум ленится и трусит,юлит, грубит, не хочет отвечать.Вода меж тем течет по старым руслам,крапива жжется и часы стучат.И только голос слабый и беспечный,почти не слышный, жалкий и смешной,лишь полупьяный голос человечийеще звучит и говорит со мной!..Век шествует путем своим дурацким.Не взрыв, не всхлип – хихиканье в конце.А мусикийский гром и смех аркадскийне внятны нам, забывшим об Отце.Но, впрочем, хватит умничать. О срокахни сном, ни духом не дано нам знать.Рецензия у Левушки в «Итогах» —вот все, на что мы вправе уповать.Дашевский Гриша, приходи в субботу,так просто – позлословить, подурить,подухариться Бахусу в угоду.Хотя в такую мерзкую погодутебе, наверно, трудно выходить.
1998
* * *О высоком и прекрасномсердце плакало в ночи,о насущном и пустяшном,о всамделишном и зряшном…Сердце-сердце, помолчи!Сердце-сердце, что такое?Эк тебя разобрало!Муза- шмуза, все пустое.Глянь-ка в форточку – какоетам столетье подошло! Не такое время нынчечтобы нянчиться с тобой!..Что же ты, сердечко, хнычешьи, как тать в ночи, химичишьнад бумажной мишурой? Что ты ноешь, что ты воешь,что ты каркаешь в ночи,что канючишь, ретивое,с бестолковой головоюпакт мечтая заключить! Что ж ты клянчишь, попрошайка!Мы не местные с тобой,и, признайся без утайки,устарели наши байкив тихой келье гробовойо высоком и прекрасном,Шиллер-шмилер, ветхий Дант… Твои хлопоты напрасны,твои происки опасны,мракобес и обскурант! В общем, хрен те, а не грант!
1998
РОМАНС
Были когда-то и мы… Ну ведь были?!Были, еще бы не быть! Ух, как мы пили и, ах, как любили,ой, как слагали навзрыд!О, как мы тайной музыке внимали,как презирали мы, о!И докатились мы мало- помалу,не осознав ничего.Логоцентризму и фаллоцентризму (дикие хоть имена)отдали мы драгоценные жизни.Вот тебе, милый, и на! Вот тебе, бабушка, и наступаетЮрьев денек роковой!К новому барину бодро шагаетсправный мужик крепостной.Только Ненила- дурында завыла,Фирс позабытый скулит,ветхой музЫки едритская силанад пепелищем гудит.И не угнаться усталой трусцою,да и желания нет.Опохмелившись с холодной зарею,смотрим в окошко на свет.Сколь удивителен свет этот белый,он обошелся без нас… Ах, как мы были, и сплыли, и спели —сами не верим подчас.Что ж, до свидания, друг мой далекий,ангел мой бедный, прощай!В утро туманное, в путь одинокийстарых гнедых запрягай.
1998
TRISTIA
На Ренату Литвинову глядючи,понимаешь, что время ушло,а читать Подорогу пытаючись,даже этого ты не поймешь.Ой, красива Рената Литвинова,сердцу жарко и тесно в груди!Ой, мудрен Подорога загадочный,хоть ты тресни и хоть ты умри!Ты, Литвинова, птица заморская,хоть с экрана-то нам улыбнись!Вот сидим мы, глотаем «Смирновскую» — хоть полслова бы о Жомини!
1998
* * *Боже, чего же им всем не хватало?Словно с цепи сорвались!Логос опущен. Но этого мало —вот уж за фаллос взялись! Что ж это деется, батюшки-светы?Как же так можно, друзья? Ладно уж с Новым, но с Ветхим Заветомтак обращаться нельзя! Стойте, девчата, окститесь, ребята,гляньте сюда, дураки — скалится злобно Vagina dentata,клацают жутко клыки!Скоро останутся рожки да ножки,коль не опомнитесь вы!Гляньте-ка – фаллос вам кажет дорожкук Логосу, в светлую высь!
1998
УМНИЧАНЬЕ
Ты спрашиваешь: «Что есть красота?»Я отвечаю: «Эти вот места!»М. Кукин, К. ГадаевОбъекта эстетические свойствав конце концов зависят от субъекта.Субъект читает Деррида и Гройсаи погружен в проблемы интертекста.Меж тем объект злосчастный остаетсяневидимым,
